Рахель заметила, что она начала пользоваться косметикой. Губ
ная помада. Сурьма. Мазок-другой румян. Но поскольку дом был заперт и мрач
ен, поскольку она признавала только сорокаваттные лампочки, два ее рта
Ц настоящий и помадный Ц не вполне совпадали друг с другом.
Ее лицо и плечи стали худее, чем были, и поэтому она казалась уже не стольк
о шарообразной, сколько конической. Обеденный стол, за которым она сидел
а, скрывал ее необъятной ширины бедра, делая ее фигуру чуть ли не хрупкой.
Тусклое освещение столовой стерло морщины с ее лица, из-за чего оно Ц на
странный, впалый манер Ц помолодело. На ней было множество драгоценност
ей. Тех, что остались от покойной бабушки Рахели. Она надела их все. Мерцаю
щие кольца. Брильянтовые серьги. Золотые браслеты и плоскую золотую цепо
чку великолепной работы, которую она время от времени трогала рукой, жел
ая лишний раз убедиться, что она на месте и что она Ц ее. Ни дать ни взять юн
ая невеста, которая все никак не может поверить своему счастью.
Она проживает жизнь в обратном направлении, подумала Рахель.

Это было удивительно верное наблюдение. Крошка-кочамма и вправду чуть н
е всю жизнь прожила в обратном направлении. В молодости она отвергла мат
ериальный мир, но теперь, в старости, как бы наверстывала упущенное. Она от
крыла объятия ему, он Ц ей.
Восемнадцатилетней девушкой Крошка-кочамма влюбилась в отца Маллиган
а, красивого молодого ирландского монаха, который был на год послан в шта
т Керала из мадрасской католической семинарии. Он изучал индуистские св
ященные предания, чтобы затем опровергать их со знанием дела.
Каждый четверг утром отец Маллиган приезжал в Айеменем, чтобы нанести ви
зит отцу Крошки-кочаммы, преподобному И. Джону Айпу, который был священни
ком в церкви Святого Фомы.
Апостол Фома считается основоположником христианства в И
ндии.
Преподобный Айп был хорошо известен среди местных христиан как че
ловек, удостоившийся личного благословения от Антиохийского патриарха
, суверенного главы Сирийской православной церкви. Этот эпизод, можно ск
азать, вошел в историю Айеменема.
В 1876 году, когда отцу Крошки-кочаммы было семь лет, его отец взял мальчика с
собой посмотреть на патриарха, прибывшего в общину сирийских христиан ш
тата Керала. В Кочине они оказались в переднем ряду группы прихожан, вним
авших обращению патриарха с западной веранды дома Каллени. Воспользова
вшись моментом, отец шепнул сыну на ухо несколько слов и подтолкнул его в
перед. Будущий священник сам не свой от страха, балансируя на полуотнявш
ихся ногах, обслюнявил перепуганными губами кольцо на среднем пальце па
триаршей руки. Патриарх вытер кольцо о рукав и благословил ребенка. Даже
спустя много лет, когда мальчик вырос и стал преподобным Айпом, его продо
лжали называть Пуньян Кунджу Ц Благословенный Малыш, Ц и лю
ди приплывали по реке на лодках издалека, из Аллеппи и Эрнакулама, и приво
зили детей, чтобы он благословил их.
Хотя отец Маллиган и преподобный Айп были люди разного возраста и принад
лежали к разным ветвям христианства, не испытывавшим одна к другой иных
чувств, кроме неприязни, два священнослужителя чем-то нравились друг др
угу, и отца Маллигана часто приглашали в дом Айпа пообедать. Из двоих мужч
ин только один видел чувственное возбуждение, волной вздымавшееся в стр
ойной девушке, которая вертелась и вертелась около стола, хотя остатки о
беда были давно убраны.
Сперва Крошка-кочамма пыталась пленить отца Маллигана еженедельными с
еансами показной благотворительности. Утром в четверг, когда отец Малли
ган вот-вот должен был появиться, Крошка-кочамма хватала какого-нибудь о
борванного деревенского малыша и принудительно мыла его у колодца жест
ким красным мылом, от которого у него болели рельефно выступающие ребра.

