– Если станешь забывать, – помолчав, сказала девушка, – посмотри на мою звезду. И я буду каждый вечер смотреть на нее. Ладно?
– Л-ладно. Ты лучше скажи: приедешь?
– Я-то приеду. Выпускные экзамены сдам и диплом ждать не буду. Туда пускай присылают.
– А как м-мать не пустит?
– Она уже перекипела. Сегодня говорит: примерь-ка мои валенки, там небось стужа лютая.
– В-верно? Так и сказала?
– Ага… В кино завтра пойдем?
– Н-не могу, Наденька. Завтра опять на поиск в бор уйдем.
Гончаров улыбнулся – он вспомнил этого паренька. Дня три назад он в бору подошел к Гончарову и, заикаясь, спросил: «А н-не-льзя достать нам миноискатели, что на войне были? Они же под землю видят…»
Гончаров бесшумно спустился с холма и пошел дальше вдоль железной дороги, постепенно углубляясь в прилегавший к лесу кустарник…
Окаемов вернулся в клуб, когда концерт уже подходил к концу.
– Все в полном порядке, – сказал он ушастому. – Провести концерт можно завтра. Но не в школе, а на лесозаводе. Это отсюда километров пять. Можете?
– На лесозаводе? – Ушастый удивленно поднял узенькие плечики. – Там же негде выступать. Я эту точку знаю.
– Когда вы были там последний раз?
– В майские праздники. Я вел переговоры с директором завода.
– Эх, вы! – засмеялся Окаемов. – Там уже готов летний клуб на пятьсот человек.
– Пятьсот?… – Ушастый подпрыгнул. – Красота!
– Договариваемся так: завтра в двенадцать приходите на станцию, я познакомлю вас с представителем завода. Ясно?
– Вполне. Завтра в двенадцать.
– А сейчас я пойду спать к приятелю. Что-то голова разболелась.
– А мы же собирались после концерта… того… – Ушастый щелкнул себе по горлу.
– Не могу. Итак, завтра в двенадцать. Пока…

4

Окаемов догадывался, конечно, что Черный бор еще находится под наблюдением. Его одинаково страшило и это и предположение, что его тайник обнаружен, ликвидирован и что там его ждет засада. Он подбирался к лесу с максимальной осторожностью. Прежде чем переползти через железнодорожный путь, он около часа пролежал за насыпью. Достигнув полосы кустарника, он продолжал ползти и встал на ноги, только когда до леса оставалось не больше пяти шагов.
Темный, ровно гудящий лес обступил Окаемова со всех сторон. В первые минуты деревья казались ему живыми существами, шагающими по его следам, и он поминутно оглядывался и слушал. Но постепенно он к лесной темени привык и шел все увереннее и быстрее. Шел он точно тем же маршрутом, каким тогда, после приземления, выбрался из лесу к железной дороге, почти инстинктивно угадывая знакомые места. Вот до краев наполненная водой канава и нависший над ней земляной гриб корневища могучей ели – именно здесь он перепрыгнул тогда через эту канаву. Вот сломанная бурей сосна – ствол как одинокая колонна и повисшая на елях засохшая крона. Вот ручеек, изогнувшийся возле громадного, замшелого камня.
Все ближе и ближе было заветное место возле трехствольной ели. Окаемов передвигался с большими предосторожностями. Шаг, остановка, и он весь обращается в слух. Еще шаг, остановка… Потом он снова пополз…
Увидев трехствольную ель, он замер и долго лежал, затаив дыхание, прислушиваясь к каждому шороху.
Ничего подозрительного. Окаемов быстро подполз к ели и большим охотничьим ножом разрыл землю. Он взял сверток с рацией и одеждой, взрывчатку, документы, а остальное снова зарыл. Встал и пошел дальше – к шоссе.
Идти теперь было труднее. Утомлял довольно тяжелый сверток, и путь был новый, неизведанный – все время нужно было думать о том, чтобы не сбиться с нужного направления. Приходилось часто останавливаться, искать просветы в кронах деревьев и проверять путь по Полярной звезде.
Вот он в очередной раз остановился, и в то же мгновение, когда замер звук его шага, позади он услышал хруст сломанной ветки. Окаемов замер ~ этот нечаянный, чуть слышный звук сказал ему все – его преследуют!
Сжав в кармане пиджака пистолет, Окаемов пошел дальше, весь обратившись в слух, – да, сзади шел человек… Да, шел человек, не очень умеющий бесшумно ходить по лесу. Как это он не заметил его раньше? Да, абсолютно точно – его преследует один человек.
За Окаемовым шел Гончаров.
Случилось так… Гончаров прошел до следующего поста за поворотом железной дороги, поговорил с дежурившим там сотрудником и пошел назад к станции, идя теперь уже по самому краю леса. Когда, по его расчетам, до водокачки оставалось километра два, он остановился под старой елью и стал вслушиваться в тихий и ровный шум леса. И вдруг шагах в десяти от него из кустов к лесу метнулась черная тень, и затем в лесу послышался быстро удалявшийся шорох. Гончаров уже вынул пистолет, чтобы подать условный сигнал выстрелом, и тут же передумал: «Возьму сам». Гончаров осторожно стал углубляться в лес. Он теперь все время слышал шорох впереди, и его все сильнее охватывало жгучее ощущение близости врага и радостный трепет от мысли, что он его поймает.
