Потом он подошел к Игорю и попытался засунуть листок в карман его ковбойки. Игорь попятился, крикнул:
– Катя, перестань! Пусть он не лезет ко мне!
Катя тихонько засмеялась.
– Ну, хватит, – сказала она. – Я устала, голова прямо трещит.
Кирилл не вмешивался в мало ему знакомую область автоматики, только щелкал фотоаппаратом. Но теперь, когда опыты были закончены, он сказал:
– Угомонились, Вольфы Мессинги? Теперь, Катюша, у меня будет просьба. Прикажите вашему другу отломить от этой цепи одно звено.
– Кому нужна твоя цепь? – сказал Игорь.
Кирилл внимательно следил, как треножник, приподняв цепь, взялся двумя клешнями за крайнее звено… Тррак! Звено лопнуло, разогнулось. Кирилл принял его из протянутой клешни и стал рассматривать свежий излом.
За дальними хребтами догорал закат, с востока наплывала мгла, неся ночную прохладу и ту особенную плотную тишину, какая бывает только в горах на грани дня и ночи.
Катя зябко повела плечами, сказала:
– Я очень устала.
Она могла бы добавить, что очень голодна и очень хочет пить.
Ужин был скудный. Неумолимый Кирилл разрешил съесть полбанки консервов, по три галеты и по пять кусков сахару и запить глотком воды. Он напомнил, что галеты не простые, а витаминизированные, но этот отрадный факт все-таки не вызвал энтузиазма.
Треножник скромно стоял в углу пещеры, возле туннеля, поблескивая золотистым корпусом в свете свечи. Он, казалось, наблюдал и пытался понять, чем заняты люди. Раза два он шевельнул рычагами, откликаясь, видимо, на какие-то Катины мысли, которые могли бы побудить его к действию, но тут же замирал, повинуясь мысленной команде.
– Ужасно утомительно, – пожаловалась Катя. – Приходится следить за собой и не думать ни о чем конкретном. Нельзя ли уложить его спать?
– Типичный черный ящик, – сказал Игорь.
– Что еще за черный ящик? – спросил Кирилл, закуривая.
– Так в задачах по автоматике называют приборы, действие которых известно, а устройство – нет. Когда мы привезем его в Москву, прежде всего просветим рентгеном и прощупаем ультразвуком, а потом осторожно разрежем корпус…
– Ну, уж нет, – проскрипел Кирилл. – Резать не позволю.
– Как это – не позволишь?
– Очень просто. Не строй из себя хозяина робота.
– Ничего я не строю! – Игорь разозлился. – Но никто мне не помешает заняться изучением…
– Принять участие в изучении, – жестко поправил Кирилл.
– Да перестаньте, как вам не стыдно? – вмешалась Катя, уже забравшаяся в спальный мешок. – Надо же – о приоритете заспорили…
– Не люблю, – сказал Кирилл, – когда начинают вещать безапелляционным тоном.
– Да кто вещает? Сам только и делает, что распоряжается! Дораспоряжался! Завел нас…
– Игорь, Игорь, – прервала его Катя, – прошу тебя, замолчи.
– Пожалуйста. Могу вообще не разговаривать.
Кирилл задул свечу. Некоторое время все трое лежали молча. Потом раздался тихий Катин голос:
– Не могу отделаться от впечатления, что он слушает наши разговоры и… и они ему неприятны.
– Не будьте такой уж чувствительной, – отозвался Кирилл. – Все-таки он робот, а не человек.
– Как по-вашему, Кирилл: откуда он здесь взялся?
– Об этом и думаю… У него в лапе был обломок браслета от цепи. Значит, можно предположить, что он освободил прикованного здесь таинственного гиганта…
– Прометея?
– Допустим… Для него не составляет труда порвать массивную бронзовую цепь – вы сами видели, как легко он это сделал.
– Кирилл, но ведь представить себе невозможно: бронзовый век – и такой совершенный автомат, управляемый биоизлучениями.
