Тяг с изумлением воззрился на собственный сапог. Носок ало пламенел кровью.– Да он кровит, будто резаная курица!– Весь двор испоганил! – Трескоташа указал на пятна крови у крыльца, на само крыльцо, на дорожку от ворот до дружинной избы.– А ну-ка, Извертень, легкой ногой пролети до того берега и обратно. – Долгач, задумчиво глядя на Безрода, отослал быстронога на тот берег. – Да погляди, доплыл или нет!– Птицей пролечу! – Молодому и сильному второй раз губу переплыть – раз плюнуть.– А ты, безродина, скидывай рубаху. Если ранен, покажи. – Отвада подошел к самому крыльцу.Безрод молчал. Он уже поднялся на одно колено и качал головой, глядя исподлобья снизу вверх.– А не снимешь рубаху, значит, не ранен, – процедил Отвада сквозь зубы.Безрод холодно улыбнулся. Княжья задумка проступила на лице, будто кровь на белой рубахе. Раз не ранен – так и жалеть нечего, пусть-ка с остальными походит. Завтра, послезавтра и так далее. А там, глядишь, и рук марать не придется – сам подохнет. Сивый молча стиснул зубы. Прятаться за собственную кровь… не этого ли ждет князь? Боги, боги, и чего взъелся?– Время не ждет, бестолочи! – прошептал Безрод. – Вон за ворота!– Я не расслышал. – Князь окатил Долгача, стоявшего ближе всех, жгучим взглядом.– Время не ждет, бестолочи, – медленно, с расстановкой повторил Долгач. – Вон за ворота!Отвада недобро ухмыльнулся:– Этого с нами. Если здоров как бык, так нечего за овцами бегать.
За городской стеной, на поляне, вытоптанной до единой травинки, люто бились дружинные, боянские и соловейские, по крупицам стяжая ратную премудрость. Бились на мечах, на кулаках, на секирах. Ядреный запах пота, щедро пролитого на землю, обещал буйную поросль весной. Земля, политая без жали, родит щедро, от души.Безрод сидел у старого дуба, у всех на виду. Стоять не мог – ноги просто не держали. Лишь разок вои прервались, когда прибежал Извертень и что-то шепнул Долгачу, тот – Перегужу, и все трое в шесть глаз уставились на Безрода.– Доплыл, – с удивлением в голосе возвестил Долгач. – На том берегу кровавый след оставил.Вои, как один, повернулись к старому дубу, у ствола которого то ли дремал, то ли просто сидел с закрытыми глазами Безрод.– Ну чего встали, бестолочи! – рявкнул Отвада. – Трое с мечами ко мне!Вечером Безрод шел назад медленно, отдыхая через каждый шаг. След во след шел Жало, бывалый воин, чьи длинные вислые усы доставали аж до груди. Теперь без присмотра не оставят. Сивый меж лопаток чувствовал взгляд немолодого дружинного и все гадал: кинжалом ли спину пронзает, до сердца достает или теплом ласкает, в спину подгоняет, будто ветерок попутный. Жаль, оглянуться не мог. Лишних сил не было.Безрод замер на пороге дружинной избы, застив собою последний солнечный свет. Укрыл солнце без всякого умысла. Не терпение дружинных испытывал, просто силы кончились. Прямо на порожке и кончились. Зубами скрипел, а двор прошел без остановки и на крыльцо поднялся, расправив плечи и подняв голову. А что плечи расправил криво и голову вздернул косо, в том не виноват – искусан мечами, словно медведь пчелами. На одной воле и дотянул до дружинной избы. Под язвительными взглядами просто не мог рухнуть посреди двора, в шаге от избы.Стоял, тяжело дышал и ждал сапога. Сапог незамедлительно прилетел и лениво стукнул в грудь. Безрод крепко держался пальцами за створ, только потому и устоял. Сделал шаг вперед и без сил упал на пороге. Где упал – там и на ночь остался. Никто из дружинных не поднялся и даже бровью не повел. Безрод и есть безрод. Половик придверный.