но только она отнюдь не проповедница и довольствуется тем, что черпает в религии начала нравственности, научающие правильному поведению в жизни. Таким образом, я буду иметь в лице мадмуазель д'Амбинье просвещеннейшую супругу и преданнейшую долгу жену. Она сознает все свои обязанности и мужественно принимает их во всей их строгости, даже те, которых по своему возрасту могла бы более всего чуждаться. С нею наш дом может быть уверен в обретении того, чего ему до сих пор недоставало и в чем Бог, я убежден, не откажет нашему союзу, узы которого он приготовил сам и который ему будет угодно сделать плодоносным. Благодаря тому, что мадмуазель о'Амбинье разделяет со мной это желание, а также благодаря мудрости ее речей я перестал бояться красоты ее лица, которой немного было испугался, ибо я ни за что бы не хотел, чтобы в супружестве, где первенствующее место должно принадлежать Богу, 'главенствовала страсть. Разумеется, мадмуазель д'Амбинье обладает всем, что способно внушить любовь порядочному человеку, но она сумеет умерять ее порывы и придавать им необходимую сдержанность, дабы они не выходили за пределы, коих не должны переступать, если желают оставаться тем, чем Бог дозволяет им быть.
Я силу этой отменной разумности, столь высоко отличающей мадмуазель д'Амбинье и простирающейся как на вопросы сердца, так и на малейшие подробности, касающиеся обычного течения жизни, мы как раз сегодня пришли к соглашению относительно времени и места нашей свадьбы. Я хотел бы повременить с ней, дабы иметь возможность справить ее в Кармейране, но наш траур по маркизе де Бериси помешал бы придать нашему венчанию подобающую пышность; поэтому мы единодушно решили испросить благословения нашему союзу прямо здесь же и исполнить это самым простым образом. К тому же, мне показалось, что мадмуазель д'Амбинъе хотелось бы, чтобы таинство было совершено неким ученым священником, по имени мсье дю Жардье, причастным к отречению мадмуазель д'Амбинъе от заблуждений реформатской религии, в которой она была воспитана. Итак, мсье дю Жардье обвенчает нас в ближайшем будущем. Мы условились об этом с мадмуазель д'Амбинье не далее как сегодня, и об этом-то я и считал долгом поставить Вас в известность настоящим письмом.
Я не хочу, однако же, его кончать, не рассказав Вам о моем вчерашнем посещении мсье Дагрене, который, как Вам известно, является одним из ученейших врачей факультета и одним из светил нашего времени. Уход, которым он окружил маркизу де Бериси в последние дни ее жизни и при ее кончине, был пристойным предлогом к тому, чтобы я зашел его повидать. Живет он, к тому же, неподалеку, в красивом доме, который составляет его собственность, ибо он богат. Тем не менее, несмотря на громкую славу, которую он стяжал своими удачными исцелениями, приобщившими его к числу наших знаменитостей, мсье Дагрене не чванится и не корчит из себя эскулапа. Он сохранил честную простоту нравов и не усвоил замашек теперешних наших врачевателей. Подобно тому как он придерживается старинных лекарств, польза коих испытана, не изменил он и прежним обычаям, каковые продолжают казаться ему добрыми. Его не увидишь, как иных его собратьев, разъезжающим по улицам в карете, он ездит по своим делам верхом на старом иноходце или муле.
Он как раз слезал с седла, когда я подходил к его двери, и, как только я ему себя назвал, он запросто провел меня к себе в лабораторию, которых у него несколько, ибо весь его дом свидетельствует о том неустанном внимании, с каким он относится к своему искусству. Мсье Дагрене любит окружать себя орудиями и инструментами, полезными для его науки. Здесь можно видеть всякого рода банки с ярлыками, содержащие разные части человеческого тела, в том числе и наиболее скрытые. Его кабинет украшен анатомическими таблицами, а вдоль стены выстроено несколько мужских и женских скелетов. Эти довольно зловещие предметы не мешают отличному расположению духа мсье Дагрене, которое его не покидает при самых мрачных обстоятельствах. Болезнь и смерть имеют в его лице грозного врага. Когда мсье Дагрене оправил свои брыжи и снял свою широкую шляпу, лицо его показалось мне весьма добродушным. В заметных на нем признаках старости нет ничего противного, и, несмотря на свой преклонный возраст, мсье Дагрене, по-видимому, вполне сохранил свои силы, подобно тому как он, надо полагать, не утратил и склонности к шутке.
