В тот день Перегудов его и… – Шоуба щелкнул языком и, вытянув указательный палец правой руки, несколько раз согнул его, словно нажимая на невидимый курок.
– Если вы, как ты говоришь, не воспользовались драгоценностями Лозинской, то, скажи, откуда тогда у Дроганова автомашина? Да и по ресторанам, говорят, он стал похаживать в последнее время… Как это понять? Одно не вяжется с другим! – Интересно было знать, какой ответ даст Шоуба.
– По-моему, он промышлял наркотиками. – Шоуба высморкался в платок, – Вокруг Краснодара, в колхозах, растет много конопли, и из нее делают гашиш, кокнар…
– Откуда знаешь об этом? – перебил я. – Случайно, не был его клиентом?
– Да нет, – пряча глаза, ответил Шоуба. – Говорят, что и Полина снабжала деньгами, магазин ведь у нее, – добавил он как-то уж слишком быстро, и я подумал, не снабжал ли его самого наркотиками Дроганов для сбыта их в Абхазии? – Я решил поделиться с Валерой и поехал в Сухуми… «Да, наделали мы делов из-за ерунды», – сказал он. Я отдал ему пистолет.
– Где это было? На морвокзале?
– Нет, в другом месте.
– Предлагал ли Хатуа убрать Дроганова?
– Нет. Клянусь прахом отца, он просто сказал, чтобы я как-то успокоил его… И вот что из этого вышло!
– Успокоили… навсегда, – докончил я за Шоубу. – Зачем ты передал пистолет Хатуа?
– Он сам попросил…
– Не знаешь, зачем ему нужно было оружие?
– Нет, – как эхо, отозвался Шоуба.
– Учаву на самом деле не знаешь?
– Неужели вы еще не убедились в этом? – как-то укоризненно произнес Шоуба.
– Ты сам откуда взял пистолет?
– Помните, я говорил, что у меня умер дядя? Так вот, он привез этот пистолет с войны и хранил с тех пор. Я его выкрал и носил с собой. Дядя, правда, поднял шум, узнав о пропаже, но я так и не раскололся.
– Да, ты тоже крепкий орешек, – полупохвалил я Шоубу, вспомнив его рассказ о том, как Ганиев выразился о Лозинской. – Патронами где разжился?
– Патроны в двух обоймах при пистолете. Он был весь в солидольчике… Дядя, видимо, даже не стрелял из него, но регулярно чистил.
Вошел Шота Гагуа, который словно дожидался конца нашего разговора. Только сейчас я понял, что он надолго отлучался из кабинета, но тогда не обратил на это внимания – оно было направлено лишь на Шоу-бу.
Когда Шоубу увели, Шота сказал:
– Могу поздравить: Хатуа нигде нет. Пока ты допрашивал Шоубу, я наводил справки. Словно испарился…
Не заезжая на работу – был поздний вечер – усталый и голодный, я поехал домой.
– Что у тебя под глазами? Посмотри на себя! – встретила меня тревожно жена.
Я подошел к трюмо. На меня глядело почерневшее и ставшее словно чужим лицо. Темные круги под глазами, как синяки.
Приняв душ, поужинал и направился к двери.
– Куда ты? – спросила Манана.
– На работу.
– Но ведь рабочий день кончился! Отдохни, книгу, наконец, почитай. Преступники подождут!
Но дела не ждали. В кабинете по телефону связался с Ганиевым, попросил приехать.
– Уже поздно, – капризно протянул он. – И притом, я не сова, а жаворонок…
– Приезжайте!
Ганиев явился через полчаса. Выглядел так, словно собрался на званый вечер.
– Что, нашли убийц? – спросил он, усаживаясь.
– Ищем, – коротко ответил я.
– До каких пор? – Он уже перешел в наступление.
Я постарался взять себя в руки, но не смог:
– Мешает что-тo, или, вернее, кто-то!
– Кто же именно?
– Например, вы!
