Это не смутило решительного монарха, и он повелел всем им принять фамилии, тут же созданные из этих личных имен, только снабженных вожделенной приставкой «де». Так появились многочисленные «де Жаны», «де Поли» и «де Мишели» (То есть по-русски: «Господин из Ивана», «Господин из Павла или Михаила»), причем, как свидетельствуют специалисты, потомки некоторых из них и по сей день носят эти «дворянские» фамилии.
Впрочем, незачем идти так далеко: и в самой Франции малограмотные, но честолюбивые люди прибегали (а возможно, прибегают и сейчас) к такому же способу самовозвеличения. Так что и там совсем не каждый, носящий фамилию с «де», на самом деле является дворянином.
Итак, во Франции дворянство обозначалось при помощи этого самого «де». В соседней Германии всё шло так же; только немецкий язык вместо французского «де» воспользовался равнозначным ему своим предлогом «фон».
Я беру в руки всё тот же старый справочник «Весь Петроград» за 1916 год. До революции в нашем городе жило неисчислимое множество немцев: справочник кишит немецкими фамилиями. И внимательный читатель легко заметит среди них прелюбопытные пары.
Вот, например, некий подпоручик Фок, Александр Яковлевич. Рядом с ним в том же столбце значится и фон Фок, Александр Александрович, но это уже действительный статский советник, так сказать, «его превосходительство», штатский генерал. Это вполне естественно: Фок мог быть и дворянином и не дворянином; дворянство же Александра Александровича подтверждала частица «фон», означавшая, что именно так — «Фок» — называлось или могло бы называться его родовое имение.
Рейнгардт, А. И. — почетный гражданин, и фон Рейнгардт, Екатерина Николаевна — жена полковника; Клуге, Генрих Иванович — ремесленник, и фон Клуге, Франц Адальбертович — настоятель лютеранской церкви — всё это были люди совершенно различных общественных слоев, разных состояний. Можно поручиться, что коллежский регистратор Константин Николаевич Кнорринг навряд ли бывал в доме у господина барона Людвига Карловича фон Кнорринга, шталмейстера высочайшего двора; точно так же и другой шталмейстер (был такой придворный чин, означавший просто «конюший»), господин барон Павел Александрович Рауш фон Траубенберг, хотя и был скульптором-любителем, мог даже не подозревать о существовании скромного василеостровского немца, художника, но «просто Траубенберга».
Нет смысла особенно долго задерживаться на этих «фонах», из которых многие действительно были баронами, носили баронский титул. Но нельзя не отметить некоторых курьезов, порожденных этой немецко-дворянской фанаберией и в Германии, и у нас в России.
Первоначальный тип баронской фамилии в ее чистом виде должен был выглядеть так: Рауш фон Траубенберг, то есть в точном переводе: «Хмелев с Виноградной горы». Подразумевалось, что дворянин носит фамилию «Рауш» (Хмелев), а его замок именуется «Траубенберг». Цеге фон Мантейфель, Пилар фон Пильхау, Клукки фон Клугенау — их можно насчитать сотни.
Всегда в этих фамилиях существительное в именительном падеже (собственно фамилия) соединено предлогом «фон» с существительным в косвенном падеже, которое и является обычно названием поместья.
Но очень скоро, так же как и во Франции, поместья перестали играть туг основную роль: рядом с земельным дворянством народилось другое, служилое. На место Пиларов Пильхауских, Цеге Мантейфельских, Клукки Клугенауских (рядом с которыми могли процветать другие ветви: Клукки Ратенауские или Шенауские) стали появляться более просто устроенные фамилии: фон Кнорринг, фон Эдельштейн. Тут всё укладывалось в одно слово; оно же могло считаться и самой фамилией и одновременно названием поместья, существующего или воображаемого. Происхождение таких фамилий могло быть различным: в одних случаях подлинная фамилия выпадала и забывалась; в других — тот или иной немец, действуя по способу француза дю Руа, просто присоединял пустопорожнее «фон» к своему исконному родовому, отнюдь не дворянскому имени.
А рядом с этим появились фамилии и совсем уж удивительные по причудливости образования, в происхождении которых мы даже и разбираться не будем.
Что скажете вы про старинный дворянский род, представители которого на протяжении долгих лет именовались так: Фон-дер-Деккен-фом-Химмельсрайх-цум-Ку-шталь?
В самом скромном переводе эта фамилия может означать не менее, нежели:
«С самой крыши из царствия небесного да прямо в коровье стойло».
Вот это уж были, действительно, настоящие фон-бароны!
