Он охотился и добывал себе пищу. Он никого не хотел видеть.
Я бы тоже пожил, как Даниэл Бун. Есть еще такие места на свете, куда не забредают люди. Я смотрел на ручей Спящего Индейца. Через большие камни он перекидывал свою прозрачную, звонкую воду, и камни эти горели нежным фиалковым мхом.
Я вспоминал сказки, которые слышал от индейцев. Там был добрый медведь Нокози и хитрый кролик Пасикели, лягушка Коти и свирепый лев Истипапа. Там был маленький воробьишка, которого никто не принимал играть. Однажды сошлись играть в мяч две команды. Одна с зубами, другая с перьями. Но воробьишку не брал никто. «Ты слишком мал», — говорили ему звери и птицы.
Игра началась, мяч летал туда-сюда. И птицы стали побеждать, они подкидывали мяч высоко в воздух, а звери не доставали. Прыгал волк, прыгала пантера, но все было напрасно. Тогда маленький воробьишка сорвался с ветки, подхватил мяч на лету и передал его зверям. И те победили. С тех пор они решили, что воробьишка будет играть в их команде.
Я разыскал Хетти. Она сидела в стороне от всех. Рядом лежала палка: теперь Хетти ходила только с палкой.
— Устала, Хетти? — спросил я.
— Немножко, — ответила она.
— Хетти, а что у тебя с ногой?
— Не знаю. Болит все сильнее.
— А что сказал доктор?
— Мы доктора уже не зовем. Дедушка говорит, что ничто не поможет.
Какие у нее красивые волосы! Пожалуй, не хуже, чем у Мари, даже лучше. Ее лицо совсем прозрачное, как у человека, который долго болел, а глаза грустные. На ее розовом платье лежало несколько сорванных желтых азалий. Она перебирала их тонкими пальцами.
— Хетти, — сказал я, — тебе нравится Моррис?
— Нравится, — ответила она просто.
— Мой брат всем нравится, — сказал я важно.
— Но это не твой брат, — спокойно сказала она.
— Почему ты думаешь? — Я насторожился.
— Я не думаю, — она пожала плечами. — Я знаю. Только я никому не скажу.
— А что тут говорить? — возразил я неуверенно. — Но почему ты все-таки думаешь?
— Потому что у меня нет брата, — ответила она тихо.
— Ну и что? — удивился я.
— Я бы очень его любила.
— Кого, Морриса?
— Нет, своего брата.
— Ничего не понимаю. Ты какая-то чудная, Хетти. Если у тебя нет брата, значит, и у меня не должно быть?
На ее щеках появился румянец. Она молчала.
— Нет, говори! — Я вскочил. — Давай говори, почему это Моррис не мой брат?
Но она молчала. Она разорвала ветку азалии, и глаза у нее чуточку покраснели.
Я ушел и стал бродить по поляне. Остальные бегали и ловили друг друга. Я остановил разгоряченную Мари и оттащил ее в сторону.
— Тебе нравится Моррис? — спросил я.
— Вот еще! — Мари насмешливо скривила губы. — Ты больно схватил меня за руку, у меня будет синяк.
— Нет, он тебе нравится! — сказал я.
— Что это с вами, мистер Майк Аллен? — Мари поправляла разлетевшиеся волосы, губы у нее горели, глаза сияли. — Что это с вами всеми сегодня? Люк Чартер толкается. Отис подставил ножку, а ваш братец смотрит зловещим взглядом и ходит за мной с палкой.
— Потому что он в вас влюблен, — брякнул я.
— Вот как? Ты думаешь, это для меня новость?
— Много о себе думаешь, — сказал я.
Она прищурила и без того сощуренные глаза и сказала:
— Сколько бы я о себе ни думала, мистер Аллен номер два, но я предпочитаю думать о себе, а не о вас.
И она убежала, крикнув мне издалека:
— Дурак!
Меня аж пот прошиб. От «мистеров» перешли к «дуракам». Нет, этого я не прощу. Может быть, она назвала меня дураком, потому что на мне рабочая блуза? А может быть, может… Уж как-то больно весело она это крикнула. Что она хотела сказать?