– Вы с ума сошли, – негромко произнес он. – Я мешаю следствию? С чего вы это взяли?
– Я располагаю сведениями, – во мне всё кипело, – что два парня еще до убийства Лозинской расспрашивали вас о драгоценностях, и вы подтвердили, что таковые имеются… Было это или нет?
У Ганиева опустились плечи:
– Да, помню такой разговор. Я им рассказал об этом, совершенно не придавая значения… Они представились мне сотрудниками Абхазского государственного музея. Эксперта-ювелира обещали привести… Неужели они, а?
Я не ответил.
– Да не похожи они на преступников, клянусь честью! – Лицо Ганиева покраснело. – Вежливые такие, аккуратно одеты…
– Вы думаете, Игорь Филиппович, преступники ходят в звериных шкурах, с дубиной в руке или с ножом в зубах? – с плохо скрытой насмешкой спросил я. – В дальнейшем вы видели кого-нибудь из них?
– После убийства Натальи Орестовны встретил на улице одного из них… Он отвел меня в сторону и сказал, что если я выну изо рта язык, то отрежет его вместе с головой.
– Поэтому вы и молчали на следствии?
– В основном, да. Знаете, у меня дети, внуки, наконец…
Ганиев сейчас бил на жалость, но я решил не поддаваться чувствам.
– Сможете опознать их?
– Да. – Голос его прозвучал обреченно.
– Тогда берите вот этот протокол и напишите всё, что сейчас
говорили. Укажите приметы парней. И подробно.
После допроса я повел Ганиева на опознание. Ганиев уверенно опознал Шоубу и заявил, что во время того памятного разговора в ресторане этот человек молчал, зато без умолку говорил другой.
Я показал Ганиеву несколько фотоснимков.
– Вот он и вел переговоры, – сказал Ганиев, указав на фотографию Хатуа. – И он после убийства Лозинской угрожал расправой, если кому-нибудь расскажу о встрече с ним.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Из командировки вернулся Ахра. Я сказал ему, что надо брать Хатуа, но… никто не знал, где он.
Хатуа я не видел ни разу, если не считать фотографии. Но справки о нем наводил. Выяснилось: когда Хатуа чувствовал, что капкан вот-вот захлопнется, не огрызался, не портил нервы следователю, а тихо, не спеша выкладывал обо всех своих прегрешениях, которых у него было немало. Это был вор-виртуоз, который мог обокрасть квартиру почти на глазах хозяев… Но, если уж улик против него было мало, он так же тихо парировал удары и в большинстве случаев вылезал сухим из воды. Легко входил в доверие, как в случае с Ганиевым… Я также узнал, что он жизнью своей и чужой никогда не рисковал. До того, как я вплотную занялся личностью Хатуа, казалось, что он из той породы, кто, не задумываясь, может пустить в ход нож или пистолет. Впоследствии убедился, что это не так, но, тем не менее, не покидала мысль: не изменил ли он своей привычке? Старуха могла и крик поднять, а в такую минуту преступником движет только страх, и он не думает о последствиях. Вот он мог и стукнуть ее чем попало… Словам Шоубы я не больно-то верил…
Человек не укладывается в определенную схему, и это в полной мере относилось к Хатуа: говорили, что он выглядит безупречно. Правда, он не был так красив, как, например, Шоуба, но нечто изящное и, как бы сказать, интеллигентное, что ли, проглядывало в нем. В ином месте он мог сойти за порядочного человека, но то была личина, которая очень ему шла… Ломброзо не был бы от него в восторге, не в восторге был и закон, но Хатуа Валерия Кунтовича это мало трогало.
