Лицо тоже было бы совершенно, если бы его женственную нежность не портило выражение горечи.
Трисия вновь подошла к туалетному столику и взяла губную помаду. Вывернув из золотистой трубочки душистый стержень, она нанесла быстрые, легкие мазки на нижнюю губу.
– Не знаю только, какого черта они удочерили меня. Она потерла губы одну о другую и со стуком бросила помаду на столик.
– Они хотели, чтобы ты жила у них, – удалось произнести Шейле.
Трисия презрительно фыркнула:
– Твоя наивность просто поражает. Мама была помешана на желании иметь собственных детей.
– Да, она очень хотела родить папе ребенка. Трисия горько рассмеялась.
– Она хотела ребенка для того, чтобы Бель-Тэр перешел в наследство Лоренту. Неспособность родить сделала ее менее требовательной к наследнику. Ведь кому-то должно перейти имущество. Вот она и взяла нас.
– Не говори так. Мама, может быть, не была особенно счастлива, но…
– К чертям твои оговорки. Она была несчастна. Да! – снова перебила Трисия, заметив, что Шейла пытается возразить. – Она была несчастная, эгоистичная дрянь. И основным ее занятием в жизни было – делать несчастными других. Она не любила нас. Она любила только себя, и то временами. Коттон любил тебя. Еще бы! Ты ведь обожала даже землю, по которой он ступал. А что оставалось мне? Ноль?! Околевать?! И так каждый день моей жизни! И когда появился Кен Хоуэл, аристократ с разбитым сердцем, я как сумасшедшая, тут ты права, захотела его. Почему бы и нет? Это был мой шанс!
Последнее она уже прокричала, прижав руку к груди.
– Ты говоришь, я соблазнила его? Да я сделала бы все на свете, лишь бы получить его.
– Все на свете?! Так, значит, ребенка у тебя не было? Ты тоже не была беременна. Это тоже ложь! И не было выкидыша после свадьбы, правда, ведь не было?
– Какая тебе разница.
– Говори!
– Не было.
Их ненависть стала почти осязаемой. Одно слово, подтверждающее давние подозрения Шейлы, ударило в воздухе, словно гонг, возвещающий о конце раунда, когда противники должны разойтись по разным углам. Обе затаили дыхание. Шейла заговорила первая:
– Кен знает, что ты обманула его? Трисия пожала плечами, закуривая.
– Наверное. Он, конечно, не Эйнштейн, но и не дурак. Мы об этом никогда не говорили. – Она выпустила в потолок облачко душистого дыма. – По-моему, он предпочитает верить, что мы потеряли ребенка. Пускай себе, если ему так легче примириться с потерей тебя.
Она внимательно поглядела на Шейлу.
– Откровенно говоря, я гораздо больше подхожу ему в жены, чем ты. Твоя независимость его пугает. Он восхищается ею, но она ему не нравится. Она унизительна для него.
– Не тебе судить о том, какой женой я была бы для Кена. Я очень любила его.
Губы Трисии дрогнули в улыбке.
– Да, – нежно сказала она. – Я знаю.
– И он после всех твоих усилий вернулся ко мне. А этого ты не могла допустить.
Голос Шейлы гремел по комнате. Трисия сердито стряхнула пепел в пепельницу на столике.
– И для этого ты выдумала свою беременность. Ты хотела ударить сразу по обоим. Это был отличный ход, он давал тебе возможность одновременно уничтожить меня и поймать Кена.
Размышляя обо всем услышанном, Шейла отошла к окну. Дождь стал еще сильнее. В траве уже появились лужи. Даже под дождем Бель-Тэр выглядел очень живописно. Ничто не умаляло его красоту в ее глазах.
– А потом тебе понадобилось оправдаться перед папой. Ты знала, что больше всего на свете он ценит Бель-Тэр. Он постоянно говорил об основании династии. Даже понимая, что они не будут носить его имя, он мечтал, что здесь вырастет несколько поколений. Ты знала, как он хотел этого. Ты знала, какое событие сразит его больше всего, – что кто-то из нас избавился от его внука.
– Боже мой! – воскликнула Трисия и затушила сигарету. – Ты такая же сентиментальная, как он. Наши дети вовсе не были бы его внуками. Весь этот разговор о династиях и поколениях просто смешон. Жалко было слушать, как он носился с этой идеей. Все в округе знают, что он женился на Мэйси Лорент только из-за Бель-Тэр.
– Не правда. Он любил маму.
– Значит, любил? А трахался с Моникой Будро. Шейла обернулась, с недоверием уставившись на сестру. Трисия расхохоталась:
– Боже, какая святость! Ты что, не знала, что ли? Никогда не поверю! – Ее изумлению не было границ. – Неужели ты действительно не знала, что она – любовница Коттона? Анекдот! – Она презрительно фыркнула, качая головой. – Так ты думала, он монах? Святой Коттон? Ты думала, что ему некуда приткнуться, раз они с мамой не спят вместе?
– Какая же ты вульгарная!
– Правильно, – замурлыкала Трисия. – Поэтому мне и не составило труда переманить Кена из твоей постели в мою.
