Беспричинный страх овладевает всяким живым существом в такие минуты. Зверь внезапно останавливается в глуши первобытного леса, испуганный его молчанием. Замирает сердце человека, когда, проснувшись в темной комнате, он ясно осознает вдруг свое полное одиночество. Может ли быть чувство более ужасное, чем то, которое испытываешь, поверив на секунду, что ты один на всем свете?
К счастью, Франтик и не собирался этому верить. Хотя он был одинок и мир вокруг него безмолвствовал, но в голову его не лезли такие романтические бредни. Он знал совершенно точно, чего хочет: нужно разыскать тетушку Каролину и по возможности ни с кем другим не встретиться. Здоровый реализм, присущий Франтику, побудил его предусмотрительно остановиться в чернильной тьме под навесом и внимательно оглядеться по сторонам.
Это было тихое место, сюда, очевидно, редко заглядывали люди. Длинная крытая палуба огибала левый борт и шла по направлению к корме; где-то в другом конце палубы темноту прорезывали тусклые отблески редких огней. Вокруг не было видно ни души, мертвую тишину нарушал только глухой рокот моря под килем корабля.
Франтик хотел двинуться дальше, как вдруг в тиши этого уединенного уголка раздался человеческий голос. Его перебил второй. Голоса шли из окна каюты – оно было задернуто желтой занавеской, но полуоткрыто. Франтик в испуге отскочил назад; окно находилось от него в двух шагах.
Большую часть человеческого характера составляет любопытство. И тапочки Франтика преодолели это расстояние без всяких усилий с его стороны.
* * *
Мистер Перси Грезль, корреспондент «Нью-Джерси кроникл», не был знаком со многими, например с Мильтоном и Шекспиром. Кое о ком он имел лишь смутное представление, ну, скажем, о Цезаре и Клеопатре, которые, по словам одного рыжего остряка ирландского происхождения, использовали тьму египетскую, чтобы обниматься между лапами сфинкса. Но Перси никогда не упускал случая познакомиться с полезными людьми.
Увидев однажды на палубе мисс Пимпот, он тотчас почувствовал желание сказать ей несколько дружеских слов. Это желание сначала не было ясным. Но чем меньше становилось расстояние до Адена, а Перси еще не знал, удалось ли ему смягчить сердце главного редактора «Нью-Джерси кроникл», – тем сильнее делалось его желание поговорить с упомянутой дамой. И как раз сегодня вечером он пришел к убеждению, что медлить по меньшей мере глупо. Поэтому он решительно постучал в дверь каюты, служащей временным убежищем тремстам фунтам мяса, именуемым мисс Пимпот.
Мисс Пимпот сидела на краю кровати, на полу лежало скомканное одеяло, из которого, как из уютного гнездышка, выглядывала бутылка «Мартини». Когда Перси вошел, ее взор был точно нацелен на горлышко этого предмета. Мисс Пимпот с нежностью заглядывала в бутылку и оторвалась от своего занятия с большой неохотой.
Человек, явившийся в чужой дом без приглашения, не должен рассчитывать на прием с распростертыми объятиями. Поэтому Перси нисколько не удивился, что мисс Пимпот и не подумала вскочить с постели и бурно его приветствовать. Заметив Перси, она отвела взгляд от бутылки и сурово бросила одно слово: «Сгинь!»
Но Перси не сгинул. Он закрыл за собой дверь и уселся на стул. Поглядев на мисс Пимпот так, как, очевидно, библейский отец смотрел на блудного сына, он спросил, сгорая от любопытства:
– Как поживаешь, старая тухлая треска?
Мисс Пимпот насторожилась. Мгновение она соображала, что это: комплимент, какое-нибудь новое, до сих пор неизвестное, выдуманное экзистенциалистами приветствие или оскорбление?.. Последнее было наиболее вероятно. А так как оскорбленный человек не должен сидеть безучастно, мисс Пимпот решила вскочить со своего ложа. Попытка не удалась, мисс Пимпот потерпела фиаско. Хотя тело ее переместилось в пространстве, оно не поднялось, а рухнуло на Перси. Бедняга заревел и сбросил мисс Пимпот со своих колен.
Дальнейший разговор велся при таких обстоятельствах: мисс Пимпот сидела на полу, а Перси – на стуле.
Перси. Простите, я вел себя неделикатно. (Пауза. Зажигает папиросу.) Могу вам предложить?.. Пардон, я забыл, вы курите сигары.
Мисс Пимпот. Что… что за вздор!
Перси (спокойно). Или вы все еще жуете табак, как в старое доброе время в Небраске? (Взгляд его падает на бутылку коньяку.) Ого, и тут я вижу прогресс! Раньше это был джин, смешанный с элем.
Мисс Пимпот (делая попытку встать). Вам должно быть стыдно, сэр!
Перси. Сэр?.. К чему такие церемонии, мисс Пимпот? Когда мы виделись в последний раз, вы называли меня просто Перси. Если я не ошибаюсь, это было в Мемфисе, в баре «Буги-вуги». Вы хлопали себя по ляжкам и орали: «Эй, Перси, старый морж, пусть меня повесят, если это не шикарная ночка!..»
