Вполне возможно, что мои предположения
полная чушь, это у каждого из нас случалось, и у вас будет... Футлярчик
этот в дело не попадет. А успокоиться хочу.
Не перебивая, Скорик выслушал тираду человека, за которым, знал, шла
репутация сильного и грамотного следователя. Спросить хотелось о многом,
но он сдержался и задал только один вопрос, кивнув на футлярчик:
- Чей он, Михаил Михайлович?
- Одного человека, не обижайтесь, я скажу вам попозже, - и осторожно,
держась за края платка, Щерба завернул прозрачную коробочку и протянул ее
Скорику...

43
Утром, не заходя на работу, Сергей Ильич отправился на автостанцию,
купил билет на рейсовый автобус "Подгорск - Ужва", и сев в полупустую
машину, стал ждать отправления. Шофер в кабине что-то жевал, не спешил,
хотя уже пора бы ло ехать, видно надеялся, что пассажиры еще подойдут.
Вчера и позавчера пришла почта из Литвы и Белоруссии, - ответы на
запросы Сергея Ильича из населенных пунктов Троки - Тракай. И - никаких
следов Бучинских: "Нет", "Не числятся", "Не проживали", "Не проживают",
"Не значатся". Ни огорчения, ни разочарования эти ответы у Сергея Ильича
не вызвали. Уж очень давно он привык к двум результатам в своей работе:
"да" - "нет". И многолетнее такое многообразие не порождало никаких
эмоций.
Сегодня он должен окончательно прояснить все, что касается Ульяны
Васильевны Бабич.
Автобус выбрался уже из сутолоки центра и катил по широким улицам
нового микрорайона, за которым начиналось рыжее поле.
Коротая время, Сергей Ильич думал о том, какие дальнейшие шаги
предпримет в поисках наследников 300.000 долларов, окажись Ульяна
Васильевна Бабич не тем лицом, которое он ищет. И еще он впервые подумал:
странно, что Бучинский не оставил завещания, как это принято на Западе,
тем более, что оказался человеком состоятельным. Уж он-то знал, кто должен
унаследовать все, что останется после его смерти. В чем же дело? Считал,
что совершенно одинок, завещать было некому?..
Постепенно по дороге в Ужву автобус заполнялся людьми, которых шофер
подбирал в привычных местах, обычно около сельмагов. В машине стало душно,
к тому же в салон откуда-то гнало горячий дух бензина. Сергею Ильичу
сделалось дурно, пытался все время вздохнуть полной грудью, перевести
дыхание, но не мог, что-то тяжко легло поперек горла, начиналась головная
боль. Хотелось крикнуть, чтоб остановили автобус, выскочить, лечь среди
поля, закрыв глаза, и дышать, дышать...
В таком состоянии он доехал до Ужвы, ни о чем стороннем уже не думая.
Тут же на площади, где была конечная остановка, он посидел на скамье,
передохнул, покурил и двинулся на Черешневую улицу.
Калитка дома номер пять оказалась запертой, окна затворены и за
стеклами видны были глухие шторы. Во дворе ни души. Постояв какое-то время
и убедившись, что дом пуст, Сергей Ильич направился к соседней, справа,
калитке, скобой поднял щеколду, вошел во двор и по шуршащей гравийной
дорожке поднялся на крылечко, постучал в крашеную белую дверь.
- Входите, открыто! - раздался голос.
Войдя, Сергей Ильич не сразу увидел в темноватой прихожей хозяина,
который склонившись, переливал из молочного бидона в трехлитровую банку
тягучий, приторно пахший цветами мед.
- Вы ко мне? - выпрямляясь и вытирая руки мокрой тряпкой, спросил
хозяин. - Проходите, - он первым прошел в дверь, распахнутую в светлую
кухню. И Сергей Ильич разглядел его - невероятно худого, плоскогрудого, в
старенькой желтой с коричневыми полосками сорочке, заправленной в
широченные брюки, державшиеся на подтяжках.
- Здравствуйте, - сказал Сергей Ильич. - Извините за вторжение. Я,
собственно, к соседке вашей, Ульяне Васильевне. Но там, по-моему, никого
нет.
- Никого, - сказал хозяин. - А вы, простите, откуда будете?
- Из области. Я юрист. Приехал по важному для нее делу.
- Ульяна в больнице. Инсульт у нее. Вас как звать?
- Сергей Ильич.
- А меня Марьян Зенонович.
- Как ее здоровье? - спросил Сергей Ильич.
- Плохо. Надежды мало.
- Марьян Зенонович, вы хорошо знали их семью, Ульяну Васильевну, ее
мужа? Понимаете, мне нужно кое-что уточнить о ее родне. Скажу вам
откровенно, речь идет о наследстве.
- Ишь ты, как! - хозяин весело вскинул руками. - Все расскажу, что
знаю, может и мне чего перепадет из наследства того, - он добродушно
рассмеялся и уже серьезно сказал: - Семью их знаю тридцать четыре года,
как переехали сюда в сорок шестом из Хабаровска, так мы рядом и живем,
строились тут разом. Я Антону помогал, Бабичу покойному, он мне.