– Это не совсем так, – раздался голос Кена, и обе разом обернулись.
Кен стоял у двери и обращался к Трисии, но смотрел на Шейлу:
– Дай-ка я освежу твою память, Трисия. Ты явилась ко мне, как сука в течке.
– И это тебе определенно понравилось.
– Ты сказала мне ту же ложь, что и Коттону.
– Она сказала, что я сделала аборт от тебя? – воскликнула Шейла.
– Да.
– И ты поверил?!
Шейла смотрела на стоящего перед ней мужчину, не понимая, как она могла любить его. Слабохарактерный. Напыщенный. Теперь это было очевидно. Он позволил бессовестной женщине диктовать ему и определять его будущее. Настоящий мужчина никогда не позволил бы так водить себя за нос. Кэш Будро не позволил бы.
Кен беспомощно развел руками.
– Вчера я сказала папе правду. Мы помирились, – сообщила она, обращаясь только к Трисии, словно Кена здесь не было. – У тебя нет никаких причин считать, что он не любил тебя. Он любит и всегда любил. К тому же у тебя теперь есть Кен. Топор войны с этой минуты можно закопать. Но я никогда не прощу тебе, что ты манипулировала моей жизнью в своих интересах.
Она направилась к выходу, но Трисия преградила ей дорогу:
– Мне глубоко плевать, простишь ты меня или нет. Но я требую, чтобы моя доля в этом доме была свободна от твоих притязаний. Я буду счастлива избавиться раз и навсегда от возможности манипулировать твоей жизнью в своих интересах.
– Твоя доля в этом доме? О чем ты?
– Я собираюсь продать Бель-Тэр.
Несколько мгновений до Шейлы доходил смысл этих слов. Трисия смотрела с откровенной злобой. Шейла обратилась к Кену, ожидая объяснений. На лице его появилось виноватое выражение.
– Вы что, рехнулись оба? – грубо спросила наконец она. – Мы никогда не продадим Бель-Тэр.
– Почему же?
– Потому что он наш. Он принадлежит Коттону и нам.
– Глупости, – усмехнулась Трисия. – Он принадлежит Лорентам. А они все умерли. Шейла гордо выпрямилась.
– Может быть, для Коттона это не было кровным наследством, но он вложил в него всю свою жизнь и никогда не продаст поместье.
Она снова попыталась обойти Трисию, но та с неожиданной силой удержала ее за руку.
– Коттон может и передумать.
– Никогда! Не советую и предлагать ему это. – Она сбросила ее руку.
– Он старик, Шейла, и смертельно болен. Его бизнес тоже прогорел. Он влез в такие долги, из которых нет выхода.
– И что же ты предлагаешь?
– Мы объявим его недееспособным. Шейла еле сдержалась, чтобы изо всех сил не ударить Трисию, но только крепче сцепила пальцы.
– Запомни, Трисия, если что-нибудь случится с Коттоном по твоей вине, тебе придется иметь дело со мной.
Глава 26
Шейла вцепилась в руль с такой силой, что побелели пальцы. Скорость становилась опасной, но она этого не замечала. Кроме того, автомобиль вообще чудом удерживался на дороге, потому что лобовое стекло застилала пелена дождя и «дворники» только суматошно сновали взад и вперед, не в состоянии справиться с потоком.
Стычка с Трисией и Кеном добила ее. Нервы Шейлы были на пределе, и каждую минуту ее состояние грозило перейти в истерику.
Вперед! Только не стоять на месте! Надо что-то делать, чтобы в мозгу не крутилась одна и та же мысль: они хотят продать Бель-Тэр.
Каково ей было слышать это, когда она сконцентрировала все свои силы на достижении как раз обратной цели. И ничто не заставит ее отступить! Она сохранит Бель-Тэр, спасет его ради Коттона. Она будет работать, пока не свалится. И это единственное, что она должна теперь делать!
Необходимость действовать настолько четко впечаталась в мозг, что, когда Шейла въехала на вырубку по мосту через Лорентский затон и нажала тормозную педаль, машина проехала еще несколько метров и только потом остановилась. «Дворники» продолжали свою нескончаемую работу. Дождь сплошным потоком барабанил по крыше кабины.
Тяжело дыша ртом, как после долгой пробежки, она оглянулась.
Но то, что она увидела, настолько не соответствовало ее внутреннему состоянию, что Шейла с трудом верила своим глазам. Невероятно! На вырубке не было абсолютно никого. Тихо и пусто. Дверь конторы заперта наглухо. Темные окна. Тяжелые двери ангара для лесовозов схвачены толстой цепью. Грузовые платформы на рельсах стояли порожняком. И вся территория напоминала призрачный город, заброшенный, пустой, одинокий, мертвый.
Стараясь не поддаваться панике, она в отчаянии стала припоминать, какой сегодня день недели. Но это оказалось ей не под силу. Время, проведенное в больнице, слилось в один сплошной день. Наконец она сообразила, что сегодня точно рабочий день.
Тогда почему работа стоит? Где этот подлец Кэш? Черт бы его подрал!