По звукам поняв, что враг возится у своей базы, Гончаров решил атаковать его после того, как он возьмет свои вещи, которые должны стать неопровержимой уликой. Но его планы нарушило то, что, оставив базу, Окаемов пошел дальше, а не назад, и пошел очень быстро…
Окаемов продолжал идти, лихорадочно обдумывая план действий.
Решение принято. На ходу Окаемов вынул из потайного кармана листок бумаги с записью шифра, порвал его на мелкие клочки и разбросал – при любой ситуации это не должно попасть в чужие руки. Затем Окаемов резко повернулся и пошел навстречу своему преследователю.
Гончаров прижался к дереву. Окаемов шел прямо на него.
– Стой, стреляю! – крикнул Гончаров, совершенно не представляя себе, как он поступит в следующую секунду, и думая только о том, что он обязан взять врага живым.
– Что значит – стой? Кто это орет? В чем дело? – спокойно отозвался Окаемов, продолжая идти на Гончарова.
– Стой! – еще раз крикнул Гончаров.
В это мгновение Окаемов сделал несколько почти беззвучных выстрелов по голосу и услышал глухой стук упавшего тела.
Гончаров лежал ничком, выкинув вперед руку, сжимавшую пистолет…
Окаемов вышел к шоссе, когда ночь еще царствовала в притихшем бору. Аромат леса смешивался с горьким запахом разогретого за день гудрона. Черная лента шоссе была похожа на убегающую в лес реку. И снова Окаемову чудовищно повезло – он выбрался к шоссе метрах в пятистах левее поста, наблюдавшего за дорогой.
Не выходя на шоссе, Окаемов пошел вдоль него, в сторону города. Позади послышался нарастающий гул. Окаемов лег в кювет и стал ждать. Вдали в лесной чаще закачалось желтое пятно света; оно становилось все ярче, и наконец из-за поворота выплыли два глаза автомобильных фар. И тотчас машина остановилась, и возле нее заметались тени. Окаемов понял – машину остановил патруль. Да, это было так. Дежуривший там сотрудник придирчиво осмотрел весь грузовик, заглянул даже в железную бочку, катавшуюся по кузову. Проверив документы шофера, он отпустил машину, допустив при этом серьезную ошибку: он не сказал шоферу, что ищет человека, и шофер уехал, убежденный, что на дороге ищут какое-нибудь украденное добро.
По шоссе к Окаемову приближался грохочущий пустой бочкой грузовик. Когда машина была уже совсем близко, Окаемов увидел, что шофер в кабине один. Он быстро вышел на шоссе и поднял руку. Расчет его был смелый и рискованный: если в машине окажутся чекисты, он стреляет и снова уходит в бор; зато, если все сложится благополучно, он получает надежный и быстрый способ добраться до города. Это стоило риска…
– Опять проверка? – сердито крикнул шофер.
Окаемов, не отвечая, подошел к машине, открыл дверцу кабины и взобрался на сиденье рядом с шофером.
– Быстро… в город.
– В город – можно, а быстро – нельзя, – проворчал шофер, включая скорость. – Машина – утильстарье.
Проехав километров пять, шофер спросил:
– Чего ищете-то?
– Что надо, то и ищем. Болтай поменьше, лучше будет. Молча они доехали до города.
– Куда вам надо?
– К Восточному вокзалу…

5

К трем часам ночи на ноги был поднят весь поселок Лесной.
Потапов переговорил по телефону с тремя соседними районами и потом позвонил в город полковнику Астангову:
– Что произошло, я еще не знаю. Час назад я послал связного на пост Гончарова, и связной его не нашел. След уходит в лес.
– Действуйте молниеносно! – приказал полковник. – Я выезжаю…
Собаки взяли след довольно скоро, но, углубляясь в лес, они вели себя все более неуверенно, метались из стороны в сторону, кружились на одном месте. Потапов понял: очевидно, в лесу два следа. Однако постепенно собаки вели людей все дальше и дальше в чащу бора.
…Павел Гончаров лежал навзничь – его перевернул Окаемов. По его мертвенно белому лицу ползали муравьи. Потапов прежде всего увидел этих муравьев и, опустившись на колено, смахнул их с лица друга. Потом он приподнял и аккуратно опустил на землю его тяжелую, уже не сгибающуюся руку, приоткрыл веко над стеклянным глазом… И все еще не хотел поверить, что Гончаров мертв. Расстегнул ему рубашку, хотел послушать сердце и отшатнулся – на него черными глазками глянули две пулевые раны под левым соском.
К Потапову подошел милиционер:
– Товарищ майор, вот бумага какая-то…
Потапов, приняв на ладонь мелкие клочки бумаги, сразу понял, что это такое, и приказал двум сотрудникам произвести тщательный обыск места, где эти клочки были найдены.
