У индейцев-какчикелей бытовало поверье, что Шибальба — это таинственный мир, средоточие величия и могущества. Но возможно, давным-давно, сотни лет назад, два мира все же общались друг с другом.
Одна мысль неизбежно порождала другую, и Майк торопливо записывал решительно все, что припоминалось, записывал в надежде на то, что какое-нибудь слово вызовет новые ассоциации, наведет на новые мысли. Он часто прибегал к подобному методу, и это всегда помогало. Он проработал еще с полчаса, неустанно записывая, напрягая память. Так значит, связь между племенами майя и анасази не сводилась лишь к одной торговле? Возможно. Когда речь заходит об исчезнувших народах, приходится всегда употреблять это слово — «возможно». Чтобы дать более определенный ответ, надо выдвигать различные версии и строить догадки, затем тщательно проанализировать все имеющиеся данные, зачастую лишь доказывая ошибочность своих теоретических построений. Подчас на теорию влияют и господствующие в обществе настроения. Во времена всеобщей борьбы за мир считалось неуместным говорить об анасази как о воинственном племени. Майя тоже считались миролюбивыми до тех пор, пока найденные при раскопках кости людей, принесенных ими в жертву, не стали говорить сами за себя. Выдвигались и другие предположения относительно того, что заставило анасази перебраться в скальные жилища. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы догадаться, что ни один здравомыслящий человек, вне зависимости от того, каким бы привлекательным в некоторых отношениях ни показалось подобное жилище, не станет добровольно мучить себя, совершая изо дня в день восхождения по крутым, вырубленным в камнях ступенькам, перетаскивая наверх пищу, воду и топливо для костра. Человеческой памяти свойственно окружать прошлое сверкающим ореолом, и, должно быть, нечто подобное произошло и с племенем анасази, некогда населявшим территории Четырех Углов. С каждым днем им приходилось уходить все дальше на равнины в поисках топлива для очага и леса, пригодного для строительства. Они страдали от засухи и частых набегов кочевых племен. И в конце концов тот мир, что был давным-давно покинут ими, начинал казаться весьма привлекательным.
Расплатившись с официантом, Майк Раглан отправился обратно в мотель, намереваясь написать несколько писем и взять кое-какое снаряжение — в том числе и специальные упаковки с продуктами, которые он обычно брал с собой, отправляясь в горы.
И тут он вспомнил: пора навестить Иден Фостер! Глянув по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Майк сел за руль. В глубине его души все же теплилась надежда на то, что Иден объявит ему: Эрик уже освобожден или должен оказаться на свободе в самое ближайшее время.
Нет такого человека, который по доброй воле отправлялся бы на смерть: каждый верит, что ему так или иначе удастся выжить. И каждый из нас не только участвует в жизненном процессе, но одновременно и наблюдает за ним как бы со стороны — словно окружающий нас мир существует лишь в нашем сознании. И этот мир исчезает, когда умирает человек. Хотя он и продолжает свое существование в сознании других людей, которые видят его по-своему.
Майк Раглан думал об этом, когда катил по дороге, ведущей на запад. Окружавшие его горы, леса и пустыни существовали для него только тогда, когда он видел их, и ему трудно было представить мир, в котором он никогда не был. Откровенно признаваясь себе в том, что у него нет ни малейшего желания оказаться там, куда он сейчас направляется, Майк Раглан был связан по рукам и ногам верностью дружбе, тем, что сам он считал делом чести.
Стоял погожий солнечный день, и, когда он подъехал наконец к дому Иден Фостер, уже перевалило за полдень. Майк развернулся и припарковал машину так, чтобы потом можно было сразу же выехать на дорогу. Он прекрасно понимал: теперь каждый его шаг сопряжен со смертельной опасностью.
Иден сама открыла дверь, на ее миловидном и очень бледном лице застыло напряженное выражение, а глаза казались огромными. Она отступила от двери. Майк вошел, осмотрелся. Затем он прошел в гостиную и сел в кресло, стоявшее у стены. Хотя он никого, кроме хозяйки, не видел, ему почему-то казалось, что в доме еще кто-то есть. Майк вдруг почувствовал, что теперь уже готов ко всему. Черт с ними со всеми… Да. Он готов ко всему. Если они сами нарываются на неприятности, они их получат.
— Где Эрик? — спросил он, тотчас же сообразив, что начал, возможно, немного резковато.
Она поджала губы, и он заметил, как гневно сверкнули ее глаза.
— В конце концов, он мой друг, — более миролюбивым тоном добавил Майк.
— Я ничего о нем не знаю. Вы обратились не по адресу.
Майк пожал плечами.
— Ну, если вы так считаете… — Немного помолчав, он продолжал: — Я начертил карты. А также написал подробный отчет и сделал с него несколько копий. Все это будет передано правительству Соединенных Штатов, а также в столицу штата, в дорожную полицию, в ФБР и редакции различных газет. Если со мной что-нибудь случится, реакция последует незамедлительно. Я сообщил им, в течение какого времени намереваюсь действовать и когда должен дать знать о себе.
