– Э-т-т-о п-п-правда, – с трудом выдавил из себя заика.
– Ну раз так, то и я расскажу кое-что интересное. Отец Игнатий, это правда, что они говорят?
Монах трясся, как в лихорадке, и молчал, боясь проронить хоть слово.
– Ты смотри, а то я тебя живо на небо заберу. Всех вас, отцы, захвачу с собой на вечные муки.
Тут отец Бертольд закричал на отца Игнатия:
– Ну, говори, а то мне совсем не хочется на тот свет попасть!
– Говори, говори, – испуганно забормотали монахи.
– Правда, – тихо ответил отец Игнатий.
Пани Фирлеева, пристально смотревшая на него, вскрикнула. Святой Петр подошел к ней и поднял ее с коленей. Когда она, опустив взор, встала перед ним, апостол Петр начал речь:
– Раз ты больше не блаженный Станислав Костка, а ты, гнусный заика, – не блаженный Алоизий Гонзаго, то и я больше не святой Петр. Теперь я расскажу ясновельможной пани, кто я и почему выдал себя за святого Петра. Я – квестарь, служу монастырю кармелитов, зовут меня брат Макарий, – тут он распахнул голубую рясу и показал холщовую рубаху, – ловкостью и хитростью проник в этот замок. Я узнал, что за фокусы отцы-иезуиты выделывают перед ясновельможной пани, видел, что они злоупотребляют не только ее добротой, но и вводят в соблазн фальшивыми чудесами.
Иезуиты подняли крик, слышны были их стоны и скрежет зубов. Брат Макарий продолжал:
– Далеко за пределы замка разнесся слух о том, что они обманывают ясновельможную пани, и все смеются над этим. Теперь я ухожу и предоставляю ясновельможной пани поступить так, как ей заблагорассудится. А вас всех беру в свидетели бесчинств отцов-иезуитов.
Квестарь галантно отвесил поклон пани Фирлеевой и бросил отцу Игнатию под ноги железные ключи. Он уже собрался уходить, но тут старая вдова остановила его.
– Останься, отец мой, – сказала она со слезами в голосе. – Останься, ты открыл мне глаза на поступки этих монахов.
– Пани, – возразил квестарь, – это был мой долг. Мой орден славится своей честностью.
Иезуиты заволновались и начали перешептываться. Отец Бертольд, сложив руки на груди, подошел к пани Фирлеевой.
– Ясновельможная пани, этот мирянин грешит…
Старая вдова вспылила.
– Убирайтесь с глаз моих, лжецы! – указала она на дверь. – Чтобы сей же ночью тут никого из вас не было!
Отец Игнатий упал ей в ноги.
– Прости, ясновельможная пани, мы полностью искупим это преступление.
Пани Фирлеева гордо подняла голову.
– Почтенный управитель, проследи, чтобы моя воля была выполнена.
Управитель, стоя навытяжку, загремел доспехами.
– Эй, – крикнул он слугам, – взять их!
Но отцы-иезуиты не стали ждать, пока за них возьмутся слуги. Они поспешили скрыться, чтобы не попасть в руки дворни. Несолоно хлебавши, они бросились в дверь и затопали по галерее. Управитель вышел за ними и, проходя мимо квестаря, с улыбкой бросил ему:
– Неплохо сделано.
Дамы, сбившись в кучку, как голуби на крыше, с любопытством рассматривали брата Макария. А тот не сводил глаз со столов и причмокивал, не в силах бороться с голодом. Дамы наперебой начали приглашать его к столу. Они ухаживали за братом Макарием, подавали все, что ему хотелось и что ему нравилось.
– Вот это, – показывал квестарь на оленью ножку. – А теперь пожалуй, я попробую вот то, – и он указывал пальцем на щуку в тесте с миндалем и изюмом.
Пани Фирлеева плакала. Уронив голову на руки, она содрогалась от боли, огорчения и обмана. Все придворные были опечалены и подавлены.
Браг Макарий, поглощая пищу, не переставал говорить:
– Вы предавались гнусным делам. Святым на небе не давали покоя.
Дамы со стыда прикусывали губки и, чтобы поскорей загладить свою вину, ухаживали наперебой за квестарем. Одна подкладывала ему самые вкусные кусочки, другая подливала в бокал, следя, чтобы тот не оставался пустым, третья угощала заморскими фруктами. У брата Макария зашумело в голове от шелеста шелков и стука каблучков. Квестарь все глубже проваливался в кресле, а глаза его блестели веселее и веселее. Старая вдова стонала и качала головой от великого отчаяния.
– Отец мой, – сказала она наконец, – что же мне делать, ведь я совершила такой большой грех?
– Надо искупить его, милостивая пани.
– Как же мне его искупить, если у меня нет духовных отцов и некому будет направить мою душу?
– За духовными отцами задержки никогда не будет.
Пани Фирлеева с надеждой посмотрела на квестаря и вытерла слезы. Затем умоляюще сказала:
– Отец, будь моим руководителем до конца дней моих.
Квестарь поднял руки в знак того, что вынужден отклонить это предложение.
– Разве ты не слышала, пани, что я мирянин, квестарь, и недостоин выслушивать такие просьбы?