Этого она уже не могла перенести. Озноб пробрал ее по всему телу. Отпустив тормоз, она так крутанула руль, что машина произвела сумасшедший поворот. Затем включила скорость. Задние колеса бешено завертелись, потеряв опору в размокшей почве и взрывая за собой комья грязи.
– Проклятие! – Она ударила кулаком по рулю и с силой вжала педаль в пол. Наконец колеса нашли точку опоры, и машина устремилась вперед. Задняя часть вихляла то в одну, то в другую сторону, то и дело опасно нависая над бетонной опорой моста. Шейла снова в ярости круто повернула руль, и машина, словно торпеда, вылетела на шоссе.
Сумерки и завеса дождя снизили видимость до предела. Она проехала поворот, который искала, и, обнаружив свою оплошность, резко затормозила.
Проклиная все на свете, она дала задний ход.
Проселочная дорога превратилась в море грязи, что не помешало ей пулей мчаться по этому месиву. Ее ярость росла, становилась тем сильнее, чем быстрее она ехала.
Снова завизжали тормоза, Шейла рывком распахнула дверцу и выскочила наружу. Не обращая внимания на ливень, она, пылая гневом, быстрым шагом направилась к дому. Он был того же серого цвета, что и небо, и настолько сливался с пространством, что стал почти невидимым.
Кэш сидел на крытом крыльце, в глубине, чтобы брызги не летели на одежду. Водопад струился по жестяной крыше и бил с карнизов, бурля по лужам вокруг.
Для равновесия он опирался босыми ногами о кипарисовый столб, поддерживающий навес.
Кэш был без рубашки. На полу рядом с креслом стояла бутылка и стакан с недопитым виски.
В углу мрачно сжатых губ дымилась сигарета. Глаза следили за дымком, поднимавшимся с ее кончика. Его губы слегка раздвинулись в улыбке, когда Шейла поднялась на крыльцо и пронзительно выкрикнула свой вопрос:
– Чем ты здесь занят, чтоб тебя черт побрал?! Без малейшего намека на торопливость он вынул изо рта сигарету и с любопытством поглядел на нее.
– Курю, разве не видно?
Ее затрясло от ярости. Уперев руки в бока, она только сжимала и разжимала кулаки. Казалось, она не замечает ни холодной липнущей одежды, ни капель, стекающих на плечи с мокрых волос.
Зло пробормотав что-то, она нагнулась и скинула со столба его ноги. Кэш стремительно вскочил с кресла и выпрямился. Затем загасил сигарету о перила.
– Ты играешь с огнем, мисс Шейла. – В его голосе послышался зловещий лязг меча, вынимаемого из ножен.
– Я сию минуту увольняю тебя.
– За что?
– За то, что валял дурака в мое отсутствие. Почему работа стоит? Где рабочие? Лесовозы вообще не выходили сегодня из ангара. Я была на вырубке. Контора на замке, гараж на замке, никто ничего не делает. Почему, черт вас всех подери?!
Кэш всегда заводился с пол-оборота.
Замечаний он не выносил и от драки никогда не уклонялся. Армия выработала и отточила боевые рефлексы, и они стали действовать с быстротой молнии, Со стороны могло показаться, что он отдыхает, наслаждается сигаретой, виски, зрелищем проливного дождя. На самом деле последние дни он был в таком же напряжении, как и Шейла, и вряд ли спал больше, чем она. Терпение его давно истощилось. К тому же он был не совсем трезв. Чтобы расслабиться, он выпил гораздо больше, чем следовало бы среди дня, и был настроен весьма воинственно еще до того, как Шейла вторглась на его территорию со своими необоснованными обвинениями.
Будь Шейла мужчиной, она бы уже барахталась в грязи под крыльцом, выплевывая зубы. Но женщинам Кэш никогда не причинял физической боли. Его оружием было презрение.
И теперь он весь буквально исходил сарказмом, когда сказал:
– Погода виновата, леди. Ты ждешь от меня, чтобы я заставил людей работать под дождем? – Он сделал широкий размашистый жест, обводя рукой мокрые деревья.
– Я брала тебя работать независимо от погоды.
– Но это тебе не короткий апрельский ливень.
– А по мне хоть бы и потоп! Мне надо, чтобы лесорубы работали.
– Ты в своем уме?! Рубить лес сейчас – это же самоубийство. Да и лесовозы не пройдут в такую грязь…
– Ты собираешься приступать к работе или нет?
– Нет!
Она чуть не задохнулась от ярости и бессилия.
– Жаль, что я не послушала, когда все мне говорили, что ты отвратительный тип.
– Возможно, но люди не могут пилить, валить и грузить лес в такой дождь. Если бы ты хоть раз сама увидела такую работу, то поняла бы это. Коттон никогда не послал бы людей работать в подобных условиях. И я не стану.
Вспомнив внезапно слова Трисии, Шейла прерывисто вздохнула:
– Твоя мать. И мой отец. Это правда? Они действительно…
– Да.
Она подавила рыдание.
– Но он был женат. У него была семья! – с болью закричала она. – Она потаскушка.
– А он сукин сын! – зарычал Кэш. – Я ненавидел, когда он приходил к ней.
Он угрожающе двинулся вперед, оттесняя ее к самому столбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44