Она еще больше побледнела. А когда наконец заговорила, то казалось, что даже самые обычные слова давались ей с трудом:
— Ты сам не ведаешь, что творишь. Твой мир будет уничтожен.
— Если со мной что-нибудь случится, то этим займутся другие. — Он взглянул ей в глаза. — Мне нужна твоя помощь.
— Моя помощь? Ты шутишь? Я ничем не могу помочь тебе. Даже если бы очень захотела. За мной следят, хотя я не знаю, кто именно. — Она пристально посмотрела на него. Даже сейчас, в минуты сильного испуга, эта женщина была чертовски хороша. — Они следят за каждым моим шагом. И знают, что ты здесь. И они знают, зачем ты здесь. Поэтому едва ли тебе удастся уйти отсюда.
— Потому что они — придурки. Вместо того чтобы все тихо уладить, только нарвутся на неприятности.
— Ими управляет Рука. Никто не смеет перечить ему. — Она вскочила на ноги. — Да! Да! Ты прав! Я очень хочу остаться здесь! Мне бы хотелось забыть обо всем! Чтобы остаться частью вашего мира! Только бы не возвращаться обратно! Да, мне нравится ваша жизнь, и этот яркий солнечный свет, и ваши люди. Но я рабыня! Я — как инструмент, который Рука использует по своему усмотрению. — Она ненадолго замолчала, затем снова заговорила: — Я не знаю, слышит ли он меня сейчас. Может быть, и слышит. Но должна же я, в конце концов, высказаться… Я думаю, что Рука — человек, обыкновенный человек, обладающий безграничным могуществом в своем мире, но не имеющий понятия о том, что происходит здесь, у вас. Ему никогда никто не перечил. Никто и никогда не становился у него на пути, и поэтому он даже представить себе не может, что где-то существуют силы, превосходящие его могущество. Он обладает безграничной властью. У него имеется такое оружие, какое даже не снилось вашим ученым. И он наверняка воспользуется им. А если он захочет, то окончательно закроет доступ в свой мир. Поверь мне, это так. Давным-давно, когда его мир был много моложе и вместе с тем мудрее, в нашей науке были сделаны величайшие открытия, намного опередившие ваши достижения. Развитие научной мысли уже давно прекратилось, но Рука все же имеет доступ к источнику энергии, способному уничтожить все живое. Рука не боится вашего мира как такового, он боится ваших идей. Он почти ничего о вас не знает и поэтому презирает всех живущих здесь, полагает, что они не способны дать достойный отпор. Ты должен понять… Рука понятия не имеет, что такое книги и газеты. Он не умеет читать и весьма смутно представляет, для чего это надо.
— Ты его когда-нибудь видела?
— Я? Никто и никогда не видел его! Разве только Властители Шибальбы, состоящие при нем. Сомнительно, что даже стражники Варанели когда-либо его видели. Насколько мне известно, он никогда не покидал стен Запретной Крепости и никто не может пройти к нему. Но зато он все видит и все слышит. Может, даже сейчас слушает, о чем мы с тобой говорим.
— Тогда как же ты осмелилась?..
Она посмотрела ему в глаза:
— Я не собираюсь возвращаться обратно.
— И тебе ничего не известно о других? О тех из ваших, что живут в горах?
— О них я никогда ничего не слышала. И, признаться, не верю в их существование.
— Тем не менее они существуют, и Рука знает об этом. Они — потомки тех, кто вернулся обратно из нашего мира, тех, кого мы называем анасази. Они бежали из вашего мира зла и создали свой собственный, особый мир.
— Этого не может быть. Я не верю.
Майк указал на маленький цветок подсолнуха у себя в петлице:
— Знаешь, что это за цветок?
Она пожала плечами:
— Я видела, как он растет здесь. Там это не разрешается.
— Не разрешается?
— Там его не разводят, а если где вырастает сам по себе, то уничтожается.
— Почему?
Она снова пожала плечами:
— Таков закон. А у нас законы соблюдают, а не обсуждают их.
— Я уверен, что это — символ. Возможно, символ сопротивления. И он в ходу у кое-кого из ваших, у тех, кто бежал в горы.
— Откуда ты можешь это знать?
— Ты, должно быть, видела карты нашей страны? По крайней мере карты этого штата… Разве ты никогда не задавалась вопросом — отчего твоя страна так мала? Я уверен, что от вас очень многое скрывают. Скрывают тщательнейшим образом.
Она какое-то время молчала.
— Да, мне тоже так кажется. Я очень изменилась, с тех пор как впервые попала сюда. Но в твоей стране мне иногда неуютно, она слишком… слишком свободная, что ли. И это тревожит. А у нас все упорядочено, все четко расписано. Каждый твердо знает, кто он такой и что ему позволительно делать.