– Верно. На земле, Катюша, вообще много загадок. Вот вы упомянули бронзовый век – разве не загадочно то обстоятельство, что он начался у разных народов почти одновременно, что изделия ранней бронзы были у всех однотипны? Или возьмите загадку неожиданной вспышки – не могу подобрать другого слова – вспышки астрономических и математических знаний в древнем Шумере.
– Ну, Кирилл, по-моему, можно это объяснить постепенным накоплением знаний и скачкообразным их переходом в новое качество.
– Не спорю. Учтите только, что у всех древних народов были легенды о неких носителях культуры. Есть предположение, что они, эти пришлые мудрецы, – уцелевшие после катастрофы жители Атлантиды, которые расселились по миру и научили многим вещам отсталые племена.
– Вы тоже придерживаетесь такого взгляда?
– Я, Катя, практик. Специалист по скифско-сарматским погребениям. Но… видите ли, всегда приятно помечтать. Пофантазировать, что ли… Кроме того, я склонен серьезно относиться к народному мифотворчеству.
– Кирилл, неужели вы думаете, что жители мифической Атлантиды…
– Сделали этого робота? Не знаю, Катя. Сомнительно.
– Кто же тогда? Космические пришельцы?
– О них теперь много стали писать. – Чувствовалось по голосу Кирилла, что он улыбается. – Оставим пришельцев фантастам. Они их придумали и успокоятся только тогда, когда исчерпают до конца. Это вроде кори – надо переболеть.
– Пожалуй. А все-таки хочется верить, что были пришельцы… Что-то в этом притягательное…
– Ну и верьте, раз хочется. – Кирилл помолчал. – Вы хорошо помните «Илиаду»? – спросил он вдруг.
– Плохо. В общих чертах. А что?
– Я вот все думаю: откуда в гомеровский эпос попало описание кибернетических устройств?
– Да господь с вами, Кирилл…
– Серьезно говорю. Ну-ка, вспомните: кузнечный бог, хромой Гефест, делает новый комплект оружия для Ахилла. У него в доме полно автоматов. Гефеста водят под руки андроидные киберы, «живым подобные девам прекрасным». А сам божественный кузнец занимается тем, что… Впрочем, послушайте текст.
И Кирилл монотонно, нараспев принялся читать:
…двадцать треножников вдруг он работал, В утварь поставить к стене своего благолепного дома.
Он под подножием их золотые колеса устроил, Сами б собою они приближалися к сонму бессмертных, Сами б собою и в дом возвращалися, взорам на диво…
– Треножники! – удивленно сказала Катя.
– Да, треножники. Самоходные автоматы. Для чего было Гомеру их описывать, откуда он-их взял? Ведь для сказки достаточно – дунул-плюнул и получай готовую продукцию. А у Гефеста в кузнице были автоматические воздуходувки, управляемые мыслью, или, как вы говорите, биоизлучениями. Слушайте дальше:
Все на огонь обратил их и действовать дал повеленье.
Разом в отверстья горнильные двадцать мехов задыхали, Разным из дул их дыша раздувающим пламень дыханьем:
Или порывным, служа поспешавшему, или спокойным, Смотря на волю творца и на нужду творимого дела.
– Ну и память у вас! – вырвалось у Кати. – Я ничего такого у Гомера не помню – просто не обращала внимания… Но это же изумительно интересно, Кирилл! Неужели Гомер слышал о таких автоматах?
– Загадка, Катя, загадка… А помните ли вы легенду о Пандоре?
– Это… «ящик Пандоры»? – неуверенно спросила Катя.
– Именно. Прекрасная женщина, которой Зевс вручил сосуд со всеми бедствиями. Пандора – ее имя означает «всеодаренная» – из любопытства открыла сосуд, и бедствия сразу распространились по миру на погибель людям. Она захлопнула крышку – и в сосуде осталась одна только обманчивая надежда.