А утром Перегуж, подходя к дружинной избе, почуял странное. Вроде сидит кто-то на порожке? Или кажется? Нет, не кажется! В самом деле, сидит человек на пороге, будто на жизнь обозлился. И сон ему не в радость. А подойдя к ступеням, воевода замер, будто истукан. Как занес ногу над порожком, так и забыл поставить. Сидит княжий подсудимец, к перильцам привалился. Глядит кругом так люто и зло, что, не взойди солнце вовремя – дневной свет от глаз займется. Ждет. Готов уже. Зубы крепко сжаты, лицо – чисто череп, обтянутый кожей. И без того телесной мощью не отмечен, быка с одного удара наверняка не повалит, а после вчерашнего даже смотреть на него больно. Полсебя растерял, пока бегал да плавал. Хотел воевода что-нибудь сказать, да передумал. Каждый свою судьбу в кулаке держит. Ишь ты! Глядит, будто и впрямь огнем обжигает. Даже в глазах защипало. Зол парень, ох зол! Зубы съест, а пробежит и проплывет, если душу раньше не отдаст. Помирать станет, но помощи не попросит. Да и кого просить? Мизинчика не протянут.Дружинные выходили друг за другом и с изумлением оглядывались. Ведь сами видели, как рухнул вчера Сивый в самом порожке. Так и не дошел до своего ложа. Только пол кровищей извозил. А нынче сидит в уголке, зубы скалит, ни на кого не глядит. Будто и не случилось вчера ничего, будто почивал всю ночь на мягких перинах: Плюнув под ноги, Рядяша даже в избу вернулся, пристально обозрел ложе Безрода. Свежей крови нет, все старое. Значит, всю ночь на полу пролежал, и только под самое утро росяные холода в себя привели. Сидит, ждет.Безрод последним поднялся, последним и побежал. Как и вчера, у Вороньей Головы дружинные похватали мешки и, пыхтя, унеслись вокруг. Безрод, задрав голову к небу, что-то прошептал, скривился и рванул огромный мешок на плечи. Моряй не стал рвать во всю прыть, встал за смертником, и сам видел, как потекло по спине Сивого что-то темное, аккурат из-под мешка. Для пота рановато, значит… кровь? К слову сказать, и мешок-то не мал. Князь-мешок! Такой лишь Рядяше да воям поздоровее на холке таскать. А тут кожа да кости, не ходите ко мне в гости! Раздавит мешок Сивого, как пить дать, раздавит! А Безрод по сторонам не смотрел вовсе. Моряй усмехнулся. Гордыня штука тяжелая, недешево обходится. Да и сам не маленький, понимает, за какой гуж уцепился.Моряй пристроился следом за Безродом и диву давался. Уже не бежит Сивый, а просто еле ноги передвигает, колени дрожат и подгибаются, вот-вот рухнет. Давно должен упасть, но бредет седой да худой, будто осел под поклажей. Наверное, губы до крови искусал. Моряй забежал вперед. Бредет себе жилистый человек в красной рубахе, под огромным мешком дороги не видит, пот заливает глаза, а на зубах скрипит колышек, обернутый кожей. Сивый кожу разгрыз, до дерева добрался. Рубаха промокла, кровь на землю капает. И куснула Моряя шальная мыслишка – а того ли князь овиноватил? Этот из-за угла ни за что не нападет. Захочет души лишить – подойдет и лишит, как тогда на судилище. Но с такой-то гордыней да из-за угла?– Не плыви. – Сделав круг, Моряй на обрыве сбросил свой мешок наземь.Прогулочным шагом он даже не запыхался. Безрод на мгновение замер, дал богам рассмотреть себя и вместе с мешком тяжело рухнул назад. Загремела галька. Моряй поморщился. Или это кости Безрода загремели? Сивый с таким посвистом всасывал воздух, что Моряю казалось, вот-вот его грудь разорвется. А когда чужак поднялся, встал на обрыве и полыхнул кругом темными от усталости синими глазами, дружинный только и подумал: синее к синему.