Однажды, в Ленинграде, он так легко вошел в доверие к человеку, что тот, пригласив к себе, предоставил квартиру в его полное распоряжение. Хатуа наговорил ему, что собирается поступать в институт, но не знает, куда приклонить голову. Сердобольный этот человек, оказывается, отдыхал в Абхазии, вкусил все прелести гостеприимства нашего края, и решил отплатить Хатуа тем же. Тот замышлял совсем другое, и через несколько дней вынес из квартиры все ценное, погрузил в машину хозяина и отбыл в неизвестном направлении… Хозяин разгневался, и с помощью милиции сперва отыскал свою машину, в которой Хатуа ничего не тронул, а затем и его самого. Но вещей ему увидеть не пришлось: Хатуа спустил их скупщикам краденого и, оставив машину где-то по пути, отправился дальше налегке. Свое вероломство Хатуа пришлось оплатить свободой – больше у него ничего не оказалось: он успел спустить и деньги, вырученные за вещи гостеприимного хозяина… Хатуа потом признался, что самый трудный миг для него наступил тогда, когда хозяин встретился с ним с глазу на глаз, на очной ставке, потому что испытал нечто вроде смущения…
Да, Хатуа не был чужд сантиментов, не лишен хороших манер. От похабных слов он чуть ли не краснел и замашки блатных ему претили…
Когда его, наконец, привели ко мне, он вежливо поздоровался, и остался стоять у двери. Я понял, что представление о нем меня не обмануло.
– Слушаю вас, – с готовностью начал Хатуа, видя, что я молчу и все разглядываю его.
– Сперва присядь, – показал ему на стул.
Он сел, поправив брюки, и я заметил, что пальцы у него цепкие, тело сильное, гибкое. Это был очень ловкий зверь с кошачьей повадкой…
– Я уже сел, – напомнил Хатуа, потому что я все еще молчал. – Правда, на стул, но, надеюсь, не в тюрьму. А мне туда не хочется, потому что сейчас я чист, как слеза. Раньше хоть знал, за что меня беспокоят, но на сей раз – нет. – И он развел руками. – Неприятно отвечать за свои грехи, но за чужие – вдвойне…
– Бывало ли так, Хатуа, что ты отвечал за чужие грехи? – усмехнулся я.
– Никогда! – Он улыбнулся.
– Можешь быть уверен, что и сейчас не будет этого. – Мне надоел этот полусалонный разговор, но иного выхода не было. – Интересуюсь кое-чем… И«если окажется, что ответы меня удовлетворят, то…
– …мы останемся друзьями, вы это хотели сказать, не правда ли? – мило закончил он.
– Может быть… Невежливо перебивать человека, – пожурил я.
Хатуа склонил голову словно в знак покаяния, но я понял, что такая игра ему по душе, ибо покуда разговор идет в спокойном русле, он успевает сосредоточиться и давать обдуманные ответы.
– Итак, перейдем к делу, – сказал я. – Ты знаком с Шоубой?
– Да.
– И давно?
– Года два… Он сам напросился на знакомство.
– Ас Учавой?
– И с ним… – согласно кивнул он.
– Недавно у Учавы изъят… парабеллум, – доверительно сообщил я.
– Никогда бы не подумал, – медленно, не меняя выражения лица, произнес Хатуа. – Очистить карман ротозея – куда ни шло, но пистолет? Это на него не похоже.
– Из того пистолета убит человек… В Краснодаре, – еще доверительнее произнес я.
– Учава?
– Другой.
– Кто?
– Вопрос относится к тебе, а не ко мне.
– Случайно, не меня имеете в виду?
– Нет… Это не в твоих правилах.
– Хоть на том спасибо, – произнес он удовлетворенно.
Я вновь подумал, что в пустопорожних разговорах он ищет передышку. Искрометный допрос, когда человеку не дают опомниться, ему не по нутру, и я не стал менять свой неторопливый тон, решил допросить в том ключе, который его устраивал, – так было интереснее.
– Но нет правил без исключения, – добавил я осторожно.
Он промолчал, ясными глазами обозревая стену.
– Так что же было в Краснодаре? – негромко спросил я.
– Откуда я могу знать о каком-то там убийстве да еще в Краснодаре? – немного повысил он голос.
– От Шоубы, например, – по-простецки улыбнулся я.
– А он что – поставщик информации? – Этот вопрос ему был нужен, как глоток воздуха.