– Да, припоминаю. Но к чему вы это, Кирилл?
– А к тому, что Пандору по приказу Зевса сделал тот же Гефест. Он сделал андроидный механизм с заданной программой. Вероятно, содержимое сосуда было настолько опасно, что человек не посмел бы взять его в руки, – вот и пришлось создать автомат…
– Мне кажется, Кирилл, вы уж слишком модернизируете мифы.
– Грешен… – Кирилл засмеялся.
Разговор иссяк. Катя лежала с открытыми глазами и пыталась представить себе Гефеста. Почему-то ей мерещилась хитрая физиономия с неопрятной рыжей бородкой – ни дать ни взять, как у Кирилла. Затем мысли ее приняли иное направление. Дело в том, что Катя была очень, очень голодна. И засыпая, она с такой щемящей отчетливостью увидела белую курицу – точь-в-точь как на этикетке консервной банки Невиномысского птицекомбината, что пришлось проглотить слюну. Недалеко отсюда, в поселке, что за горой, вниз по течению речки, наверняка были такие куры, и вот одну из них, жирную, клохчущую на насесте, и представила себе, засыпая, голодная, усталая Катя.
Игорь проснулся среди ночи с неясным ощущением тоски и заброшенности. Саднило колено. Хотелось пить. Игорь прислушался к дыханию спящих, потом выбрался из мешка и сел.
Кошмар неспокойного сна продолжался наяву.
Все так хорошо, так гладко шло в его жизни, пока он не влип в проклятую каменную мышеловку… Тут он вспомнил о взрывчатке. В общем, разобраться с капсюлями и шнуром нетрудно. Можно разобраться. Правда, перспектива лезть в завал… бр-р-р!.. Ну, не обязательно ползти далеко, можно заложить мину и поблизости…
Ахнет взрыв среди ночи. А они и не поймут, что это был взрыв, подумают
– рухнул завал. Он ведь с минуту на минуту может рухнуть сам по себе.
А если Кирилл обнаружит потом исчезновение взрывчатки из рюкзака? Уговорить его, чтобы Кате ни слова… Уговоришь его, как же… А впрочем – почему бы и нет? Он брюзжит и наскакивает, но в глубине души любит его – он, Игорь, это знает… Должен же понять, рыжий черт, что дело тут идет…
О чем?
Ну, о жизненно важном для него, Игоря.
Катя не должна знать. Узнает – никогда не простит… Вот он, рюкзак Кирилла. Протяни руку и вытащи избавление…
Что ж не протянешь руку, чего ждешь, ведь скоро начнет светать… В промозглой темноте пещеры Игорь презрительно кривит губы. Он смешон самому себе.
Ладно, выбросим из головы эту мысль и завалимся спать до утра, решает Игорь. Вот только напиться бы…
Он на ощупь пробирается в угол, где лежат фляги. Нашаривает одну. В ней совсем мало воды – еле булькает. Вот вторая фляга. Она полная. Игорь начинает отвинчивать колпачок, и вдруг пальцы его останавливаются…
Тьфу, дьявольщина, опять всякая дурь лезет в голову. Ну, подумаешь, отопьет глоток – невелика убыль. Катя и не узнает.
А если узнает? А если она не спит и прислушивается, как он ползает по пещере?.. Да нет, спит без задних ног. Ничего она не узнает. Ведь один крохотный глоток…
И все-таки он не делает этого глотка. Ругая себя последними словами, завинчивает колпачок фляги. Ладно, так оно спокойнее будет.
Может, разрешишь себе по нужде сходить? – мысленно иронизирует Игорь над самим собой.
Шаркая ногами, он бредет к туннелю, слабо освещенному луной, и вдруг замечает, что треножника нет на месте.
Что еще за новости?
Игорь возвращается, нащупывает возле мешка Кирилла фонарик. Обводит лучом пещеру. Да, треножника нет. Уж не пошел ли он заряжаться лунным светом?
