Он вышел из лифта и, постукивая палкой, направился к выходу, возле которого ждал автобус. Проходя мимо дверей, ведущих в бар и к бассейну, он увидел Блита. Блит с нетерпеливым видом поглядывал на свои часы. В этот момент пожилая женщина взяла Кэсла под руку и спросила:
— Вы на автобус?
— Да.
— Я тоже. Позвольте вам помочь.
Он услышал позади себя голос:
— Морис! — Он был вынужден идти медленно из-за женщины, потому что она медленно шла.
— Эй! Морис!
— По-моему, кто-то вас зовет, — сказала женщина.
— Ошиблись.
Он услышал за собой шаги. Выпростал локоть из руки женщины и, повернув, как было сказано, голову, уставился не на Блита, а чуть в сторону. Блит в изумлении смотрел на него.
— Извините, — сказал он. — Мне подумалось…
Женщина сказала:
— Шофер сигналит нам. Поторопимся.
Когда они уже сидели в автобусе, она посмотрела в окно. И сказала:
— Должно быть, вы очень похожи на его знакомого. Он все еще стоит и смотрит нам вслед.
— У каждого, говорят, есть в мире свой двойник, — заметил Кэсл.

Часть шестая
1
Она обернулась и ничего не увидела сквозь серое, будто затянутое дымом, окно такси — Морис, казалось, нырнул в воды стального озера и без единого крика пошел ко дну. У нее украли — без всякой надежды когда-либо получить назад — единственное, что ей хотелось увидеть и услышать, и она с возмущением принимала милостивую подачку, — так мясник предлагает жалкий кусок мяса вместо хорошего окорока, который он приберег для более солидного покупателя.
Обед в доме среди лавров был пыткой. Свекровь пригласила гостя — священника с малопривлекательным именем Боттомли [Боттомли (от англ. bottom) — «задница»], которого она звала Эзра, — вернувшегося из Африки, где он занимался миссионерской деятельностью: отменить его визит было никак нельзя. Сара чувствовала себя чем-то вроде экспоната на лекции с диапозитивами, с какими он, по всей вероятности, там, в Африке, выступал. Миссис Кэсл ее не представила. Она просто сказала: «Это Сара», будто Сара была приютской сироткой, что отвечало действительности. Мистер Боттомли до приторности слащаво сюсюкал с Сэмом, к ней же проявлял взвешенный интерес, словно к одной из своих цветных прихожанок. Дили-бом, умчавшаяся при виде их из страха перед Буллером, выказывала теперь усиленное дружелюбие и царапала юбку Сары.
— Расскажите мне, как на самом деле живут люди в Соуэто, — попросил мистер Боттомли. — Я, видите ли, работал в Родезии. В английских газетах тоже все преувеличивают. Не такие уж мы черномазые черти, какими нас рисуют, — добавил он и покраснел, поняв свою оплошность. Миссис Кэсл долила ему в стакан воды. — Я хочу сказать, — продолжал он, — можно ли там должным образом воспитать ребенка? — И его блестящие глаза остановились на Сэме, словно прожектор в ночном клубе.
— Ну, откуда же Саре это знать, Эзра? — заметила миссис Кэсл. И нехотя пояснила: — Сара — моя невестка.
Мистер Боттомли покраснел еще больше.
— А-а, так вы приехали в гости? — спросил он.
— Сара живет со мной, — сказала миссис Кэсл. — Пока. А мой сын в Соуэто никогда не жил. Он работал в посольстве.
— Мальчик, наверное, рад, что приехал повидать бабушку, — сказал мистер Боттомли.
Сара подумала: «Неужели такой теперь будет моя жизнь?»
Когда мистер Боттомли отбыл, миссис Кэсл сказала Саре, что им надо серьезно поговорить.
— Я звонила Морису, — сказала она, — он и слушать ничего разумного не хочет. — Она повернулась к Сэму. — Пойди в сад, миленький, поиграй там.