— А как насчет того, что ему непозволительно делать?
— Мы не думает об этом. Мы знаем то место, где мы живем, где работаем, куда ходим развлекаться. Этого достаточно.
— А что же с Эриком Хокартом?
— Ничего, — ответила она после секундного замешательства. — Я поставила Властителей Шибальбы в известность о том, что его исчезновение здесь не осталось незамеченным, что ваше правительство обеспокоено его отсутствием и что у них могут быть неприятности.
— Ну и…
— Ну и ничего. Видишь ли, они смотрят на это иначе, чем ты. Им не дано понять, что исчезновение одного-единственного человека вообще могут заметить, а уж тем более что его исчезновение повлечет за собой какие-то последствия. У нас к таким вещам относятся иначе. Разница, как, например, между вами и русскими.
— Что ты имеешь в виду?
— Их журналисты работают на правительство, и поэтому они уверены, что у вас — то же самое, что газеты не могут существовать сами по себе и печатать все, что захочет редакция. Ну а у нас… Если в нашем мире кто-нибудь и пропадает, то никто не задает вопросов и…
Замолкнув на полуслове, она вскочила с кресла.
— Тебе пора идти! Уходи сейчас же! — Она взглянула на часы. — Я понятия не имела, что уже так поздно. Умоляю тебя, уходи! Немедленно!
Ни слова не говоря, Майк поспешно поднялся и направился к двери. Но тут же остановился. Потому что дверь внезапно распахнулась, и в комнату ввалились двое мужчин. Майк узнал обоих.
Иден Фостер тут же отпрянула назад, а вошедшие бросились к нему. У Майка не возникло сомнений относительно их намерений. И он не дал им возможности сомневаться относительно своих собственных.
Глава 28
Отскочив в сторону, Майк с силой пнул кресло, которое, опрокинувшись, полетело под ноги преследователям. Один из нападавших, споткнувшись о неожиданную преграду, растянулся на полу. Раглан тотчас нанес ему сокрушительный удар ногой в висок.
Второй из нападавших оказался проворнее: перепрыгнув через кресло, он выхватил из-за пояса нож. Ни секунды не раздумывая, Раглан схватил со стола тарелку с салатом и, размахнувшись, швырнул ее в лицо противнику. Затем заехал нападавшему между ног носком ботинка. Тем временем первый из поверженных врагов сделал попытку подняться на ноги. Раглан, заметив это, огрел его по голове бутылкой, и тот, истекая кровью, снова повалился на пол.
— Они чересчур самоуверенны, — пояснил Paглан, взглянув на Иден. — Им бы побольше времени проводить на улицах. Похоже, им до этого ни разу не давали отпора.
— Никто бы и не посмел, — сказала Иден.
Второй из нападдавших все еще протирал глаза размазывая по физиономии салат. Майк подобрал с пола его нож.
— На пол, — приказал он. — Не то кишки выпущу.
Майк обвел взглядом гостиную. Затем взглянул на хозяйку:
— Извиняюсь за погром, Иден, но твои мальчики могли бы вести себя вежливее.
Она смотрела на него во все глаза. Казалось, ее лицо стало еще бледнее.
— Эти ребята ведут игру без правил, — продолжал Раглан. — Послушай моего совета и постарайся отделаться от них. Если уж не можешь помочь мне, подумай хотя бы о себе. Порви с ними. Уезжай отсюда. Отправляйся на Восток или еще куда-нибудь.
Майк вышел на улицу и, направившись к машине злоумышленников, ненадолго задержался, чтобы воспользоваться наконец ножом, который все еще сжимал в руке. Лезвие оказалось острым как бритва, и Майк, загоняя нож в резину по самую рукоятку, весьма основательно исполосовал колеса вражеской машины. Затем он забросил уже ненужный нож в кусты, росшие по другую сторону от дороги, и сел за руль своей машины.
Добравшись до мотеля довольно быстро, он припарковал свой джип и направился в кафе.
Галлафер расположился за дальним столиком. Увидев вошедшего Майка, он криво усмехнулся:
— Я знал, что ты придешь. Ну что, виделся с Иден Фостер?
— Мы очень мило побеседовали. Только вот потом вышло маленькое недоразумение.
Галлафер с любопытством взглянул на Майка:
— Так расскажи…
— Да и рассказывать-то особенно нечего. Просто два парня решили, что на них управы не найдется, — ответил Раглан. — Сразу видно, нездешние.
Майк потянулся к кофейнику и налил себе чашку кофе.
— Все, что надо сделать, мне придется делать самому. Иден ничем не может мне помочь.
— Не может или не хочет?
— Скорее всего не может. Очевидно, никому там до этого нет дела. По-моему, она уже настроилась на то, чтобы отчалить оттуда. У нас ей больше нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47