Не это ли очевидное доказательство того, что к власти пришел поистине антинародный режим (иначе почему бы народ стал бедствовать и вымирать без войны и природных катастроф). Тот самый режим, против установления которого боролся всеми средствами Сталин.
Все эти «левые» и «правые» уклоны в партии были прикрытием принципиальным расхождениям в проведении политического курса либо на использование русского (советского) народа как горючего материала для пожара всемирной революции под руководством Троцкого, либо как серой массы трудящихся во благо и для материального благоденствия стоящих у власти и имеющих доступ к национальным богатствам, либо для укрепления страны и улучшения жизни трудящихся.
Еще при Ленине началось отрезвление от бредовой идеи мировой революции. Партия и народ пошли за Сталиным, стремясь построить социализм в своей стране и воздерживаться даже от «экспорта революций». А вот борьба против абсолютной власти партаппарата шла значительно тяжелей, потому что в нем оставалось еще немало скрытых троцкистов и еще более скрытых «совбуржуев». Все эти люди стремились свергнуть Сталина. Заодно с ними в этом желании были белоэмигранты, руководители едва ли не всех экономически развитых государств, а также немалая часть населения СССР, по тем или иным причинам недовольная властью большевиков.
Вот некоторые «нити» того клубка интриг, заговоров, покушений, действий спецслужб, который сплетался вокруг Сталина. Как бы мы не относились к нему лично, однако следует признать, что в 30, 40 и 50-е годы XX века он был ключевой фигурой не только в политике СССР, но и в мировой политике.
В лабиринте событий и фактов легко зайти в безнадежные тупики. Необходимо иметь легендарную нить Ариадны, которая могла бы провести через все хитросплетения, не теряя общего смысла исторического процесса. А он, конечно, заключается не в примитивной борьбе за власть между руководящими группами и личностями, как пытаются показать многие политологи, социологи («нового типа»), историки. Надо иметь в виду, что историю творят не столько правители, сколько народы, и что у исторического процесса имеется сокровенный смысл, до которого не так-то просто добраться.
Возвращаясь к судьбе нашей Родины, хотелось бы привести слова проницательного русского мыслителя В.В. Кожинова: «Граница» между теми, кто служил России, и теми, для кого она была только «материалом», — это не формальная, а глубоко содержательная граница».
Сошлемся на факты, приводимые Кожиновым: «В 1947 году при Сталине во время денежной реформы малые и средние вклады граждан в сберкассах не пострадали: они были автоматически увеличены в 10 раз (крупные— в 3 раза). Ныне же при „реформе цен“ Россия была беспощадно ограблена» (а ведь кое-кто на всем этом крепко разбогател!). Учтем и то, что сталинская денежная реформа проводилась после самой разрушительной и кровопролитной войны, какую только знала Россия, а ельцинско-гайдаровская реформа в период мира и высокого экономического потенциала. При Сталине народ жил все лучше и лучше, а при Горбачеве и особенно Ельцине — все хуже и безнадежней. Не потому ли до сих пор по любому поводу стараются очернить не только Сталина, но и Россию-СССР его времени — времени величайшего подъема и триумфа России?
Квалифицированный объективный анализ фактов свидетельствует о том, что в 30-е годы в СССР только поверхностный взгляд отмечает преобладание ожесточенной борьбы за власть и внутрипартийных разногласий, конфликтов и схваток. Таково было внешнее проявление глубинных процессов, связанных с подъемом и возрождением великой державы, с судьбой русского народа. Ему была уготована либо роль средства для достижения некоторыми группами глобально-революционных или локально-буржуазных целей, либо удел оставаться примером необыкновенного морального и культурного подъема в условиях освобождение труда от власти капитала.
Последняя формулировка более подходила бы к анархо-коммунистической идеологии, чем к сталинской, при которой требовалось бы дополнить: освобождение от власти капитала при полном подчинении государственно-бюрократическому аппарату. Но все-таки прежде всего государственному, а не партийному. Этой государственной идеей и руководствовался Сталин. Судя по всему, он боролся за приоритет интересов государства и народа, а не партии и ее номенклатуры. Это и было его «изменой революции», в чем обвинял его Троцкий, который был крупным демагогом, но посредственным политиком и мыслителем, что и предопределило его полное поражение.