Мисс Пимпот. Сэр, еще раз и настоятельно прошу…
Перси (мечтательно). Хорошие то были времена, мисс Пимпот! Помните, однажды вы перевозили виски из Канады в Штаты и по этому случаю обменялись с речной полицией несколькими сердечными приветствиями в виде пулеметных очередей?.. Я тогда тиснул в газеты роскошную статью, она имела шумный успех среди наших ребят. Потом я вас видел столько раз… На ринге, что на 38-й авеню, когда вы оспаривали первенство мира по вольной борьбе у Джона Друммонта по кличке Дьявол из Кентукки. Это был сильный соперник, пришлось открутить ему левое ухо и свернуть челюсть, чтобы заставить его признать ваше превосходство.
Мисс Пимпот (очевидно, начиная трезветь). Сэр!..
Перси. Вы упрямая женщина, мисс Пимпот. Я надеялся, что ваше сердечко затрепещет от радости при виде меня. Думал, конца не будет нежным, дружеским излияниям. А вы вот… (С легким вздохом.) Ну, ничего не поделаешь… будем говорить по-деловому. Не жарко ли тебе в парике. Билль?
Мисс Пимпот (некоторое время размышляет, затем сдается). Ладно, старая бестия. Номер не прошел. У вас чертовски хорошая память. Сколько хотите за то, что не выдадите меня?
Перси. Вообще говоря, ничего… (Уточняет.) Почти ничего… (Уточняет еще раз.) Сущий пустяк.
Билль. Не пропустить ли нам по маленькой?
Перси. Пожалуй.
Билль (стаскивает парик, обнажая багрового цвета лысину). Чертовски жарко, Перси. Никогда не думал, что изображать женщину – такая тяжелая работа. Меня тут чуть было не накрыли. Перси. Кто?
Билль. Все эта негодяйка Паржизек. Сначала она, а потом ее проклятая канарейка. Я ей припомню.
Перси. И правильно. Я как раз за тем и пришел к тебе. А чего, собственно, Интеллидженс сервис надо от этих жриц?
Билль (почесывая затылок). Это государственная тайна.
Перси. Подумаешь! Не слыхал я, что ли, вещей и почище!..
Билль. Ну ладно. Только не пишите о нашем разговоре аршинными буквами на первых страницах газет. Короче, это проделки промышленных кругов. В Англии хотят знать, куда их родные братья за океаном пихают деньги, ясно?
Перси. Ясно. А мисс Паржизек имеет к этому отношение?
Билль. Не слишком большое! Впрочем… на «Алькантару» летят радиограммы со всех концов мира, только искры сыплются. Вчера пришло сразу три. Что вы на это скажете?
Перси (нетерпеливо). Какие радиограммы?
Билль. А что я буду за это иметь?
Перси. Не хлопнуть ли нам еще по одной?
Билль. Я не прочь. (Задумчиво.) Сначала я служил американцам, теперь – англичанам. И скажу вам, мир отвратителен и грязен. Грязен и отвратителен. Мало платят за верную службу…
Перси (покорно). Хорошо. Сколько хотите за радиограммы?
Билль. Двадцать долларов, дружище. Ни больше, ни меньше, ровно двадцать. Выпьем? (Пьют.)
* * *
Хорошо развитая ушная раковина Франтика приблизилась к окну в тот момент, когда настроенный под влиянием «Мартини» весьма оптимистически Перси Грезль говорил:
– На этой Паржизек можно заработать золотые горы, Билль! Глупа, как индюшка в марте, сумасбродна и к тому же владеет островом. Конечно, у нее голова закружилась. Десять миллионов долларов или три миллиона фунтов стерлингов! Не каждый день человек получает такие предложения. Не хватает только одного. Хорошей рекламы в газетах. Вот с этой целью я и пришел сюда, Билль. Такого интервью, какое я с ней устрою, не знали люди с той поры, как Моисей интервьюировал господа бога по поводу своих евреев.
Другой голос отвечал:
– Правильно, валяйте, Перси! Я буду приносить вам все новости. Из дружеских чувств. Двадцать долларов за каждую информацию. Хотел бы я быть журналистом, Перси! Это – благородное занятие. Детективам живется куда хуже: они должны всегда держать язык за зубами. На этом деле себя не покажешь. У меня всегда был независимый характер, Перси, ведь вы меня знаете. За большую работу большие деньги – вот мой принцип, и никаких гвоздей. А тут – извольте любить сироток! Прямо тошно становится.
– Сироток?..
– Ну да, сироток. Потому что я – мисс Пимпот, основавшая триста шестьдесят пять сиротских домов. Перси, меня эти бабы с ума сведут!.. Ах, мое сердце пылает любовью к несчастным покинутым деткам!.. Что вы на это скажете?..
– Каждый сам кузнец своего счастья. Вот я, например, безумно влюбился в мисс Паржизек. Она поможет мне, Билль, достигнуть успеха и довольства, попомните мои слова!
– Возможно, только какая мне от этого польза?