— Так ведь там дождик, — сказал Сэм. — Я забыла об этом, миленький. Тогда пойди наверх и поиграй с Дили-бом.
— Я пойду наверх, — сказал Сэм, — но играть с вашей кошкой не стану. Мой дружок — Буллер. Вот он знает, что делать с кошками.
Когда они остались одни, миссис Кэсл сказала:
— Морис заявил мне, что, если ты вернешься домой, он уедет. Чем ты так провинилась, Сара?
— Я бы не хотела об этом говорить. Морис велел мне ехать сюда, вот я и приехала.
— Кто же из вас… как говорится, виноватая сторона?
— А разве непременно должна быть виноватая сторона?
— Я сейчас снова ему позвоню.
— Я не могу помешать вам, но пользы от этого не будет.
Миссис Кэсл набрала номер, и Сара стала молить Бога, хотя в него и не верила, чтобы, по крайней мере, услышать голос Мориса, но…
— Никто не отвечает, — сказала миссис Кэсл.
— По всей вероятности, он на работе.
— В субботу-то?
— Он работает в самое необычное время.
— Я думала, в Форин-офисе больше порядка.
Сара дождалась вечера и, уложив Сэма, пошла в городок. Она зашла в «Корону» и заказала «Джи-энд-Би». Она попросила двойную порцию в память о Морисе, затем прошла в будку телефона-автомата. Она знала: Морис не велел ей звонить. Если он дома и телефон его прослушивается, он изобразит ярость, продолжит несуществующую ссору, но, по крайней мере, она будет знать, что он по-прежнему там, а не в полицейском участке и не летит в самолете через Европу, которой она никогда не видела. Телефон долго звонил, прежде чем она положила трубку на рычаг: она понимала, что тем самым дает «им» возможность установить, откуда звонят, но ей это было безразлично. Если «они» явятся к ней, она хотя бы что-то узнает о Морисе. Она вышла из кабины, выпила у стойки бара свое «Джи-энд-Би» и вернулась в дом миссис Кэсл.
— Сэм звал тебя, — сказала ей миссис Кэсл.
Сара пошла наверх.
— В чем дело, Сэм?
— Ты думаешь, Буллер в порядке?
— Конечно, в порядке. А что с ним могло случиться?
— Я видел сон.
— И что тебе приснилось?
— Не помню. Буллер будет скучать без меня. Жалко, мы его не взяли с собой.
— Мы же не можем. Ты это знаешь. Рано или поздно он наверняка прикончил бы Дили-бом.
— Вот и хорошо бы.
Сара нехотя спустилась вниз. Миссис Кэсл смотрела телевизор.
— Было что-нибудь интересное в «Новостях»? — спросила Сара.
— Я редко слушаю «Новости», — сказала миссис Кэсл. — Предпочитаю читать «Таймс».
Но на следующее утро в воскресных газетах не было ничего, что могло бы заинтересовать Сару. Воскресенье… Морис никогда ведь не работал по воскресеньям. В полдень Сара снова пошла в «Корону», и снова позвонила домой, и снова долго ждала: он мог быть в саду с Буллером; но под конец ей пришлось расстаться и с этой надеждой. Она успокаивала себя мыслью, что ему все же удалось бежать, но потом она вспомнила, что «они» имеют право держать его — кажется, три дня? — без предъявления обвинения.
Миссис Кэсл подала обед — большой кусок ростбифа — ровно в час.
— Не послушаем «Новости»? — предложила Сара.
— Не надо катать кольцо с салфеткой, Сэм, миленький, — сказала миссис Кэсл. — Просто вытащи из него салфетку, а кольцо положи рядом с тарелочкой.
Сара нашла волну, на которой работало «Радио-3». Миссис Кэсл сказала:
— По воскресеньям никаких стоящих новостей не бывает. — И конечно, оказалась права.