Я застал Морриса болтающимся на ветке перед Хетти. Он дрыгал ногами, как цирковой клоун, но огромная ветвь даже не пригибалась. Ах, да он просто что-то отламывает!
Вот Моррис соскочил и протянул Хетти кустистый пожелтевший отросток.
— Что ты делаешь? — сказал я. — Ведь это ведьмина метла!
— Какая метла? — спросил он удивленно.
— Это ведьмина метла. Ты что, не знаешь? Это больная ветка, видишь, листья уже пожелтели, видишь, сколько сучков на ней?
— То-то я подумал: чудная ветка, — пробормотал он. — Поэтому и отломил. Красивая.
— Красивая! — сказал я. — Это ведьмина метла. Если кому-то хотят причинить несчастье, подкидывают ведьмину метлу.
— Что? — Его лицо вытянулось. Он вырвал ветку из рук Хетти и отбросил в сторону.
— Да это просто поверье, Моррис, — сказал я. Я был поражен. Он весь просто затрясся. Он озирался, как будто что-то искал, губы его кривились.
— То-то я думаю… — бормотал он.
— Не расстраивайся, Моррис, — сказала Хетти. — Я первый раз слышу про такую примету.
Тут прибежали, держась за руки, близнецы Смиты и потребовали открыть корзины. Мы расстелили пледы, разложили еду и принялись уминать бутерброды, холодную индейку, запивая клюквенным морсом.
А вечером на галерее мы слушали рассказ дядюшки Парижа.
Глава 10: Как кукурузный мальчишка Кривой Початок и его приятель Чихни-Понюхай лечились от любви
Однажды кукурузный мальчишка Кривой Початок и табачный бродяжка Чихни-Понюхай влюбились в хлопковую девочку Белую Коробочку.
Они на поле ее увидали, и Кривой Початок сразу сказал:
— Что-то у меня пятка чешется.
А Чихни-Понюхай:
— У меня нос зачесался.
Дальше больше. Все чешется у приятелей. Кривой Початок и говорит:
— Послушай, Чих, никак, мы влюбились, а? У меня любовь всегда начинается с пятки.
— А у меня с носа, — говорит Чихни-Понюхай.
Дальше больше. У одного печенка чешется, у другого селезенка.
— Невозможная жизнь, — говорит Кривой Початок. — Пойду ее за косичку дерну.
Пошел и дернул Белую Коробочку за косичку. А Чихни-Понюхай ей ножку подставил. Белая Коробочка обиделась.
— Еще обижается, — сказали приятели. — Из-за нее страдаем.
А сами еще больше влюбились.
— Что теперь делать? — говорит Чихни-Понюхай.
— Надо лечиться, — отвечает Кривой Початок. — Пойдем спросим кого-нибудь.
Пошли к мистеру Лису, спросили его, как лечатся от любви. Мистер Лис говорит:
— Видите это поле? Если его прополоть, вся любовь вылетит.
Принялись за работу приятели. Пололи, пололи, все взмокли. Все поле прошли, а любовь не прошла.
— Сильная у вас болезнь, — говорит мистер Лис. — Видите тот лесок? Если там пару сосен свалить и дров наколоть, любовь выскочит.
Снова взялись приятели. Пилят, дрова колют.
— Послушай, Чат, — говорит Чихни-Понюхай. — А не на него ли мы стараемся? Похоже, он нас надувает.
— Похоже на то, — отвечает Кривой Початок. — Но раз взялись, давай доделаем.
И пилят они, и пилят. И рубят, и рубят. Только щепки летят.
— Хватит! — кричит мистер Лис. — Хватит уже! На две зимы нарубили!
А они все пилят да рубят.
— Раз за дело взялись, надо кончить, — говорят.
— Перестаньте! — кричит мистер Лис. — Весь лес погубите!
А приятели трудятся.
— Караул! — кричит мистер Лис. — Убивают!
А приятели все свое. Повалили лесок мистера Лиса, сарай распилили в придачу и тогда успокоились.