Например, Джузеппе Боффа, не замеченный в симпатиях к сталинизму, отметил, что попытка оппозиционеров (образовавших достаточно беспринципный блок Троцкого—Зиновьева—Каменева) обратиться за поддержкой к партийным низам потерпела сокрушительный провал. Историографы оппозиции объясняют это «апатией масс» или «глухотой». И Боффа заключает: «Как бы то ни было, но массы не откликнулись на предложения оппозиционеров. Они с воодушевлением отнеслись к лозунгу о „социализме в одной стране“.
Какая-то логическая несуразица: говорят данные исследователи о глухоте или апатии масс, но только в том конкретном случае, когда речь идет о призывах оппозиции. А вот к сталинскому тезису те же глухо-апатичные массы, оказывается, отнеслись с воодушевлением. Выходит, народные массы реагируют вполне осознанно. Однако для многих современных историографов разум и воля народных масс есть нечто второстепенное, а то и вовсе несущественное в историческом процессе.
В действительности, как показывает опыт истории самых разных стран и народов, политический лидер и государственный деятель достигает великих успехов только в том случае, если он улавливает — обдуманно или интуитивно — суммарный вектор воль и чаяний народных масс, умеет выразить и претворить в дело то, что отвечает их интересам и чаяниям.
Каким образом Сталин стал воплотителем «русской идеи» — вопрос особый, к теме настоящей книги имеющий лишь косвенное отношение. Однако то, что он ощущал эту идею и умел воплощать ее в жизнь — естественный вывод, если учитывать необыкновенные трудовые и военные успехи СССР под его руководством. Те, кто стараются доказывать, что эти успехи — результат его ловких интриг и тотального террора, порабощения народа, не могут, видно, понять, что героические деяния не совершаются с испуга перед начальством.
Итак, надо отдавать себе отчет в том, за что и против чего велась скрытая, но острейшая борьба в руководстве СССР и ВКП(б). Со времен власти Горбачева—Ельцина стало ясно, к чему могла привести в СССР победа оппозиции и, в частности, Троцкого, которого непомерно превозносят антисталинцы. Еще Хрущев начал проводить активнейшую антисталинскую политику, в результате чего были нанесены сокрушительные удары по нашему сельскому хозяйству, промышленности, руководящему аппарату, а мир был поставлен на грань атомной войны. Именно тогда началось беспрецедентное для развитых стран второй половины XX века повышение смертности населения (при снижении рождаемости).
Конечно, можно лишь гадать, к чему бы привело страну господство троцкистов после смерти Ленина. Но то, что господство Сталина привело к победам в социалистическом и культурном строительстве, в войне и послевоенном укреплении и расширении коалиции социалистических государств, быстрому восстановлению народного хозяйства, — это неоспоримо и очевидно. Столь же очевидно, что эти победы дались нелегкой ценой, потребовали огромных жертв, в частности, множество погибших от голода и болезней.
Напряжение сил было огромным. Но разве известны истории великие победы без немалых жертв? Надо же иметь в виду, что страна находилась постоянно на военном положении, в осаде, под угрозой вторжений с Запада и Востока, среди враждебных держав, имевших огромный экономический и военный перевес. Все это требовало буквально военной дисциплины не только внутри правящей коммунистической партии, но и вообще в стране. Вспомним, как демократические полисы Древней Греции в подобные периоды управляли диктаторы или тираны. В России это произошло стихийно.
Краткая предыстория
Почему после смерти Ленина партийное руководство пошло за Сталиным, а не за Троцким?
В окружении тяжело больного Ленина преобладали, судя по всему, антисталинские настроения. Во всяком случае, Крупская была чрезмерно оскорблена резким замечанием Сталина о том, что она ухудшает состояние Ленина, обсуждая с ним партийные дела. Он пригрозил вызвать и проработать ее поведение в ЦКК. Как вспоминала Мария Ульянова, «Надежду Константиновну этот разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу». Это произошло 22 декабря 1922 года.