Игорь выходит сквозь туннель на площадку. Ух, какие звезды! С кулак величиной. Мерцает и вроде бы плывет наискосок по черному небу Млечный Путь. Прямо хоть садись и изучай астрономию.
Поеживаясь от резкого ночного холодка, Игорь обходит площадку. Треножника нет и здесь. Сквозь землю, что ли, он провалился? Или, может, просто приснился во сне?..
Шорох осыпающихся камешков доносится откуда-то снизу. Игорь ложится на край площадки, свешивает голову…
Он смотрит – и глазам своим не верит: что-то громоздкое и блестящее быстро поднимается по почти отвесной стене. Так он лазает по скалам?!
Опрометью кидается Игорь в пещеру.
– Подъем! – орет он.
Все трое выбегают на площадку в тот самый момент, когда робот показывается над обрывом. Раз, два! – суставчатые «ноги» на краю площадки. Треножник идет прямо к испуганной Кате и протягивает ей белую курицу породы леггорн – точь-в-точь такую, как на этикетке консервной банки…
– Долго ты будешь ее ощипывать, Катя?
– Потерпи немножко. Вон сколько еще перьев.
– А жирная какая! Не выдержала, задохнулась в железных объятиях, или из чего там сделаны его клешни.
– Ку-урочка! Цы-ипочка! Вот мы тебя сейчас выпотрошим…
– Не жалей, Кирилл, лей в котелок всю воду. Теперь есть кого за водой сгонять!
– Ребята! Да мы же спустимся на нем! А что – сядем верхом, и за милую душу…
– Кирилл, вы – гений!
– Эй ты, непризнанный гений, запихивай птицу в котелок.
Весело шумел примус, сжигая последние граммы керосина, над которым еще недавно трясся расчетливый Кирилл. Его, Кирилла, будто подменили – таким он вдруг сделался безумно расточительным. Он даже извлек из рюкзака припрятанную банку – компот из персиков – и вспарывал ее теперь, неприлично облизываясь от предвкушаемого наслаждения. А Катя колдовала над котелком, вдыхала волшебный запах вареной курятины и без конца принималась рассказывать, как, засыпая, она представила себе поселок за горой и курицу на насесте – и вот поди ж ты, этот чудо-робот кинулся со всех ног…
– На воровской промысел, – вставил Игорь.
– Ну, скажешь! Мы же заплатим курицыным хозяевам, когда спустимся. Ах ты, мой миленький! – обратилась Катя к треножнику. – Умненький ты мой, разумненький. Дай-ка я тебя поцелую… Нет, стой! – испуганно крикнула она, видя, что робот шагнул к ней.
Игорь и Кирилл загоготали.
Горели сразу две свечи, озаряя неслыханное ночное пиршество и отражаясь в полированном брюхе робота-скалолаза, робота-спасителя, робота-похитителя кур.
Они рвали зубами нежное белое мясо.
– Будем брать от жизни все! – провозгласил Игорь, потрясая куриной ногой.
А потом, насытившись, сонно моргая, они затянули старую альпинистскую песенку:
Умный в горы не пойдет, Умный горы обойдет…
Вещи увязали в два тюка: в одном – все мягкое, в другом – остальное. Тюк с «остальным» взвалили на робота, зажав меж двух его рычагов. Управляемый Катиной мыслью, робот, ловко перебирая ногами и свободной рукой, спустился в котловину, положил тюк под кустом орешника и благополучно вернулся наверх.
Трое, лежа на краю обрыва, наблюдали за ним.
– Здорово! – восхищенно сказал Игорь. – Катя, вели ему поднять ногу… Так я и думал! У него присосы на лапах. Он может и по потолку ходить.
Мягкий тюк сбросили с площадки. Земное тяготение исправно сработало, и тюк, беззвучно шлепнувшись у подножия горы, откатился в заросли орешника.
– Ну, так, – сказал Кирилл и выжидательно посмотрел на Игоря и Катю.
1 2 3 4 5 6 7