Все это, вместе взятое, составляло срам и стыд для прапорщика Уарда. Несмотря на все старания, он не мог скрыть удара, нанесенного его гордости и тщеславию.Попав в плен к французам при взятии ими Маленького форта, выстроенного на берегу Огио, он был отведен в фортДюкэн, где и содержался пленником под честное слово. Но, благодаря установившемуся образу действий англичан в Америке, он и не думал вовсе о том, что обязан сдержать данное им обещание.Ровно восемь дней тому назад он бежал из форта и присоединился к английскому отряду, мечтая об отмщении за поражение, нанесенное ему и его солдатам.Его дурное расположение духа увеличивалось еще вследствие укоров совести — хотя прапорщик Уард и был сыном Альбиона, но тем не менее у него была и совесть.Уард только и думал о той минуте, когда ему представится случай жестоко отомстить за все, что ему, по его мнению, пришлось вынести во время сорокавосьмидневного плена, когда он пользовался свободой только на словах.Но французы — такие жестокие и неумолимые враги Англии!Оканчивая ужин, прапорщик, по крайней мере, в двадцатый раз рассказывал своему начальнику о перенесенных им притеснениях во время нахождения в плену и о том, каким опасностям он подвергался во время бегства по пустыне.Майор Вашингтон, по-видимому, с глубоким вниманием слушал его, хотя чуть заметная улыбка по временам и подергивала углы его губ. Прапорщик, в пылу своего рассказа даже и не подозревал, что за этим притворным вниманием скрывалась ни перед чем не останавливающаяся воля.Если бы молодой офицер не имел основательной причины слушать болтовню старого вояки, он давным-давно бы отделался от него под каким-нибудь предлогом.Когда Уард окончил, наконец, свое повествование, начальник дал ему время подумать о пережитых им несчастьях.— Итак, сэр, — холодно сказал наконец Вашингтон, — вам пришлось немало страдать по вине французов?— Да, господин майор, — отвечал пылко прапорщик, — очень много!— И вы злы за это на них?— Как и каждый настоящий англичанин.Сардоническая улыбка снова появилась на устах молодого офицера. Может быть, он думал в эту минуту про себя, что если англичане считают себя вправе ненавидеть французов, то американцы, со своей стороны, имеют также полное право ненавидеть англичан.Старый прапорщик, между тем, продолжал:— Я поклялся в непримиримой ненависти к этим проклятым любителям супа и надеюсь исполнить свою клятву на днях.— Когда? — спросил Вашингтон, не изменяя своего равнодушного тона.— Черт возьми! Как только будет объявлена война.— Что вы сказали, мистер Уард?— Я говорю: как только война…Молодой человек не дал докончить фразу Уарду, совершенно сбитому с толку восклицанием своего начальника, и прапорщик тщетно ломал себе голову: какую глупость мог он сказать.— Да разве не объявлена еще война между Францией и Англией? — с прекрасно разыгранным удивлением спросил Вашингтон.— Насколько я знаю, пока еще нет, — пробормотал Уард, — и я не понимаю, каким образом в мирное время или, по крайней мере, во время перемирия я буду иметь возможность…— Мирное время, сэр, это дело совсем другое… но теперь у нас война в полном разгаре!— Война в полном разгаре?!— Конечно.— Вот так штука! Клянусь честью! Значит, все это произошло в то время, пока я рыскал по лесам… Вы простите меня, я ровно ничего не знал о настоящем положении дел.— Я извиняю вас; хотя совершенно не понимаю вашего неведения и удивления.— Итак, война объявлена?— Да.Уард весело потер себе руки.Начальник смотрел на него одним уголком глаза. Он раздумывал с минуту, затем с неуловимым оттенком иронии в голосе продолжал.— Любезный прапорщик, — сказал он, — я с сожалением вижу, что у вас совсем нет памяти.— Я, майор, ничего не забываю… из того, что я знаю, — отвечал Уард, самолюбие которого было сильно задето этими словами.— Этого недостаточно, — продолжал Вашингтон в том же тоне. — Нужно уметь угадывать и то, что вам неизвестно.— Но я вас не понимаю, майор.— Зачем мы здесь?— Зачем?— Да.— Клянусь моею душой и совестью, майор, я этого не знаю.— Не может быть.— Клянусь честью, я говорю правду!Вы не понимаете меня, мистер Уард, только потому, чтоне желаете меня понять, — сказал молодой человек с плохо скрытою досадой.— Я смиренно прошу у вас в этом прощения, сэр, но привсем моем желании не могу понять ваших слов — вы слишком высокого мнения о моей прозорливости.— В таком случае я вам все сейчас объясню. Прапорщик Уард с любопытством вытаращил глаза и вытянул шею.— Надеюсь, вы согласитесь со мною, мистер Уард, что мы находимся на французской территории?— В этом не может быть ни малейшего сомнения.— Хорошо. Теперь скажите мне, каким образом попали мы сюда — по приглашению или же вторглись сами, рассчитывая на свою силу?