Безрод все же прыгнул со скалы и долго отдыхал на воде. Моряй плавал кругами, не решаясь уйти далеко.Дружинные выходили во двор после короткого полуденного сна, когда Моряй и Безрод прошли в ворота. Как и вчера, двор Безрод пересек прямо, не шатаясь, и лишь войдя в избу, рухнул на пороге. Дружинные грянули смехом, но Моряй не подхватил. Все глядел в спину человеку, что и помощи не принял, и на подставленное плечо не оперся. Даже костыль с рогатиной, срезанный по дороге и поднесенный от души, зашвырнул подальше. Вернее, хотел зашвырнуть, но улетел костыль едва на несколько шагов. Так и шел Сивый, морщась. И слова не сказал. А у самых ворот выплюнул колышек с ошметками изжеванной бычьей кожи и ногой поддал.На поляну Безрод пришел сам. Сел под свой дуб и дышал так легко и незаметно, что иным казалось – концы отдал. А вечером, переступив порог дружинной избы и крепко ухватившись за створ, Безрод замер в ожидании сапога. И дождался. Лишь покачнулся, когда в грудь ударил огромный сапожище. Сивый не упал, а только посмотрел сквозь муть в глазах туда, откуда прилетел вонючий подарок. Моряю даже показалось, что Безрод ухмыльнулся краем губ. А дружинные во все глаза смотрели на Сивого, как шел он к своему углу, и должно быть, сглазили не раз – чужак спотыкался на каждом шагу и путался в ногах. Но, видать, хранили его боги, ни разу не упал. Добрел до ложа и рухнул на голый тес. И лишь когда всё уснули зыбким, тревожным сном, Безрод на четвереньках выполз на порожек, скатился со ступеней, и там его вывернуло мало не наизнанку. Как ни было муторно и больно, заставил себя улыбнуться. Одними губами…
Очнулся в дыму, в пару и ничего не увидел. Хотел шевельнуться, но непонятная тяжесть опутала руки и ноги. Из пара возникло Лицо с белой бородой. Безрод узнал старика. Стюжень. Руками водит, шепчет, ворожит.– Душу из тебя выну, сил придам и назад верну.Огромный старик. Огромные ручищи. Огромные… Ручищи… Безрод закрыл глаза и будто невесомая птаха вознесся над своим безрадостным бытием. Будто самого себя увидел внизу на лавке. А старик и вовсе не смотрел на тело, поднял голову вверх и глядел прямо в глаза. И рядом с Безродом, так же невесом, парил бесплотный молодец, статью очень похожий на быка-Рядяшу, только взглядом помягче и полукавее. Чем-то неуловимым оказался похож румяный парень на старого ворожца, но эта тонкость ускользала с глаз, если смотреть в упор. Молодец усмехался, а Стюжень знай себе что-то шептал. И тут молодец, похожий на Стюженя, с веселым смехом пожал Безроду руку. Тот едва крик удержал, так ладонь сплющило. Пришлось в ответ жать, и жал Сивый до тех пор, пока боль не исчезла…Открыл глаза. Кто-то несет, голова на весу болтается, а душа так легка – дай волю, к звездам улетит. И боль уснула.– Рот закрой. – Все шепотом, шепотом, но, как ни шепчи, все выходит низкий голосище верховного ворожца. – Душу к звездам выпустишь, обратно не воротится.– Больно ей у меня. Страшно. – Безрод усмехнулся. Глядит старик в самое нутро.Стюжень осторожно внес Безрода в дружинную избу, прошел в угол. Пол скрипнул, но старый ворожец и ухом не повел. За день дружинные так умаялись, что, начни все доски петь разом – не проснутся. Положил Сивого на ложе, приложил руку ко лбу, и Безрод мигом провалился в сон.Моряй едва успел отпрянуть, чтобы не столкнуться с верховным ворожцом нос к носу. Скакнул за перильца, притаился и не дышал, пока старик не ушел. Только и слышал последние слова ворожца, сказанные в небо:– Ты, парень, князю нужен больше, чем он тебе.