– Не для всех.
– Я вхожу в число избранных?
– Да.
– Это мне льстит… А вы входите?
– Я – тоже.
– Так бы сразу и… – он, наконец, понял, что передышка дана была не для его блага. – Шоуба действительно говорил, что в Краснодаре убили его знакомого, портного. – Это полупризнание, скорее всего, было похоже на рапорт плутоватого подчиненного, который главное выложит в самом конце.
– Но это еще не все, – нанес я укол.
– Бог ты мой, а что еще? – Укол, видимо, был болезненный, и он вновь решил отойти.
– К богу обращаются верующие. Ты, надеюсь, не из их числа. – Я дал ему возможность прийти в себя.
– Рад бы в рай, да грехи не пускают.
– Свои?
– А чьи же еще?
– Разве нельзя жить без грехов?
– Пробовал…
– Ну и что?
– Ерунда получается. Грешным веселее… Вам, безгрешному, наверно, скучно?
Я улыбнулся:
– С такими, как ты, не соскучишься… Что еще говорил Шоуба? – Я решил приблизиться к нему.
– У него – ветер в голове. Выдумывает всегда всякое. – Хатуа изменила осторожность.
– Точно, – с готовностью подхватил я. – Выдумал какую-то старуху…
Хатуа промолчал.
– Так как же старуха?
– Предпочитаю молодых, – слабо отпарировал он.
– Они обычно бедные… Другое дело – божий одуванчик, молва о богатстве которого волной докатилась аж до Краснодара и вернулась обратно, в Сухуми… Слухом земля полнится, а? Поневоле поверишь ему, да еще если покажут рисунок… Соблазн ведь штука вредная. – Я решил, что пора и на Хатуа набросить сеть.
– Не понимаю, о чем говорите. – Он старался выпутаться из нее, но как-то неловко у него это получилось.
– Ты всегда поступаешь так? Так зачем нужен был лишний свидетель? Расскажи, как ты хотел пополнить экспонаты нашего музея, а? – Я весело улыбнулся. – Ловко ты провел врача… Напомни, как его зовут?
На губах Хатуа мелькнула улыбка. Чтобы скрыть ее, он легонько кашлянул и отвернулся. Молодец, подумал я, умеет вести себя достойно и не показывает коготки, как Шоуба!
– Здорово ты его напугал! Я даже удивился, когда врач сказал, что ты мило пообещал отделить его голову от туловища да еще и с языком в придачу… Ну что, перестанем играть в прятки?
– Знаю, что старуха убита. – Хатуа выкинул белый флаг. – Но я ее не убивал. Видимо, еще кто-то охотился за ней. На квартире… не нашел ничего, кроме книг и старого барахла, а они мне – до лампочки. Шоуба – кретин. Слышал звон, да не знает, где он. Бить надо таких смертным боем… Вы, может, думаете, что я убил ее? – Белый флаг не доставил мне сейчас никакой радости.
– Время покажет, – сказал я уклончиво. – Где пистолет, который передал тебе Шоуба?
– Отдал этому… Учаве. Зачем нужен был пистолет ему, так и не понял. С оружием хлопот не оберешься. Вот и вляпался. Пусть теперь сидит за ерунду… Честное слово, не убивал я старуху! Что вы так на меня смотрите?
Я легонько потряс головой, отгоняя оцепенение, нахлынувшее на меня, с тоской чувствуя, что никак не могу вырваться из заколдованного круга.
– И не знаешь, кто это сделал? – глупый вопрос вырвался сам собой.
– Честное пионерское! – дурашливо, но, как показалось, вполне искренне ответил он. – А говоря блатным языком, век свободы не видать!
Я помолчал, а затем потянулся к бумагам:
– Начнем?
– Дайте мне, – сказал Хатуа, протянув руку. – Сам напишу. Впервые в жизни…
…Через час передо мной лежал протокол допроса, написанный Хатуа почти без ошибок и вполне понятным почерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12