Почти несомненно: ни «Декке» (покрышка, крышка), ни «Химмельсрайх» (царствие небесное), ни «Ку-шталь» (коровник) не были никогда наименованиями рыцарских замков; по крайней мере это весьма маловероятно. Надо думать, что такая фамилия создалась какими-то иными, сейчас уже трудно установимыми путями. Она была далеко не единственным образцом дворянского чудачества.
«Дворянские частицы», став с течением времени чем-то вроде дополнительного титула, понемногу начали даже «интернационализироваться», переходить от одного народа к другому, их не имевшему. У нас, русских, таких «де» и «фон» не существовало никогда: наша грамматика делала их ненужными, но в XIX веке некоторые представители дворянства стали пренелепым образом прикреплять их к часто русским фамилиям; за ними потянулись уже и совсем не дворяне.
В одной из эстонских старых церквей имеемся усыпальница, увенчанная гербом и надписью, гласящей, что здесь погребен «господин граф фон Баранов». На Руси существовал старинный дворянский род Барановых, происходивший, по геральдическим преданиям, от татарского выходца мурзы Ждана, по прозванию Баран; это вещь вполне возможная. Известно, что часть дворян Барановых переселилась в свое время в Эстляндию: там жили некогда люди с такими «гибридными» именами, как Карл-Густав Баранов, Трофим-Иоанн Баранов и т. п. Но частица «фон» у этой фамилии при всех обстоятельствах не должна была бы появиться: ведь «фон Баранов» означает «происходящий из Баранова», «владелец Баранова», а такого рыцарского замка нигде не было.
Перед самой Октябрьской революцией мне пришлось случайно встретить человека, с гордостью носившего фамилию «фон дер Белино-Белинович», а в тогдашнем Петрограде на улице Глинки существовало граверное заведение, принадлежавшее владельцу с фамилией Де-Ноткин, и рядом не то ателье шляпок, не то белошвейная госпожи Де-Ноткиной, — видимо, супруги предыдущего.
Крайне сомнительно, чтобы оба этих достойных мастера владели когда-либо замком во Франции, носившем звучное имя «Ноткин». (Существует рассказ, согласно которому некто Ноткин указал Наполеону, во время его бегства из России в 1812 году, удобное место для переправы через Березину. Изменник родины был захвачен французами с собой; позднее он получил от их императора, вместе с дворянством, частицу «де» для присоединения к фамилии. Так это или нет, его потомкам не приходилось гордиться таким прибавлением; хотя в этом случае оно было, так сказать, «законным» и «правомерным», но оплачено было ценой предательства. Версия эта объясняет возникновение столь странной для России фамилии; однако у меня нет никаких оснований утверждать, что скромные ремесленники с улицы Глинки состояли в родстве с этим негодяем.).
От князя Шуйского до мужика камаринского
Возникает вопрос: а как же в России? Что же, русские дворяне, в отличие от иноземных, не имели никаких, связанных с фамилиями, формальных отличек, которые позволяли бы им указывать на свои земельные владения, на их значение и роль как феодалов? Вспомним еще раз одно прославленное литературное произведение.
Двое вельмож беседуют во дворце, в кремлевских палатах, двадцатого февраля 1598 года. Они обсуждают сложное политическое положение: длится междуцарствие; претендент на царский престол Борис Годунов ведет лукавую игру и отказывается занять трон. Кто же он таков, этот Борис? «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты…» А люди, обсуждающие и осуждающие его положение?
«Так, родом он незнатен; мы знатнее», — говорит один из них.
«Да, кажется», — высокомерно отвечает другой.
«Ведь Шуйский, Воротынский…
Легко сказать, природные князья».
«Природные, и Рюриковой крови».
«А слушай, князь, ведь мы б имели право наследовать Феодору», — замечает Воротынский.
«Да, более, чем Годунов», — соглашается его собеседник (А. С. Пушкин. Борис Годунов, сцена первая.).
Шуй-ский и Воротын-ский… Любопытные фамилии Одна из них происходит от имени существующего в наши дни небольшого городка Шуи; в другую входит название населенного пункта Воротынск. Про первое из этих поселений в Большой Советской Энциклопедиии сказано: «Город областного подчинения»; о втором вы даже не найдете в ней указаний. Основным источников существования жителей Воротынска уже в конце XIX века были, по свидетельству тогдашних справочников, «1500 десятин земли, обращенной ко хлебопашеству». В нем числились две церкви, а «училищ не было». Иначе говоря, это была уже обычная деревня.