Спрашивайте, скажу, что помню.
- Откуда они родом?
- Антон Бабич, значит муж Ульяны, коренной дальневосточник,
хабаровский. Рассказывал, что дед его из казаков уральских. В середине
прошлого века чуть ли не всей деревней переселились в дальневосточные края
с Урала.
- А Ульяна Васильевна?
- Тоже из тех мест. После революции оба оказались за границей, в
Хабине или Хибине, не помню точно.
- В Харбине, наверное?
- Наверное. Там познакомились, там и поженились. А уж после этой
войны, в сорок шестом вернулись. В родных местах, дальневосточных, что-то
не понравилось им, подались сюда. Так мы и познакомились.
- А детей у них нет?
- Нет. Как говорится, бог не дал.
- Марьян Зенонович, братья, сестры у Ульяны Васильевны есть?
- Одна сестра была, Мария, умерла еще в шестьдесят третьем. Тоже с
ними приехала, но жила в Подгорске.
- Ульяна Васильевна никогда не упоминала о какой-нибудь родне за
границей?
- Как не упоминала?! Рассказывала, что какой-то троюродный дядька,
царский офицер, ушел с белыми в этот Харбин, а потом уплыл в Америку, там
и помер. А сын его еще жив, в Америке, фермер, увезли его мальчонкой, он
моложе Ульяны лет вроде на пять. Письма ей пишет. Редко, правда, так через
год-два пришлет письмишко. За минувший год да за этот было письмо, как раз
за неделю до Ульяниной болезни.
- А как его фамилия?
- Вот этого не знаю. Мне-то фамилии ни к чему.
- Марьян Зенонович, а что потянуло Бабичей в наши края? Может быть,
какие-нибудь родственники нашлись тут?
- Ну что потянуло? Разве человек точно знает, почему ему другие места
повидать охота? Там жили они на одном краю земли, а тут уже другой ее
край. Интересно же, какой он, другой конец земли! А может, когда вернулись
из-за границы, неуютно им стало на прежнем, родном месте, - со значением
сказал он и взглянул на Сергея Ильича: понял ли тот, о чем речь. - А вот
родни тут у них никакой не было, знакомых никого, не то что души кровной.
Это точно знаю. Сперва одиноко жилось им, пока не обзнакомились. Ульяна
лаборанткой в поликлинике работала, а Антон бухгалтером на сахзаводе.
- Спасибо, Марьян Зенонович, - встал Сергей Ильич. - У меня к вам
просьба: то, ради чего я приехал сюда, пока в стадии изучения, все
проверяется, поэтому не хотелось бы, чтоб посторонние знали. Народ ведь у
нас любопытный, любит такие новости, пойдут слухи. А дело при проверке
может обернуться ошибкой.
- Это уж точно, что слухи любят у нас, - улыбнулся хозяин. - Мой
сосед, что с той стороны ульяниного дома, прослышал, что мед у меня берут
даже из Подгорска, тоже слух придумал: Марьян, мол, сахарным сиропом мед
разбавляет... Так что насчет вашего вопроса вы не беспокойтесь. Мы тут на
кухне с вами поговорили, на кухне все и останется, вьюшка в плите открыта,
через поддувало в дымоход и вытянет, в небо улетит, а там лови, -
засмеялся он, провожая Сергея Ильича до калитки...
Из Ужвы Сергей Ильич вернулся в половине третьего, с автостанции
трамваем поехал на работу, хотя чувствовал себя дурно, вяло, даже есть не
хотелось. Но придя к себе, заварил крепкого чая, достал из кейса
бутерброды, которыми снабдила ж ена, и заставил себя поесть, а чаю выпил
даже два стакана - один сладкий, другой без сахара, чтоб ощутить вкус
первой заварки.
Потом, покуривая, он думал о том, что фамилию Бабич с
генеалогического древа Михаила Бучинского теперь можно отрубить. По всем
признакам тут однофамильцы. Михаил Бучинский - из этих мест, галицийских
корней, а тот Бучинский, - родственник Ульяны Бабич, - натуральный
дальневосточник да еще из уральских, видимо, яицких казаков. Уж слишком
большой этно-географический разброс, такая кровная близость в галицких
родословных почти не встречается. Кроме того, что самое главное, -
дальневосточный Бучинский жив, Бабич получила от него письмо не так давно,
а Бучинский-наследодатель умер полгода назад.
Придя к такому выводу, Сергей Ильич принялся за почту. Его ждали
письма из Белоруссии и Литвы. Трабский сельсовет Ивьевского района
Гродненской области извещал, что интересующий Инюрколлегию Бучинский
Михаил Степанович в населенном пункте Троки не проживал и не проживает. Из
населенных пунктов Тракай Игналинского, Швенческого и Вильнюсского районов
Литвы уведомляли, что человек по фамилии Бучинский Михаил Степанович в
актах записи о рождении или смерти не значится.