Эпизод показывает, что Сталин не был хитрым и лицемерным царедворцем, иначе он не стал бы настраивать против себя самого близкого к больному Ильичу человека. Крупская рассказала Ленину об оскорблении, которое нанес ей Сталин. По-видимому, это она сделала из каких-то политических соображений, потому что не могла не знать, что сильное волнение только повредит ее мужу. Видно, ее желание навредить Сталину было сильней заботы о здоровье Ленина. (Ведь она напомнила Ленину об этом эпизоде 5 марта, когда первоначальная реакция обиды должна была сильно ослабеть.) Взбешенный Ленин продиктовал:
«Товарищу Сталину. Строго секретно. Лично. Копия тт. Каменеву и Зиновьеву.
Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву…»
Создается впечатление, что именно Зиновьев и Каменев, которые вскоре образуют вместе с Троцким объединенную оппозицию Сталину, подтолкнули Крупскую (или кого-то еще?) на столь опасный для здоровья Ленина шаг: сообщение о размолвке Сталина с Крупской. В данном случае видна работа профессиональных интриганов и провокаторов.
Завершим письмо:. «Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас известить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением, Ленин».
А до этого, 4 января 1923 года, Ленин в дополнении к письму съезду партии писал: «Сталин груб… Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина… и назначить на его место другого человека, который во всех отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью…»
Так оно и показалось подавляющему большинству крупных партийных работников, делегатам съезда. Они решили, что если Сталин и груб, однако он справедлив и прямолинеен в своих словах и действиях. К тому же всем было известно, что Троцкий совершенно пренебрежительно, если не сказать нагло, относился и к «товарищам», и к тем поручениям, которые давал ему ЦК партии. Позже он признался в автобиографии: «Я не гожусь для поручений: либо рядом с Лениным, если бы ему удалось поправиться, либо на его месте, если бы болезнь одолела его».
Серьезные расхождения со Сталиным и согласия с оппозиционерами были у Ленина по так называемому национальному вопросу. Об этом многие историки предпочитают умалчивать, но необходимо учитывать тот факт, что при Ленине и многие годы после него у кормила власти в РСФСР, а затем СССР, в карательных органах, системе пропаганды стояло непропорционально много представителей еврейской национальности. Например, в Совете Народных комиссаров из 20 членов их было 14, а русских всего двое.
А при этом Ленин более всего опасался и чаще всего подвергал критике именно русских за национализм, который для них едва ли можно считать характерным (скорее, это проявляется у малых народов). Он при создании СССР более всего опасался: приняты ли достаточные меры, как он писал, «чтобы действительно защитить инородцев от истинно русского держиморды? Я думаю, что мы этих мер не приняли. хотя и должны были принять. Я думаю, что тут сыграли роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого „социал-национализма“.
Чуть позже он высказался еще определеннее: «Политически ответственным за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского…» Надо заметить, что после этого Ф.Э. Дзержинский стал кандидатом в члены Политбюро, а с 1924 года еще и председателем ВСНХ СССР; на этой должности он пробыл недолго, неожиданно и, пожалуй, загадочно умерев на июльском 1926 года Пленуме ЦК после резкого выступления против оппозиции.
Странно, конечно, что грузин Сталин-Джугашвили и поляк Дзержинский оказались, по Ленину, руководителями «великорусско-националистической кампании». По сути дела, они выступили в защиту демократических прав русских, составляющих цементирующее большинство советского народа.
По отношению к русскому народу Ленин и Троцкий находились примерно на одних позициях, почти прямо противоположных сталинской. И в этом, пожалуй, состояло одно из важнейших преимуществ Сталина перед оппозиционерами в глазах партийных и беспартийных масс. Все-таки русский народ не был тем «быдлом», за который его принимал Троцкий и целый ряд крупных партийных деятелей.
Кстати сказать, ленинское указание на «администраторские увлечения Сталина» следует, по-видимому, толковать как излишнее внимание к государственным, а не партийным делам, отчуждение от идеи мировой революции (в чем упрекал Сталина и Троцкий). Но при всех несправедливых и справедливых нападках на Сталина, Ленин обратился именно к нему с просьбой дать ему яду, чтобы избавить от мучительной болезни. Сталин просил Ильича успокоиться и верить, что при необходимости он (Сталин) исполнит это его желание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9