В свое же время и Шуя, и Воротынск являлись феодальными центрами древней Руси. И там, и тут сидел владетельный князь «рюриковой крови», готовый в любой миг предъявить свои права на великокняжеский престол. То были, так сказать, «Рюрикович шуйский» «Рюрикович воротынский», и первоначально слова эти несомненно, отнюдь не являлись фамилиями; они просто указывали на то место, где данный князь княжил. Совершенно так же мы с вами сейчас, имея двух знакомых Ивановых, говорим, чтобы отличить их друг от друга: «Иванов московский» и «Иванов калужский»; «дядя Петя Запольский» и «дядя Петя Комаринский». Наши окончания «-ский», «-ской» издавна несут в себе; это значение — «обитающий там-то», «происходящий из такого-то места». Это, так сказать, «поместные признаки», во всем подобные по смыслу французскому «де» и немецкому «фон».
Фамилию Шуйский было бы очень разумно передать на французском языке как «прэнс» или «дюк де Шуя», на немецком — как «фюрст фон Шуя». Напротив того, точные русские переводы французского титула «прэнс д'Энгьенн», немецкого «герцог фон Дармштадт» или английского «принс оф Уэллс» всегда звучат, как «принц Энгьеннский», «герцог Дармштадтский» или «принц Уэльский»: между этими словами есть точнейшее соответствие.
Переберите другие княжеские и боярские фамилии старой России, — вы найдете среди них немалое число оканчивающихся на это самое «-кий», «-ский», которое иной раз звучит еще «аристократичнее» — «ской» (Трубецкой, Друцкой, Воронской); Оболенские, по заглохшему к нашим дням городку Оболенску (потом — село Оболенское под Таруссой, на реке Протве); Вяземские, по городу Вязьме, Холмские, Белосельские-Белозерские, Друцкие-Соколинские и прочие, имена же их,—как говорилось встарь, — ты, господи, веси…
Совершенно так же, как с «поместными предлогами» Запада, с известными нам «фон», «де», «оф», «ди» и прочими, положение с нашими «поместными суффиксами» не оставалось одним и тем же на протяжении веков. Некогда и они были действительным признаком феодальных привилегий владения землей и подданными; позднее превратились в ничего реального не обозначающее звонкое украшение. Александр Васильевич Суворов получил, как известно, за свои боевые заслуги титул графа Рымникского и даже князя Италийского. Однако ему никогда и в голову не приходило предъявлять права собственника не только на Италию, находившуюся во владении Габсбургского королевского дома, но даже и на ничем не примечательную речонку Рымник в Валахии, только тем и знаменитую, что на ней произошел бой между русскими и турками. Совершенно так же титул князя Смоленского получил немного спустя фельдмаршал М. И. Кутузов; однако произошел бы целый переполох, если бы ему вздумалось начать по-своему управлять реальным Смоленском, — скажем, собирать там подати или поднимать смолян войной на соседний Могилев. То же самое мы видим и на современном Западе: граф Парижский, ныне живущий претендент на престол Франции, на власть над Парижем имеет не более прав, чем любой тамошний гамэн, «ростом с три яблока, положенных друг на друга». «Принц Уэльский», «герцог Йоркский», «герцог Эдинбургский» — это лишь условные титулы, означающие в Англии «наследник престола» и «братья наследника», ничего более.
К нашим дням окончание «-ский» так же утратило свое первоначальное значение, как и суффикс «-вич», обладание которым некогда представлялось великой честью и громадным преимуществом. Я открываю одну, из страниц телефонной абонентной книжки по Ленинграду и нахожу там среди двухсот пятнадцати фамилий на букву «В», между гражданами Вайнером и Василенко, сорок три фамилии, оканчивающиеся на «-ский», — то есть ровно столько же, сколько на «?ов» и «-ин», вместе взятые. Сомнительно, конечно, чтобы всё это были бывшие владетельные князья и дворяне, и вряд ли двенадцать граждан Варшавских могут больше претендовать на столицу Польши, чем два скромных Варшавчика, идущие вслед за ними. Сомнительно также, чтобы эти Варшавчики завидовали своим более звучным соседям или соседи заносились перед ними. А ведь когда-то было именно так.
В свое время «тишайший» царь Алексей Михайлов-вич, очень зорко следивший за малейшими проявлениями боярского чванства (ведь лишь совсем недавний род Романовых стал царским родом), запретил боярам Ромодановским именоваться Ромодановскими-Стародубскими, ревниво указав, что такая фамилия «непристойна им», как особам невладетельным. Трудно описать, какое огорчение и глубокую скорбь вызвало это распоряжение у членов обиженной семьи: «Умилосердись! — слезно вопиял к царю Григорий Иванович Ромодановский. — Не вели у меня старой нашей честишки отнимать». Горькая слезница не была уважена, и «честишки» своей Ромодановские лишились. Между тем основания для нее имелись: некогда они и впрямь были князьями Ромодановскими-Стародубскими и княжили над городом Стародубом; может быть, именно поэтому так строго и посмотрел на дело царский двор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35