— Не будешь обманывать, рыжий, — сказал Кривой Початок.
— Разбойники! — голосит мистер Лис. — Я на вас управу найду!
Управа управой, а любовь не проходит. Решили сходить к мистеру Кролику. Спросить у него, как от любви полечиться. Мистер Кролик подумал-подумал и говорит:
— А какое у нее приданое?
— Что за приданое? — спрашивают приятели.
— Ну, хозяйство большое ли?
— Да целое хлопковое поле.
— Тогда проще простого. Надо посвататься. Женитесь на Белой Коробочке, любовь сразу пройдет, а хлопковое поле будет ваше.
Отправились приятели к Белой Коробочке.
— Пришли на тебе жениться, — говорят. — Уж больно хвораем, все чешется. Мистер Кролик сказал: как женимся, так все пройдет, а хлопковое поле будет наше.
— Я согласна, — говорит Белая Коробочка. — Только замуж выходят за одного. Кто из вас на мне женится?
— Мы оба, — говорят приятели.
— Так не бывает, — отвечает Белая Коробочка. — Тут ни у кого нет два мужа. Выбирайте скорей, кто хочет на мне жениться и взять хлопковое поле в придачу.
— Я первый влюбился, — говорит Кривой Початок.
— Нет, я первый, — говорит Чихни-Понюхай.
— Нет, я первый! — кричит Кривой Початок.
— Нет, я! — кричит Чихни-Понюхай.
Слово за слово и подрались. Лупят друг друга, по земле катаются. А хлопковая девочка Белая Коробочка преспокойно ушла домой.
Колотили, колотили друг друга приятели, шишек наставили. Потом сели на землю, отдышаться не могут. Кривой Початок говорит:
— Послушай, Чих, чего это мы подрались?
— Да что-то не помню, — говорит Чихни-Понюхай. — Кажется, от чего-то лечились.
— Не от простуды?
— Да вроде того.
Вот как умный мистер Кролик вылечил приятелей от любви. Он в это время аппетитно кушал капусту в огороде у Кривого Початка. Если тебе не отплачивают добром за добро, то возьми эту плату сам. Так всегда думал мистер Кролик. Так он и поступал.
Глава 11: «Страшила» в путь собрался
Когда я в первый раз увидел «Страшилу», то просто остолбенел. Такое и во сне не приснится. Вот чудище так чудище.
«Страшила» стоял и пыхал серым дымом. Его труба с хорошенькую башню расширялась кверху, а потом снова сужалась и напоминала здоровенную урну. Паровоз такого типа встретишь не часто. На дорогах его называют «верблюд» за то, что бойлер не лежит, как у других, а стоит торчком. Над ним еще громоздится кабина размером с домик сторожа.
«Страшила» очень большой. Стоишь рядом с ним, как муха, даже до цилиндров не достаешь головой. Кто придумал такого урода? Ему даже имя постеснялись дать, только номер стоял — 13, но весь Гедеон звал «тринадцатого» «Страшилой».
Весь он какой-то неуклюжий, но мощный. Он всегда напоминал мне одного рабочего в Джексоне по кличке Горилла. В Горилле было не меньше шести футов роста и не больше одного фунта мозгов. Горилла имел привычку хватать в охапку и так сжимать, что глаза на лоб лезли. Так он чуть не удавил одного парня, который назвал его крысоловом. А в этом не было ничего обидного. Горилла родом из Флориды, всех тамошних, как известно, зовут крысоловами. Все дело в том, что у Гориллы не хватало извилин, но придавить он мог кого угодно. Все боялись Гориллу.
«Страшила» соперничал с «Пегасом». Машинист «Страшилы» Джеф Деннис, по кличке Кузнечик Джеф, и вправду был похож на кузнечика. Он выпархивал из будки и лазил по своей огромной машине с утра до ночи. Он мог висеть на трубе «Страшилы», как муха на потолке.