– Однако мудрость твоя выше мудрости иезуитов.
– Спорить не буду, милостивая пани, но душу твою я спасать не могу. Сам я грешник и человек слабый, – проговорив это, он положил в рот последний кусок жаркого, а пальцы вытер о край голубой рясы.
– Так укажи, кто может избавить меня от адских мук.
– Отцы-кармелиты славятся милостями небесными.
– А захотят ли они прибыть ко мне, старухе?
– Захотят, захотят, если я их попрошу об этом.
– Отец мой!
– Милостивая пани, у меня сердце замирает при виде раскаяния, которое ты испытываешь. Поистине прекрасна у тебя душа, если она способна на такое чувство. Я скажу об этом отцам-кармелитам.
– Отец мой!
– На меня отцы-кармелиты возложили эту обязанность, так как я в людях хорошо разбираюсь и обо всем им сообщаю точно, а сами они живут, постоянно умерщвляя свою плоть и душу, поэтому не имеют времени подумать о людях.
– Так поезжай же скорее, теперь же, не медля, за ними. Меня ни на минуту не оставляет мысль: не осуждена ли я на вечные муки, а уходить с этого света с такой мыслью мне бы не хотелось.
– Я так измучен, что в пути протяну, пожалуй, ноги, стало быть тебе от того, что я поспешу, никакой пользы не будет. Я и сижу-то с трудом, а ногами двигать уж совсем не могу.
– Я прикажу запрячь карету шестериком.
– О нет, милостивая пани, я чувствую, что засыпаю.
– Так пошли нарочного, пусть поскорее привезет отцов-кармелитов.
– Вот это другое дело, пани. Нарочного можно послать. Отцы-кармелиты не откажутся помочь тебе.
Пани Фирлеева хлопнула в ладоши. Словно из-под земли перед ней вырос Ясько.
– Возьми коня порезвее и поезжай к отцам-кармелитам, пусть они немедленно приедут и помогут мне в моем горе.
Ясько внимательно слушал госпожу.
– Будет исполнено, ясновельможная пани.
– И скажи отцу-настоятелю, – вставил квестарь, – что тебя послал брат Макарий, – пусть они всем табором едут сюда. Только я не знаю, – обратился он к старой госпоже, – могут ли они быть уверены, что отцы-иезуиты не испортят дела.
– Не хочу больше видеть иезуитов в своем замке, – твердо сказала пани Фирлеева. – Никто из владельцев Тенчина не потерпит, чтобы кто-нибудь насмехался над ними и задевал их родовую честь.
– А какую же гарантию будут иметь преподобные отцы?
– Обещаю, что они будут пользоваться у меня всеми благами.
– Благами, находящимися во временном пользовании, не прельстишь никого, тем более – благочестивый орден, который нуждается в более прочных основах.
– Я дам им в вечное владение несколько деревень.
– Это уже лучше. И какие же деревни, пани?
– Дам им Пачулковицы, Седлец, Жбик, еще добавлю Дуб.
– Хорошие места, – подхватил квестарь, – и мужички там старательные.
– Они будут вам верно служить. Я прикажу им.
– А не думаешь ли ты, милостивая пани, что расположенная вблизи них деревня Черна составляет с ним одно целое?
И Черну отдам, отец мой, лишь бы душу мою поскорее спасли.
– В этом можешь не сомневаться. Спасут, и еще как спасут!
– Ты, отец мой, заслуживаешь великих милостей, – обрадовалась старуха. – Не знаю, чем тебя отблагодарить.
– Слышал, что сказала милостивая пани? – обратился брат Макарий к Ясько.
– Слышал.
– Так седлай лошадь и поезжай в Краков. Да смотри не застрянь по дороге в какой-нибудь корчме.
Пани Фирлеева кивком головы подтвердила, что Ясько должен немедленно выполнить ее приказ. Слуга повернулся на каблуке и проворно выбежал из зала.
– Ну, а что касается меня, – сказал квестарь, – я хотел бы осмотреть замок, он очень красив и построен с большим мастерством.
– Я покажу тебе все сама или прикажу моим придворным дамам провести тебя по замку.
– Не утруждай себя, милостивая пани, я сам осмотрю то, что меня больше всего интересует. А особенно привлекает меня нижние части строения.
– Там кухни и людские.
– Еще пониже, – засмеялся брат Макарий, – яруса на два пониже.
– Подвалы? – удивленно воскликнули дамы.
– Вот именно. Разве неудивительно искусство, с которым сооружены стены, выдерживающие всю тяжесть замка.
– Там тьма кромешная, всюду стоят огромные бочки с вином. И шагу шагнуть нельзя, чтобы на них не наткнуться.
– У меня глаз зоркий, а между бочками я дорожку найду.
– Отец мой, я страшно устала. Пойду помолюсь о милости отцов-кармелитов.
Квестарь встал с кресла и низко поклонился.
– Ступай, пани, ты пережила тяжелые минуты. Но, как я сказал, все поправится.
Пани Фирлеева поклонилась. Несколько дам бросились к ней, чтобы проводить ее в спальню. Но старуха Отстранила их рукой.