С самого начала слабо веривший в версию "Троки-Тракай", Сергей Ильич
спокойно подшил эти бумажки в дело и распечатал последний конверт - из
Москвы, из Инюрколлегии. Письмо сообщало, что "...нами получен телекс от
фирмы Стрезера, что в Кливленде (США) найден человек, американский
украинец, который в годы войны был офицером армии США в Европе. С 1945 по
1950 год он работал в американской оккупационной зоне Германии в лагере
перемещенных лиц. Он заявил, что знал человека по имени Александр
Бучинский, который был вывезен немцами в Германию, а затем в числе других
передан американцами советским властям для репатриации на родину. Мы
сделали запрос в соответствующие органы. Поищите среди бывших партизан
людей, возможно знавших Александра Бучинского, брата наследодателя..."
"Если речь идет об одном и том же Александре, доказательств, что он
был убит полицаями, как сообщил мне старик с улицы Толбухина, знавший всю
семью Бучинских, у меня нет, - думал Сергей Ильич. - Как и нет
доказательств, что задержанный полицаями Александр Бучинский был ими
отпущен. Это всего лишь слова Рандолла".
Очень уж не хотелось Сергею Ильичу обращаться к Кухарю, но это,
пожалуй, единственно возможный путь узнать что-либо об Александре
Бучинском, если он действительно был связан с партизанами, и если связан
был именно он, а не какой-нибудь другой Бучинский.
Сергей Ильич снял трубку и позвонил Кухарю. На другом конце отозвался
равнодушный женский голос:
- Приемная.
- Юрия Кондратьевича, пожалуйста, - сказал Сергей Ильич.
- У него совещание.
- Ничего, доложите, что звонит Голенок.
- А вы не могли бы через час позвонить?
- Нет, не могу.
- Как сказать ему, откуда звонят?
- Голенок из Инюрколлегии.
- Подождите у телефона.
Сергей Ильич слышал в трубке какие-то шорохи, позвякивание, потом
что-то щелкнуло и Кухарь спросил:
- Сергей?
- Да.
- Слушаю тебя.
- Когда я к тебе могу зайти?
- У меня сейчас народ, из районов приехали. А в пять бюро обкома.
Давай завтра к девяти. Сможешь? С утра лучше всего, потом суета начнется.
- Хорошо. Только предупреди секретаршу, чтоб я не торчал в приемной.
- Не беспокойся...
Трубки они опустили одновременно.

44
Скорик шел по городу неспешно, сжимая в запотевшей ладони ручку
дипломата, останавливался у витрин парфюмерных магазинов. Он был молод,
красив, элегантен, следил за собой, любил хорошую парфюмерию, в деньгах
был относительно свободен, поскольку ходил в холостяках, ему нравились
красивые импортные флаконы с мужскими одеколонами и туалетной водой, яркие
баллоны с дезодорантами и мыльной пеной для бритья, нарядные тубы с
импортной зубной пастой, закрывавшиеся колпачком с откидной крышечкой.
Всего этого у него имелось много на полке в ванной, но всякий раз идя по
городу, он заглядывал в парфюмерные, надеясь, что что-нибудь выбросят.
Знал почти все названия фирм, указывавшихся на этикетках.
Зайдя в галантерейный, где был отдел парфюмерии, осведомился у
молоденькой продавщицы:
- Верочка, для меня ничего нет?
- В конце месяца ждем, - улыбнулась Верочка. И когда он удалился к
двери, сказала подружке: - Хоть бы пригласил разик...
Сегодня Скорик наметил в поисках Зубарева, чья фамилия была записана
на календаре рукой Шимановича, посетить три букинистических...
Еще издали он увидел у входа группу людей, то сближавшихся, то
расходившихся, что-то быстро говоривших друг другу. У всех в руках были
или кейсы, или портфели, или сумки. Скорик знал, что люди эти знакомы
между собой, как филателисты или нумизматы, а он для них чужой. Он
приблизился, открыл свой кейс, заглянул, словно проверяя, на месте ли то,
что принес сюда, и двинулся в магазин. Расчет удался - его заметили, трое
парней шагнули наперехват, угадав в нем новичка.
- Чем интересуетесь? - спросил один. - Пикуль нужен?
- Нет. Нужна справочная литература. Только дореволюционная и
довоенная.
- А сами что имеете?
- Дюма, "макулатурный", - сказал Скорик. - Я ищу одного старика, у
него есть то, что мне нужно. В прошл ый раз, когда я приезжал, он был
здесь, у него холщовая сумка.
- Шиманович, что ли?
- Кажется.
- Он всякий хлам собирает!.. Недели три, как не появлялся. Да, Степа?
- повернулся парень к приятелю.
- Вроде... А вы что, не местный? - спросил он Скорика.
- Я из Донецка, бываю часто тут в командировках, - сказал Скорик,
отметив, что о Шимановиче они говорят в насто ящем времен, как о живом:
"...всякий хлам _с_о_б_и_р_а_е_т_." - А Зубарева - такого не знаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30