Воскресный день никогда еще не тянулся так долго. Дождь прекратился, и бледное солнце пыталось проглянуть между облаками. Сара пошла с Сэмом погулять по лесу — почему это место так называлось, она не могла понять. Деревьев тут не было — одни низкорослые кустарники да трава (часть местности вообще была расчищена под поле для гольфа). Сэм сказал:
— В Эшридже мне куда больше нравится. — И немного позже добавил: — Без Буллера прогулка — не прогулка.
А Сара думала: «Как долго придется нам так жить?» На обратном пути они решили пройти по краю поля для гольфа, чтобы быстрее попасть домой, и один из игроков, явно перебравший за обедом, крикнул, чтобы они убирались прочь. Сара немного замешкалась, и он рявкнул:
— Эй! Ты! Я к тебе обращаюсь, Топси!
Сара смутно припомнила, что так звали черную девочку в книжке, которую методисты давали ей читать, когда она была маленькая [имеется в виду персонаж романа «Хижина дяди Тома» американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу (1811-1896)].
В тот вечер миссис Кэсл сказала:
— Пора нам, дорогая, поговорить серьезно.
— О чем?
— Это ты меня спрашиваешь, о чем? Право же, Сара! О тебе и о моем внуке, конечно… ну и о Морисе. Ни один из вас не говорит мне, из-за чего произошла ссора. Есть у тебя или у Мориса основания для развода?
— Возможно. Когда один бросает другого, это ведь основание, верно?
— Но кто же кого бросил? Если ты уехала к свекрови, это не значит, что ты бросила Мориса. А Морис — как же он бросил тебя, если он живет дома.
— Дома его нет.
— Тогда где же он?
— Я не знаю, не знаю, миссис Кэсл. Неужели вы не можете просто подождать немного и не говорить об этом со мной?
— Это же мой дом, Сара. И я бы не возражала узнать, сколько ты собираешься пробыть у меня. Сэму ведь надо ходить в школу. На этот счет есть закон.
— Обещаю вам, если вы разрешите нам пробыть всего неделю…
— Я же не выгоняю тебя, дорогая. Просто я хочу, чтобы ты вела себя как взрослый человек. Мне кажется, тебе следовало бы повидать адвоката и поговорить с ним, если ты не хочешь говорить со мной. Я могу завтра позвонить мистеру Бэри. Он составлял мое завещание.
— Дайте мне одну неделю, миссис Кэсл. — (Было время, когда миссис Кэсл предложила Саре называть ее «мама» и явно вздохнула с облегчением, убедившись, что Сара продолжает звать ее «миссис Кэсл».)
В понедельник утром Сара отправилась вместе с Сэмом в городок и, заведя его в магазин игрушек, зашла в «Корону». Она позвонила Морису на службу, что было бессмысленно, так как, будь Морис по-прежнему в Лондоне и на свободе, он, безусловно, позвонил бы ей. В Южной Африке, в те далекие времена, когда она работала на Мориса, она никогда не совершила бы такой неосторожности, но в этом мирном провинциальном городке, который никогда не знал расовых волнений и где по ночам не раздавалось стука в дверь, самая мысль об опасности казалась фантастической. Сара попросила к телефону секретаршу мистера Кэсла и, когда послышался женский голос, сказала:
— Это Синтия? — (Сара знала ее имя, хотя они никогда не встречались и не разговаривали.) Последовала долгая пауза — достаточно долгая, чтобы кто-то мог подключиться для подслушиванья, но здесь, в маленьком городке, населенном пенсионерами, Саре в этой пивнушке, где двое шоферов приканчивали свое горькое пиво, в это как-то не верилось. Затем сухой тоненький голосок произнес:
— Синтии сегодня нет.
— А когда она будет?
— Боюсь, не могу этого сказать.
— В таком случае можно мистера Кэсла?
— Скажите, пожалуйста, кто говорит?
Она подумала: «Я же чуть не предала Мориса» — и повесила трубку. Она почувствовала, что предала и свое прошлое — все эти тайные встречи, зашифрованные донесения, старания Мориса проинструктировать ее, чтобы они оба не попали в Йоханнесбурге в лапы БОСС. А теперь вот Мюллер приехал сюда, в Англию… и сидел с ней за одним столом.