– У вас отсутствует философский взгляд на жизнь. Вы смотрите на богатых людей предвзято. Хорошо, что существуют на свете богачи, Билль! Есть кого общипывать! Само собой, они должны быть немного придурковатыми, это необходимое условие. Богатым людям ум ни к чему. А бедным не годится быть глупыми. Лучше всего, когда человек беден, но умен, как я например. Он выжмет денежки из кого следует, разбогатеет, а ум останется при нем. И тогда ему уже нечего бояться, разве только трамвай задавит. Итак, если ты меня внимательно слушал, тебе должно быть ясно, что речь идет о том, как половчей обчистить мисс Паржизек. Я-то уж придумал. Теперь дело за тобой. Но поторопись, за этим лакомым кусочком на пароходе охотится по крайней мере дюжина людей.
– Я бы рад, Перси, но, дорогой мой наставник, в голову ничего не приходит. С тех пор как я превратился в ходячий сиротский дом…
– Все очень просто, Билль. Деньги вскружили голову мисс Паржизек. А если этого еще нет, то непременно будет, потому что она, во-первых, женщина, во-вторых, человек. Дело только в том, чтобы не упустить подходящий психологический момент. Послушай, Билль, если кто-нибудь имеет в кармане, ну, скажем, пятьдесят центов, он не станет раздумывать, купить ему шестиместный «бьюик» или гасиенду во Флориде. Заботы начинаются с пятидесяти долларов. Когда человек может приобрести швейную машину или холодильник, он начинает прикидывать, что ему нужнее. Ну а уж если у кого заведется пятьдесят миллионов, тут дело дрянь. Потому что холодильник, швейная машина, «бьюик», гасиенда и вообще все на свете у такого типа уже есть и он не знает больше, куда ему деньги девать. А в этот критический момент и появляется человек, который кое-что смыслит во вкусах богатых людей, и говорит: «Уважаемая мисс, как обстоит дело на вашем острове – ну хотя бы с цивилизацией? Есть у вас кому позаботиться о спасении падших девиц, о культурном наследии, великосветских приемах и увековечении знаменитых предков?.. Разве вы не обзавелись такими людьми? У вас еще нет министерства цивилизации? Вы, верно, хотите отстать от других государств? Надеюсь, вы позволите мне исправить это упущение?» И если вам удастся произнести речь с надлежащими интонациями и подчеркиванием при помощи ударений определенных слов, вы станете заправилой министерства. Это общепринятый способ организации подобных богоугодных заведений. Доверься опыту старого друга, Билль, и поспеши, пока есть время.
– Здорово! Значит, я стану министром, Перси! Выпьем?..
С минуту было тихо, затем раздалось приятное журчанье, и наконец голос произнес:
– Ну, я пойду, Билль. Подумай же об этой старой индюшке. Она хорошо откормлена и вполне годится на жаркое.
Дверь слегка скрипнула, и Франтик остался один среди глубокой тишины, которую нарушали только всплески волн; над головой Франтика сверкали звезды.
Он стоял, приложив руку к холодной стене, маленькое существо, затерянное на огромном иностранном теплоходе, набитом страшными людьми, стремящимися погубить тетушку Каролину. Теперь Франтика страшили не только людоеды, к которым тетушка продолжала приближаться. Он думал о людях, алчных до денег, и перед ним вставал трудный вопрос: кто из них хуже?
Франтик еще плохо знал жизнь. Ему было известно, что есть люди добрые, вроде тетушки Каролины или дядюшки Бонифация, и люди злые, как например школьный сторож пан Вондроуш или Гитлер. А теперь оказывается, мир прямо кишит каннибалами и злодеями. Они принимают разное обличье, но самые опасные из них те, которые рассуждают о цивилизации. Невинное сердце Франтика Паржизека забилось. Если до сих пор у него была серьезная причина предостеречь тетушку, то теперь этих причин стало множество.
А он стоит тут и даром теряет время!..
Франтик оторвался от окна каюты, внезапное безмолвие которой таило в себе новую, неизвестную угрозу, и быстро отошел в сторону. Отошел и остановился.
Куда идти? В этом огромном плавучем отеле сотни дверей, похожих одна на другую как две капли воды. Когда он представил себе эти бесконечные ряды дверей, тянущихся вдоль белых коридоров и крытых прогулочных палуб, ему стало жутко. Как найти нужную дверь?
Да, положение выглядело безнадежным. Таким безнадежным, что Франтик чуть было не заплакал. Он чувствовал, как затуманиваются его глаза, как предметы вокруг теряют ясные очертания. Колеблются, расплываются, приобретают странные, фантастические формы. И один из этих призраков принимает обличье тетушки Каролины…
Он протер глаза и попробовал прогнать чарующий призрак, который, очевидно, смеялся над его растерянностью. Но ему это не удалось. Призрак не исчезал. Наоборот. Он двигался по темной палубе и медленно приближался прямо к нему. И чем ближе он подходил, тем отчетливей становилось его сходство с тетушкой. Ее могучая грудь, широкие бедра, пухлые округлости рук и ног.
Призрак остановился у перил. С минуту раздумывал, а затем сел на скамейку, вглядываясь в необъятные манящие дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48