Это он о ком? Кто князю нужен больше, чем князь кому-то? Что делал в избе старый ворожец? Моряй огляделся и осторожно поднялся на крыльцо, положив себе утром выйти раньше всех. Пока весь двор не истоптали. Лишь бы самого никто не заметил. А то найдется какой-нибудь зевака, станет вопросы задавать: «А куда это Моряй в ночи шастал?» Куда, куда… на кудыкину гору!Моряй выскочил из избы ни свет ни заря, присел над пятачком у самого крыльца, вгляделся, покачал головой. Огромные следы так глубоко вдавлены в землю, словно ворожец кого-то нес. Кто же позволит носить себя, если только не болен?– Ты умеешь подходить неслышно, Стюжень. – Моряй встал и оглянулся.Ворожец вышел из-за спины, усмехнулся в бороду, кивнул:– Это я его принес. Парень душу богам отдавал, да я придержал.Моряй долго смотрел в выцветшие стариковские глаза. Почитай вся дружина выросла на этих глазах, без малого все прошли через его руки после сеч и рубок, и никогда ворожец не врал.– Старик, ты ему веришь?– Кому я верю, только богам и ведомо. – Стюжень говорил тихо, но голос рокотал, будто гром в отдалении. – А вот ты как будто уже не уверен?Моряй помрачнел. На душе муторно, а правда прячется так, будто она вор ночной, а не дева-краса с ясным взором.– Не ты ли на судилище рубаху на себе рвал, изрубить грозился?– Я. – Моряй смотрел прямо, глаз не отводил. – Но я в сомненьях, старик. Не верится мне, что Безрод зло замышлял. В мыслях против князя иду. А ведь Отвада мне как отец.– А я князю как отец. – Ворожец пожал плечами. – Значит, и я против иду. Вместе, стало быть, идем?
Из-за угла вышел воевода будить молодцев на ратные труды. Безрод, не дожидаясь побудки, вышел на крыльцо сам. Моряй глядел на него во все глаза. Вроде румянец на скулах затеплился, вроде лицом посветлел, кривится меньше. Оглянулся на ворожца. Но тот ушел так же бесшумно, как появился. Оставил одного воевать со своими сомнениями. Моряй с тоской глядел в спину ворожцу и впервые завидовал седине и прожитым годам верховного. Наверное, старик не в пример легче одолевает сумятицу в душе. И откуда ему знать, что не легче, совсем не легче. Тяжелее. Ошибки больнее бьют.Безрод бежал увереннее, чем вчера. Так же хрипел, так же свистело в груди, но уже не вело из стороны в сторону, не шатало, ноги не подгибались. Почти не подгибались. А когда воинство похватало мешки с галькой, Моряй во все глаза глядел за Безродом. Сивый вздернул мешок на плечи, недоуменно замер и повернулся. Свел брови в ниточку, глаза сузил. Оглядел каждого, кто еще не убежал. Моряй взгляд отвел, но того, что Сивый сделал потом, не ожидал никто. Безрод сбросил мешок наземь, поставил на попа, развязал веревку на горлышке, широко раскрыл – и полными горстями стал бросать гальку в мешок. Дружинные в удивлении рты раскрыли. Вот это наглость! Вчера едва концы не отдал, решил сегодня помереть! И только Моряй помрачнел и прищурился. В ночи прокрался на берег и прилично отсыпал из мешка Безрода. Дурень Рядяша такой мешок Сивому снарядил, что только на телеге и возить. Да только зря все это. Сивый не принял помощи. Посчитал за жалость. И правильно посчитал. Помощь от равного принимают, а чужак одной гордостью и жив. Всыпал обратно, как было, и показалось Моряю, что за эти горсти гальки Безрод, не колеблясь, жизнь отдаст. Кровищей изойдет, но ссыпать не позволит. И будет так же у порога принимать сапог в грудь, пока не заметит, откуда летит… Шутливого побоища до первой крови не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11