– В наказание за грехи я сегодня лягу спать без чьей-либо помощи. Но прежде паду ниц и буду молить бога о прощении.
– Не падай ниц, пани, на холодный пол. Богу это удовольствия не доставит, а ты можешь схватить горячку или какую-нибудь другую гадость. Твой час настанет, отцы-кармелиты позаботятся об этом.
Старая вдова вздохнула и, тяжело ступая, направилась в свои покои. Квестарь схватил кусок жаркого и мечтательно принялся его жевать. Потом рассеянно осушил кубок и взялся за фазана, а поскольку мясо уже остыло, он потянулся за водкой, чтобы погреть кишки.
– Значит, у вас хорошие подвалы? – спросил он придворных дам, не отходивших от него.
– Мы там никогда не были, – ответила одна из них.
– Это недопустимо, – назидательно поднял палец брат Макарий.
Дамы очень опечалились.
– Значит, ни одна из вас не была в подвале? Не интересовалась этим укромным местом, полным ароматов? Э-э, тут что-то не так.
Самая младшая из придворных, девушка с русой косой, покраснела и опустила голову.
– А ну, признавайся, ведь я все равно вижу.
– Я была, – прошептала девица.
– Посещать винный погреб не грех, любезная панна, – сказал брат Макарий, взяв девушку за подбородок и поднимая ее голову. У нее были розовые щечки и большие испуганные голубые глаза. – Может быть, ты, ваша милость, ходила туда для того, чтобы познакомиться с архитектурой?
Девушка выскользнула из рук квестаря и спряталась за подруг. Квестарю хотелось узнать, какая же из придворных дам приходила в спальню и развлекалась с ним. Тут были пожилые дамы, были и молодые, только что оперившиеся, красивые и кокетливые девушки. Поскольку ошибка была совершена и квестарь героически перенес это попущение божие для спасения пани Фирлеевой, ему было бы приятно, если бы той, которая так полюбила Ясько, оказалась одна из этих молоденьких девушек, но, к своему неудовольствию, он заметил туман и мечтательность, которые дают минуты наслаждения, в глазах дамы довольно почтенного возраста. Он засопел от отвращения, почесал лысину и решил преподать ей на старость урок добропорядочной жизни. Приблизившись, он нахмурил брови и долго всматривался в нее. Женщина смутилась и, бессильно опустив руки, дрожала всем телом.
– Здесь царит разврат, – начал брат Макарий. – Под боком у благочестивой пани Фирлеевой творятся дела, стыд и позор за которые ложатся на благородных дам.
На совести у почтенной дамы, очевидно, были и другие, менее благовидные делишки, потому что при этих словах квестаря она успокоилась и смерила его надменным взглядом.
– А ты сам, отец, без греха?
Брат Макарий был огорошен таким ответом. Он неуверенно крякнул и опять почесал лысину.
– Что же, и я не свят.
– Даже святые грешили по семь раз на день.
– Это верно.
Дама повернулась к остальным и с насмешкой в голосе сказала:
– Знавала я одного такого, не хуже тебя мораль читал, а сам не сумел побороть греха. Мне рассказывала одна дама, какое с ней приключилось событие. Шла она на тайное свидание к своему милому в одно надежное и укромное местечко. Ночь была темна, хоть глаз выколи. Она сразу догадалась, что в этом местечке спрятался кто-то другой и выдает себя за ее любовника. А вырвалась она на свидание с большим трудом и, не желая возвращаться ни с чем, воспользовалась услугами этого обманщика. Правда, эти услуги были не такими приятными и любезными, как те, какие ей оказывал любовник, но они не были и неприятными. Затем она ушла, довольная разыгранной шуткой, потому что смельчак-то тот был уверен, что дама так и не узнала, с кем провела время. А она после лишь посмеивалась, слушая, как этот мужлан громил порок и искал виновную. Дама показала мне его, и поэтому я его знаю. Это старый, малосообразительный и неотесанный мужик.
– Ну, нет! – воскликнул брат Макарий. – Наверное, он не был несообразительным, раз нашел для себя такое укромное местечко. А как же он мог быть неотесанным, если ни словом не прервал этой шутки.
– Может быть, и не был, но казался по внешнему виду.
– Если бы пани видела изображения некоторых философов, она сказала бы, что по внешнему виду нельзя судить ни об их уме, ни о ловкости.
– Расскажи еще что-нибудь, расскажи, – стали просить свою подругу дамы, – разгони тоску сегодняшнего вечера.
– Это скорее может сделать гость, – ответила старая греховодница с плутовским видом, – он ведь стал ругать наши нравы. Может быть, он закончит то, что начал.
– Отец наш, мы ждем, – стали упрашивать дамы, располагаясь за столом.
Квестарь подвинул, к себе жбан и перевернул его вверх дном. Оттуда не упала ни одна капля. Он взял другой – тот же результат. Все было пусто. Огорченный квестарь махнул рукой.
– Вы хотите, чтобы я вам что-нибудь рассказал, ждете удовольствий, забыв о том, что случилось здесь недавно. Да, да, дорогие мои. Это неудивительно, ведь в писании говорится:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35