— Но… — колебался старый офицер.— Я жду вашего ответа.— Мне кажется, что нас не приглашали…— И вы совершенно правы. Затем, не делали ли мы несколько времени тому назад попытку построить форт на Огио и прочно водвориться там?— Это тем более верно, что командование над этим фортом вы поручили мне.— Французы напали на вас?— Да, майор.— Уничтожили ваш форт?— Совершенно.— И взяли в плен вас и бывших с вами солдат?— Я не могу отрицать этого.— Ну? — холодно спросил Вашингтон.— Очевидно, что… — отвечал смущенно Уард.— По моему мнению, этим самым положено, и весьма определенно, начало неприязненным действиям.— Начало, да.— Надеюсь, вы теперь и сами убеждены, что Англия ведет в Америке войну с Францией, хотя формального объявления войны и не было.Уард подумал несколько времени и затем сказал:— Война ведется ведь только с нашей стороны.— Как только с нашей стороны? — вскричал майор. — Разве мы первые начали неприязненные действия?— Нет.— В таком случае…— Но мы, не имея на то никаких прав, захватили владения наших соседей…— Вы думаете?— И даже пытались водвориться там вопреки их желанию, — продолжал Уард, который, изменяя своему слову и закрывая глаза на свою личную обиду, умел отличить ложь от истины, когда дело касалось других и в особенности его начальников.Вашингтон на минуту как бы смутился. Он не ожидал подобного ответа от человека, на которого он смотрел, как на грубого солдата, привыкшего преклоняться перед приказаниями и мнением начальства. Но такое смущение продолжалось недолго, и вскоре он опять вернул себе свой самоуверенный тон.—Милейший прапорщик, — сказал он иронически, — вы — храбрый солдат, прекрасный офицер, но… вы, я думаю, и сами согласитесь со мной, вы ровно ничего не смыслите в дипломатии и в политике.— Я никогда не занимался этим, майор, — отвечал просто прапорщик.— И вы сделали большую ошибку, иначе вы поняли бы, что для Англии очень важно отнять эти богатые страны у французов.— Я отлично понимаю это, майор.— И что для достижения такого важного результата хороши все средства.— Гм! — пробурчал Уард.— Поверьте мне, — это так.Старый офицер молча опустил голову и ничего не ответил. Вашингтон, притворяясь, что принимает его молчание за знак согласия, продолжал:— Наконец-то, вы согласились со мною, сэр, как поступил бы на вашем месте и всякий настоящий англичанин. А теперь позвольте мне сообщить вам новость, которая несомненно доставит вам большое удовольствие.— Какую новость?— А вот какую: мои разведчики и лесные бродяги сообщили мне, что из форта Дюкэна вышел французский отряд.— А! а!— Отряд этот, состоящий из сорока человек, поднимается вверх по Огио и направляется в эту сторону.— Это просто невероятно.— Однако, это так.— Что же заставляет их отправлять на верную гибель людей в эти места, которые, как им известно, заняты превосходящими неприятельскими силами?— Я ничего не могу ответить вам на это. Они хорошо хранят свою тайну. Нашим шпионам не удалось узнать этого.Но как, по крайней мере, они объясняют цель своего путешествия?— Они утверждают, — как мне передавали, — что начальник их послан в качестве парламентера ко мне, чтобы потребовать от меня немедленно удалиться…— А!— И очистить то, что они называют французскою территорией, несправедливо захваченной войсками ее британского величества…— Нахалы! — пробормотал Уард.— Но, — продолжал Вашингтон с некоторым оживлением, — вы, конечно, понимаете, что эта присылка парламентера — только предлог.— Вы так думаете, майор?— Эта командировка парламентера скрывает, по-моему, другие планы, которые необходимо разрушить.— Разумеется, если она скрывает…— К тому же парламентер не стал бы брать с собою такого большого конвоя.— Хэ! Сорок человек!— Он явился бы с проводником, переводчиком и трубачом — конвой, вполне достаточный для офицера, имеющего такое мирное поручение.— Вы правы, майор, однако…— Однако, что?— Ну, а если это и в самом деле парламентер?— Не может быть.— Мне помнится, что я даже кое-что слышал об этом, находясь в плену в форте Дюкэн.— Ничто не может разубедить меня в этом, что этот офицер не имеет другого поручения, кроме того, о котором он заявляет открыто.— В таком случае…— Благоразумие требует, чтобы мы приняли известные предосторожности и не дали захватить себя врасплох.— О! — проговорил прапорщик, презрительно усмехаясь, — мы в восемь раз сильнее этих бедняг, и я не понимаю, чего нам их бояться.— Мы можем бояться, что они перебьют у нас несколько человек, а я желаю этого избежать во что бы то ни стало.— Это довольно трудно.— Во что бы то ни стало, — повторил Вашингтон, — понимаете вы?— В таком случае, мы, значит, сами нападем на них?