Возвращаясь домой, она заметила незнакомую машину на лавровой аллее, а в холле ее поджидала миссис Кэсл. Она сказала:
— Тут какой-то человек приехал к тебе, Сара. Я провела его в кабинет.
— Кто это?
Миссис Кэсл понизила голос и брезгливо произнесла:
— По-моему, полицейский.
У мужчины были большие светлые усы, которые он нервно поглаживал, Он, безусловно не принадлежал к полицейским, каких Сара знала в юности, и она удивилась, как это миссис Кэсл угадала его профессию, — сама Сара приняла бы его за мелкого торговца, который многие годы обслуживал местных жителей. Он выглядел таким аккуратным и приветливым, хорошо вписываясь в кабинет доктора Кэсла, где все осталось, как было до его смерти: на письменном столе по-прежнему стояла подставка с трубками и китайская пепельница, а за столом — вертящееся кресло, в которое незнакомец явно не решился сесть. Он стоял у книжных полок, частично перекрывая своей плотной фигурой алые тома классиков в издании «Леб» и зеленую кожу 2-го издания «Энциклопедии Британики».
— Миссис Кэсл? — осведомился он.
И Сара чуть не ответила: «Нет. Миссис Кэсл — это моя свекровь», настолько чужой чувствовала она себя в этом доме.
— Да, — сказала она. — В чем дело?
— Я инспектор Батлер.
— Да?
— Мне звонили из Лондона. Попросили заехать и поговорить с вами… если, конечно, вы тут окажетесь.
— О чем?
— Возможно, вы могли бы нам сказать, как связаться с вашим мужем.
Она почувствовала огромное облегчение: значит, Морис все-таки не в тюрьме, а потом возникла мысль, что ведь это может быть ловушка — даже мягкость, стеснительность и очевидная честность инспектора Батлера могут быть ловушкой, ловушкой того сорта, какие расставляет БОСС. Но ведь в этой стране БОСС не орудует. И Сара сказала:
— Нет. Не могу. Я не знаю, где он. А что такое?
— Видите ли, миссис Кэсл, дело в известной мере касается вашей собаки.
— Буллера?! — вырвалось у нее.
— Да… если ее так зовут.
— Ее так зовут. Скажите же, пожалуйста, что все это значит.
— Вам принадлежит дом на Кингс-роуд в Беркхэмстеде. Это ведь так, да?
— Да. — От чувства облегчения она даже рассмеялась. — Буллер что, снова прикончил чью-то кошку? Но я же сейчас живу здесь. Я в этом не повинна. Вам надо повидаться с моим мужем, а не со мной.
— Мы и пытались, миссис Кэсл, но не можем его найти. На службе сказали, он там не появлялся. Похоже, он уехал, оставив собаку, хотя…
— Это что, была очень ценная кошка?
— Кошка нас не интересует, миссис Кэсл. Соседи пожаловались на шум… как бы вой… Кто-то из них позвонил в полицию. Видите ли, недавно в Боксмуре появились грабители. Ну, и полиция послала человека взглянуть, в чем дело… И он обнаружил, что в кладовке открыто окно… так что ему не пришлось разбивать стекло и вламываться… и пес…
— Буллер его укусил? На моей памяти Буллер ни разу не кусал человека .
— Бедный пес и не мог никого укусить — не в том он был состоянии. Кто-то его пристрелил. И плохо сработал. Боюсь, миссис Кэсл, пришлось им прикончить вашу собаку.
— О господи, что скажет Сэм?
— Сэм?
— Мой сын. Он так любил Буллера.
— Я сам обожаю животных. — Последовавшее за этим молчание длилось бесконечно долго — словно двухминутное молчание в память о погибших в День перемирия. — Мне очень жаль, что я принес вам дурную весть, — произнес наконец инспектор Батлер, и жизнь на колесах и пешком возобновилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38