Действительно, как только я заговорил с ним о маркизе де Бериси, он мне ответил с самым серьезным видом, что я не могу не быть ему благодарен за то. что он не продлил свыше меры дней моей тетки и не отсрочил тем самым моего счастия. Из этих слов я заключил, что мсье Дагрене осведомлен о завещании мадам де Бериси и о статье, касающейся моей женитьбы на мадмуазель д'Амбинъе. Это меня ободрило. Я имел в виду поговорить с мсье Дагрене относительно неблагопристойных утверждений мсье д'Эскандо Маленького, которые все время не давали мне покоя. Итак, пользуясь оборотом беседы, я спросил его откровенно, повторив их ему, считает ли он их обоснованными и может ли проверить, правильны они или ложны. Я умолчу о подробностях осмотра, которому меня подверг мсье Дагрене, но должен Вам сказать, что результаты такового оказались для меня в полной мере благоприятными. Мсье Дагрене заявил, что он весьма доволен моей комплекцией, добавив, что находит ее во всех отношениях пригодной к деторождению. Что же касается мадмуазель д'Амбинъе, которую ему случалось несколько раз пользовать при легких заболеваниях, то он имеет о ней достаточное представление, чтобы считать ее равным образом здоровой и вполне способной к замужеству. Поэтому он уверен, что через несколько месяцев мсье д'Эскандо Маленькому придется принести повинную в своих инсинуациях и склониться перед доказательством их лживости.
К этому заключению, преисполнившему меня радости, мсье Дагрене присовокупил некоторые соображения касательно мадмуазель д'Амбинье. Он посоветовал мне следить за тем, чтобы ее усердное благочестие не побуждало ее к постам и умерщвлению плоти, ибо к таковым она питает склонность и сознательно лишает себя пищи, не только излишней, но и необходимой. Такое молодое тело, как у нее, не должно пренебрегать тем, что его укрепляет и приводит к созреванию. Ему необходимо не только поддерживать свои силы, но и увеличивать их, в особенности если они призваны служить тому, чего требует от них природа для достижения своей цели, каковою, в браке, является обеспечение преемства жизни. Мсье Дагрене приглашал меня поэтому внимательно заботиться о том, чтобы мадмуазель д'Амбинье следовала этим указаниям, всю важность которых он дал мне понять и в отношении каковых я надеюсь быть вполне исправным.
Я не присоединяю к своему письму свидетельств почтения мадмуазель д'Амбинье. Она шлет Вам их сама в отдельности; здесь же я Вам выражаю мое собственное, равно как и чувства любви, с каковыми остаюсь, сударыня,
Ваш всепокорнейший слуга и сын
Сегиран.

Мсье де Ла Пэжоди все еще не вернулся, и я пока не знаю, какое впечатление он получит от мадмуазель д'Амбинье, но не сомневаюсь, что он Вам подтвердит то, которое производит ее красота».
* * *
Свадьба графа де Сегирана и Мадлены д'Амбинье была отпразднована 14 ноября, без каких-либо иных церемоний, кроме тех, которыми окружает это таинство церковь. Мсье де Сегиран и мадмуазель д'Амбинье благоговейно внимали брачному обряду, которое совершал над ними мсье дю Жардье. Этот добрый и ученый священник украсил его словом, где изложил начала поведения, долженствующие направлять истинно христианский союз, жаждущий освятить дело плоти. Слова мсье дю Жардье были выслушаны новобрачными со вниманием, но вызвали легкую улыбку у мсье де Ла Пэжоди. Он думал о том, что милые эксские дамы и те, которых он знавал во многих других местах, тоже слышали на своей свадьбе речи, сходные с поучением, столь уверенно произносимым мсье дю Жардье. Как и новая мадам де Сегиран, мадам де Листома, де Бригансон и де Волонн, не говоря о других, внимали, склонив голову, таким же увещеваниям, что не помешало им впоследствии дать делу плоти иное, более приятное применение, нежели то, которое требуется супружеством, и мсье де Ла Пэжоди, смеясь втихомолку, задавал себе вопрос, последует ли здесь присутствующая мадам де Сегиран этим примерам или же будет придерживаться брачных правил мсье дю Жардье. Но мсье де Ла Пэжоди не был склонен задумываться над тайнами рока. На его вопрос должно было ответить время. К тому же, ему отнюдь не казалось необходимым, чтобы мадам де Сегиран присоединилась к числу женщин, с которыми могут развлекаться порядочные люди. В таких, которые бы стоили ее вполне, недостатка не было. Конечно, мадам де Сегиран обладала довольно миловидным лицом, достоинства которого мсье де Ла Пэжоди всецело признавал, но которое не оправдывало восторгов мсье де Сегирана. И потом, ей не хватало той приветливой непринужденности, той чувственной живости, того дерзкого легкомыслия, которые мсье де Ла Пэжоди ценил выше всего и которые придают сладость и разнообразие играм тела. Тело же мадам де Сегиран, еще немного неловкое в своей молодости и еще не законченное в своих формах, не сулило чрезмерных утех, ибо, несомненно, мадам де Сегиран вооружилась бы против вольностей любви всеми опасениями стыдливости и всеми сомнениями благочестия. А мсье де Ла Пэжоди отнюдь не чувствовал влечения к богомолкам, и ему не доставила бы особого удовольствия победа над их сопротивлением. Он всегда их сторонился и был не охотник выслушивать покаянные речи, которыми они обычно сопровождают принесенный ими дар. Мсье де Ла Пэжоди не любил, чтобы к любви примешивалось кривлянье, которым они большей частью ее приправляют. Оно непоправимо портит самые упоительные наслаждения, а мадам де Сегиран, наверное, была бы в этом же роде, если бы ей когда-нибудь вздумалось расцветить супружеский долг какой-нибудь головной или сердечной прихотью. Однако ничто не доказывало, что так должно случиться, и мадам де Сегиран казалась прочно огражденной искренностью и строгостью своих правил от каких бы то ни было приключений. Ее не могла не отстранить от них забота о своем спасении, а мадам де Сегиран о таковом пеклась, ибо для того, чтобы его обеспечить, она покинула веру своих отцов и приняла ту, которую считала более согласной с правдой или даже единственно истинной. Этот сознательный выбор свидетельствовал, какое значение она придает уверенности в будущей жизни и что она ею не поступится ради какой-нибудь необдуманной причуды или какого-нибудь неосторожного каприза. К тому же, имелся мсье де Сегиран, чтобы смотреть за этим, что он, очевидно, и намеревался делать в качестве мужа, озабоченного тем, чтобы это милое дитя почаще ходило брюхатым, дабы отбить у него охоту изображать щеголиху и ветреницу.