К Потапову подбежал один из проводников:
– Товарищ майор, собаки взяли след, уверенно ведут к шоссе.
Потапов в последний раз посмотрел в мертвое лицо друга. Странное дело: то трагическое, непоправимое, что случилось – он потерял друга, – отмечало словно какое-то второе сознание, и оттого боль в сердце была глухой, неясной. Потапов медленно уходил от мертвого друга, в ту минуту не понимая, что непереносимая боль от постигшей его утраты еще придет к нему, но значительно позже, когда на могиле друга уже засохнут цветы и когда все происходящее сейчас уже превратится в папку с четырьмя буквами «Дело», поперек которой полковник Астангов размашисто напишет синим карандашом: «В архив»…
На шоссе уже стояли машины, примчавшиеся из города и из соседних районов. Потапов увидел полковника Астангова. Он сидел на краю кювета и, казалось, любовался картиной утреннего леса, прорезанного косыми лучами вставшего солнца. Потапов подошел к нему и сказал:
– Убит Гончаров!
– Погиб Гончаров!.. И он опять ушел, – произнес полковник.
В это время полковник наблюдал за собакой, которая, покружив на шоссе, стала рваться обратно в лес, не понимая, что она нашла тот самый след, который привел ее из лесу на шоссе.
– Успокойте собаку! – крикнул Астангов. Помолчав, он повернулся к Потапову: – Весь вопрос в том, куда он пошел: туда? – Он махнул рукой в сторону города. – Или туда?
– Я думаю, после того, что случилось, он не решится идти в город.
– Думаете? Эх, Потапов, Потапов! Вы понимаете, что, поставив нервничавшего и малоопытного Гончарова на самый ответственный участок наблюдения, вы помогли ему погибнуть? – сказав эти жестокие слова, от которых у Потапова потемнело в глазах, полковник Астангов встал и пошел от Потапова, но, сделав несколько шагов, повернулся и, почти подбежав к нему, заговорил быстро и страстно: – Да поймите меня, Гончаров! Сильный и хитрый зверь в минуту опасности идет на охотника, и эта минута одинаково опасна и для зверя и для охотника! Неужели вы этого не знали?…
Не замеченная полковником его оговорка с фамилией сказала Потапову все – Астангов тоже все это время думал о погибшем.
– Я почти уверен, – помолчав, уже спокойно продолжал Астангов, – что он уже в городе. Пост, дежуривший здесь на шоссе, докладывает, что ночью прошла только одна машина – грузовик из автобазы Сельхозснаба. Вот что: берите мою машину – и молнией в город. Найдите этот грузовик. В четырнадцать ноль-ноль доложите результат. Я пока останусь здесь…
«Победа» мчалась в город на предельной скорости. Но если бы она даже оторвалась от земли и полетела, Потапов не заметил бы этого.
…Автобаза Сельхозснаба. Диспетчер спит на узкой лавке, положив руку на телефон. Спросонья он долго не может понять, чего от него требуют.
– Ваши машины сегодня ночью работали? – повысив голос, точно говоря с глухим, в третий раз спрашивает у него Потапов.
– Ах, вон что! – понял наконец диспетчер. – Один Кисляков был в рейсе. В Савелово ездил. Вон его машина – у забора. Он ее чинит.
Потапов подошел к грузовику. Шофер сидел на подножке и удрученно смотрел на лежащий перед ним на газетном листе разобранный карбюратор.
– Что с карбюратором, товарищ Кисляков? – с деланой веселостью спросил Потапов, вглядываясь в землистое после бессонной ночи лицо шофера.
– Что, что! – досадливо сказал шофер, даже не посмотрев на спросившего. – Горючку дают – деготь, а потом спрашивают.
– Вы ездили в Савелово?
– Ну да, не в любимчиках числюсь – как в Савелово, так меня гонят.
– Ночью ехали через Черный бор?
Вот когда наконец шофер поднял глаза на Потапова:
– Ехал. А что?
– Вот что, товарищ Кисляков: я – из госбезопасности.
– Понимаю. Ваши меня еще на шоссе щупали. Только…
– Подождите, товарищ Кисляков… – Потапов сел рядом с ним на подножку грузовика. – Мы ловим опаснейшего преступника, врага нашей Родины. И у нас есть предположение, что он сегодня ночью в районе Черного бора воспользовался попутной машиной.
У шофера округлились глаза:
– Да что вы, ей-богу! Я вез вашего же человека, – не очень уверенно сказал он.
– Как – нашего. Кого?
– Что он мне документ, что ли, показывал? Приказал везти – я и вез.
– Хорошо, хорошо… – торопился Потапов. – Опишите, как выглядел этот человек?
Шофер начал рассказывать. Глаз у него оказался цепкий, и с каждой его фразой перед Потаповым все яснее возникал облик Окаемова.
– На этого похож? – Потапов показал шоферу фотографию.
– Он! Точная копия!
– Куда вы его отвезли?
– На Восточный вокзал. Прямо к подъезду доставил.
– Он пошел в здание вокзала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18