— Конечно.— Дело очень серьезное.— Почему?— А если мы ошибаемся, майор?— Я беру на себя ответственность в этом деле, — отвечал сухо молодой офицер.Прапорщик почтительно поклонился.— Я ожидаю ваших приказаний, — сказал он затем.— Вот они: поднять людей в полночь, спуститься в долину, проникнуть в лес тремя колоннами с интервалами в сто пятьдесят шагов и поместить в промежутках индейских стрелков, затем, броситься вперед так, чтобы захватить все находящееся в лесу как огромным неводом.— Будет исполнено, сэр.— Отлично. Теперь, дорогой мистер Уард, я постараюсь вздремнуть немного. Вы меня разбудите, когда наступит время выступать. Добрый вечер. Не забудьте, пожалуйста, осмотреть ружья и снаряды.Вслед за тем молодой офицер завернулся в свой плащ и, прислонившись спиной к ветхой стенке хижины, протянул ноги к огню, закрыл глаза и притворился спящим. Таким образом, он отделался от сомнений и расспросов лейтенанта. Последний, оставшись один, зажег сигару и принялся курить, раздумывая о полученном им приказании.Прапорщик Уард был из тех людей, которые никогда не знают — довольны они или нет. Ему ничего не хотелось так, как хорошенько отомстить своим ненавистным врагам-французам; но в то же время он отлично понимал, что в предстоящем сражении, как он, так и все люди его отряда покроют себя скорее позором, чем славой. Между двумя затяжками у него, наконец, вырвались следующие слова, выражавшие его мысли:— Ну, да чего ради стану я ломать себе голову над этим. Пусть будет, что будет: я умываю руки. У меня есть начальник, я исполняю его приказание, вот и все!Слышал ли майор Вашингтон этот коротенький монолог, или же спал на самом деле? На это трудно было бы ответить утвердительно. Одно мы можем сказать наверное, — он не шевельнулся.Выкурив сигару, прапорщик Уард, в свою очередь, запахнулся в свой плащ и заснул сном праведника. Глава III. УБИЙСТВО Вот при каких условиях приходилось действовать обоим отрядам. С одной стороны, — законность и доверие. С другой, — умышленная хитрость и предательство. Но мы опять-таки повторяем, что в этом нет ничего удивительного. В Америке все время таким образом велась война между французами и англичанами.Было три часа утра. В лесу послышался крик совы. Небо начало светлеть на востоке. Звезды меркли одна за другой Холодный ветер, проносясь по верхушкам деревьев, раскачивал их с глухим шумом, похожим на стон. Все спало во французском лагере, за исключением часовых, обязанных поддерживать огонь и наблюдать за общей безопасностью.Граф де Жюмонвиль тоже спал, как и все остальные. Вдруг на его плечо опустилась чья-то рука. Как ни легко было это прикосновение, его было совершенно достаточно, чтобы разбудить начальника французского отряда. Он приподнялся и тревожным взглядом окинул поляну. Все было тихо и спокойно. Перед ним стоял канадский охотник.— А! Ты уже вернулся, Бержэ? — проговорил он, удерживая зевоту.— Да, господин граф.— Что случилось? Или, может быть, пора уже трогаться в путь?— Теперь, может быть, даже уже и поздно.— Что? — проговорил капитан, стряхнув с себя сонливость, — что ты хочешь сказать этим? Который час?— Три часа.— Есть какие-нибудь новости?— Да Я сообщу их вам сейчас же после того, как вы отдадите приказание выступать.— Ты с ума сошел, Бержэ! Клянусь моей душой, ты — сумасшедший!— Граф, — отвечал лесной бродяга с невыразимым оттенком нежности, — вы должны как можно скорее вернуться назад…Если вы не желаете сделаться жертвою гнуснейшей засады.— Что же такое случилось? — вскричал капитан, быстро вскакивая на ноги.— Выслушайте меня, господин граф.— Говори.— Дай Господи, чтобы вы поверили моим словам, иначе вы погибли.— Ба!— И мы вместе с вами.— Это для меня гораздо важнее… Ну, а теперь скажи мне, где ты был?— Осматривал лес.— Один?— Вместе с Тонким Слухом, начальником из племени гуронов, осторожность и проницательность которого вам хорошо известны.— Ну, так что же?— Лес полон англичанами,— Только-то?— Они приближаются тремя колоннами с целью окружить вас и напасть на ваш отряд.— Подождем их.— Если вы сделаете это — мы все погибли!— Ты ошибаешься, старый дружище, ты ошибаешься, — сказал де Жюмонвиль тоном человека, глубоко убежденного в том, что он говорит.— Я хотел бы думать так же, как и вы, граф, но к несчастью, все сказанное мною вам — истинная правда. Я вмешался в ряды англичан и шел с ними около получаса. Они не стеснялись со мною, принимая меня за своего союзника.— Говори.— Они знают о нашем пребывании здесь и идут наверняка… Они знают, что у вас небольшой отряд и притворяются, будто считают нас шпионами, чтобы поступить с нами, как со шпионами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26