Джеф Деннис обожал «Страшилу». Он звал его «мой маленький». Он гордился тем, что «Страшила» брал с места состав в сто осей, доверху груженный тюками с хлопком. Вместо свистка он сделал «Страшиле» страшный гудок, и тот потрясал своим ревом Черную Розу.
Кузнечик Джеф много раз предлагал Моррису потягаться. Он брался перетянуть «Пегаса» на сорока футах, тогда как Моррис мог кипятить свой котел на полную катушку.
Моррис отвечал, что готов поиграть с ним в салочки.
— Ты будешь идти под белым пером, а я на тех же сорока. Зачем мне с тобой тягаться? Ты бегемот, а я австралийская динго.
Это выводило Кузнечика из себя. Все-таки скорость ценилась в Черной Розе больше, чем сила. Джеф Деннис клялся, что, когда переберет все подшипники и заменит тендер на более легкий, он побьет «Пегаса» и в гонке.
Но «Страшила» прославился раньше, чем Джеф Деннис перебрал подшипники и прицепил новый тендер.
В этот день на станции было столпотворение. Чуть не полгорода собралось. «Страшила» стоял, увитый зеленью и увешанный флажками. К нему прицепили открытую «люльку», тоже украшенную и расцвеченную.
«Рыцари Юга», самые богатые плантаторы, наняли «Страшилу» и собрались разъезжать по всей Черной Розе. Они назвали этот путь «рейс надежды».
«Рейс надежды» начался в Гедеоне с шума, крика, с пылких речей и грома духового оркестра пожарников.
На «люльку» взобрался мистер Смит, владелец двухсот негров, он же главный держатель акций железной дороги.
— Накипело! — крикнул он. — Я предъявляю Северу всего пять обвинений, а мог бы предъявить пятнадцать! Правдами и неправдами Север добился большинства в Сенате и Конгрессе — это раз. Он уничтожил закон о выдаче беглых негров — это два. Свободные граждане Юга! Мы теряем ежегодно миллион долларов на побегах черных, а Север получает рабочую силу!
Я посмотрел на нашего Вика. Он уютно устроился на черепичной крыше вокзала, сосал какую-то дрянь и безмятежно слушал мистера Смита.
— Граждане! — продолжал Смит. — Мало того, что Север отказывает нам в выдаче нашей собственности. Он делает все, чтобы потери наши росли! Он побуждает негров к восстанию, он выпускает мерзкие книги и прославляет таких, как Джон Браун! Это три!
— Позор! — заорала толпа.
— Мораль на Севере распалась! — кричал Смит. — Это четвертое обвинение. Посмотрите, что там творится! Религия приходит в упадок, церковь не посещают! Бедняки развращены бездельем и кормятся за счет филантропов. На Севере разрешен развод, там ничего не стоит бросить своих детей!
— Позор! — кричат гедеонские красавицы. Они нацепили на платья бумажные черные розы, а многие мужчины пришли с длинными картонными носами. Они вспомнили, что символ их штата дятел, а дятел упорная птица, всю жизнь он долбит и долбит.
— Мое пятое и самое главное обвинение! — говорит Смит. — Нам нет дела до того, чем занимаются янки. Пусть они погрязнут в своей жадности, пусть заплюют свой Север копотью, пусть каждый из них скопит миллион. Но почему они не оставят нас в покое? Почему они тянут свои грязные руки в наши края, почему развращают наших детей дешевыми соблазнами?
— Отделение! — кричит толпа. — Мы не хотим их знать! Мы отделяемся! Провести границу! Не пускать их сюда!
Я снова с опаской посмотрел на Вика. Быть может, здесь где-то Шеп О’Тул? Правда, еще несколько мальчишек устроились на крыше. Они швырялись сосновыми шишками, плевались из трубок горошинами и тоже вопили:
— Отделение! У-лю-лю!
Оратор за оратором сменялись на «люльке».
— Вы знаете, кто такой Линкин? — кричал один. — Или Линкорн, как его там?
— Линкольн, — поправили из толпы.
— Мне все равно, как его звать! Но я читал, что хочет эта обезьяна. Он похож на обезьяну, говорю вам! Я видел его портрет в газете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24