Эта мысль была неприятна мсье де Ла Пэжоди, ибо вид беременной женщины всегда казался ему прискорбным и даже думать об этом ему было тяжело. А потому, представив себе мадам де Сегиран неукоснительно уродуемой супружеским рачением мсье де Сегирана, он с большим удовольствием предался помыслам об атласном животе мадам де Листома и о красивых, нетронутых грудях мадам де Брегансон. Стоило ему ступить на этот путь, как и другие образы стали проноситься у него в уме, и он начал делать смотр своим чувственным воспоминаниям. Они были обильны и разнообразны, и каждое представляло какую-нибудь заманчивую подробность, на которой он охотно останавливался. Но мсье де Ла Пэжоди не собирался ими ограничиваться и принялся мечтать о тех эксских дамах, которым он еще не приносил дани поклонения. Эта игра привела его к мадам де Лореллан, которая была почти маленькая и одного с ним роста, черноволосая, голубоглазая, живая и хохотунья, а тело у нее, должно быть, было прелестное. Мсье де Ла Пэжоди быстро раздел ее в воображении, и вдруг мадам де Лореллан предстала его глазам в своей гибкой и грациозной наготе, с упругими грудями, стройными бедрами и улыбаясь ему всем своим оживленным лицом. Безусловно, он обратит свою просьбу к мадам де Лореллан, как только вернется в Экс. Это не богомолка, и она не раз смеялась смелым речам мсье де Ла Пэжоди. Итак, он направит свое оружие на мадам де Лореллан, тем более что ему надоела мадам де Галлеран-Варад, его последняя победа, хотя, чтобы доказать ему свою любовь, она и осыпает его подарками. Ведь дошла же она до того, что велела себя изобразить для него голой на обороте табакерочной крышки! Невзирая на такую заботливость, мсье де Ла Пэжоди твердо решил дать отставку мадам де Галлеран-Варад, хотя бы для этого ему пришлось выгнать ее за порог турвовского дома, куда она не боялась к нему являться, и отвести ее домой, сопровождая самой своей лучшей арией на флейте.
Эта мысль о мадам де Галлеран-Варад, ведомой при звуках флейты по эксским улицам, очень развлекла мсье де Ла Пэжоди и заняла его до той минуты, пока мсье дю Жардье не перестал молоть благочестивый вздор, наделявший мадмуазель д'Амбинье и мсье де Сегирана правом ложиться в одну кровать, что им, по-видимому, не стерпелось сделать, судя по тому, с какой поспешностью они направились к своей карете. Удостоверившись, что оба они уселись в ней друг возле друга, мсье де Ла Пэжоди простился с ними, с тем чтобы встретиться перед отъездом, который был намечен на третий день. Засим мсье де Ла Пэжоди повернулся на каблуках и легким шагом направился к кабачку «Большой кружки», чтобы там смыть, в пене какого-нибудь хмельного вина, святую воду, которой ему пришлось окропиться, а равно чтобы встретиться в нижней комнате со своим другом, бароном де Ганневалем, ибо мсье де Ла Пэжоди намеревался, прежде чем уехать из Парижа, повторить с этим товарищем основательный кутеж, которым он ознаменовал свое прибытие.
Войдя в нижнюю комнату «Большой кружки», где его ждал мсье де Ганневаль, мсье де Ла Пэжоди имел удовольствие убедиться, что мсье де Ганневаль не был уже тем бледным призраком собственной особы, который ему предстал в день их встречи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32