Ц Доброе утро, святой отец! Ц кричала, увидев его, Крошка-кочамма, улыбка
на лице которой контрастировала с железной хваткой ее рук на худой и ско
льзкой от мыла ручонке мальчугана.
Ц Доброго вам утра, Крошка! Ц говорил отец Маллиган, останавливаясь у к
олодца и складывая свой зонтик.
Ц Я у вас одну вещь спросить хотела, Ц говорила Крошка-кочамма. Ц В Пер
вом Коринфянам, глава десятая, стих двадцать третий, говорится: «Все мне п
озволительно, но не все полезно». Святой отец, как это Ему может быть все-в
се-все позволительно? Кое-что или многое Ц это было бы понятно, но…
Отец Маллиган был не просто польщен чувствами, которые он пробудил в при
влекательной девушке, стоявшей перед ним с трепещущими, готовыми к поцел
ую губами и сияющими угольно-черными глазами. Ведь он тоже был молод и, во
зможно, чувствовал, что ученые доводы, которыми он рассеивает ее мнимые т
еологические сомнения, пребывают в полнейшем противоречии с пронзител
ьным обещанием, читаемым ею в его лучистых изумрудных глазах.
Каждый четверг они стояли так у колодца, не обращая внимания на безжалос
тное полуденное солнце. Молоденькая девушка и неустрашимый иезуит, влек
омые друг к другу совершенно нехристианскими чувствами. Использующие Б
иблию как предлог для того, чтобы побыть вместе.
Неизменно посреди их разговора несчастному намыленному ребенку удавал
ось вывернуться и сбежать, возвращая отца Маллигана к действительности.

Ц Вот так та м к! Изловить бы постреленка, пока не застудился,
Ц говорил он, потом опять раскрывал свой зонтик и шел дальше в шоколадно
го цвета рясе и удобных сандалиях, похожий на высоко поднимающего ноги, д
еловитого верблюда. Сердце молодой Крошки-кочаммы волочилось за ним на
привязи, ударяясь о камни и цепляясь за кусты. Все в синяках и почти разбит
ое.
Так, четверг за четвергом, прошел год. Наконец отцу Маллигану пришло врем
я возвращаться в Мадрас. Поскольку благотворительность не принесла ощу
тимых результатов, поколебленная душой Крошка-кочамма обратила свои на
дежды на вероисповедание.
Проявив упрямую неподатливость (которую в те годы считали в девушке таки
м же серьезным изъяном, как физическое уродство Ц скажем, заячья губа ил
и косолапость), Крошка-кочамма бросила вызов религии отцов и стала катол
ичкой. По особому разрешению Ватикана она принесла обеты и стала послушн
ицей в Мадрасском женском монастыре. Она рассчитывала, что каким-то обра
зом это даст ей законную возможность быть с отцом Маллиганом. В ее вообра
жении они наедине под сводами неких сумрачных покоев, задрапированных т
яжелым бархатом, говорили о теологии. Это был предел ее желаний. О большем
она не дерзала помыслить. Просто быть рядом. Так близко, чтобы чувствоват
ь запах его бороды. Видеть, как переплетены грубые нити его сутаны. Любить
его, глядя на него, Ц и только.
Очень быстро она поняла тщетность этих мечтаний. Ей стало ясно, что свяще
нниками и епископами монопольно владеют вышестоящие сестры со своими к
уда более изощренными, чем у нее, теологическими сомнениями и что пройду
т годы, прежде чем она сможет хоть сколько-нибудь приблизиться к отцу Мал
лигану. Она стала томиться в монастыре. Постоянно расчесывая голову под
монашеским платом, она заработала аллергическую сыпь. Она видела, что го
ворит по-английски гораздо лучше, чем все остальные. И это делало ее еще б
олее одинокой.
Не прошло и года после ее поступления в монастырь, как отец начал получат
ь от нее загадочные письма. Дорогой мой папа, я несказанно счастлив
а тем, что служу Деве Марии. Но вот Кохинор здесь несчастлива и тоскует по
дому. Сегодня, дорогой мой папа, Кохинор после обеда рвало и у нее температ
ура. Дорогой мой папа, монастырская еда не годится для желудка Кохинор, хо
тя я переношу ее хорошо. Дорогой мой папа, Кохинор сильно огорчена из-за т
ого, что ее семья не понимает ее и не заботится о ее благе…
Кто такая Кохинор, преподобный И. Джон Айп не знал; он знал только, что так з
овется самый большой на тот момент из алмазов мира. Его удивляло, что деву
шка с мусульманским именем находится в католическом монастыре.
Не его, а мать Крошки-кочаммы в конце концов осенила догадка, что Кохинор
не кто иной, как сама Крошка-кочамма. Мать вспомнила, что несколько лет на
зад показала дочери копию завещания ее отца (деда Крошки-кочаммы), в котор
ом тот говорил о своих внуках и внучках так: «У меня семь алмазов, один из к
оторых мой Кохинор». Каждому из семи он оставил немного денег и драгоцен
ностей, но нигде не объяснил, кому именно он дал прозвание Кохинор. Мать Кр
ошки-кочаммы поняла, что без всякой явной на то причины Крошка-кочамма пр
иняла слова деда о Кохинор на свой счет и теперь, годы спустя, зная, что все
письма перед отправкой просматривает Мать Настоятельница, шлет таким с
пособом родным сигнал бедствия.
Преподобный Айп поехал в Мадрас и забрал дочь из монастыря. Она рада была
уехать, но ни в какую не соглашалась вернуться в лоно православной церкв
и и на всю жизнь осталась католичкой. Преподобный Айп понял, что репутаци
я дочери изрядно подмочена и ей вряд ли удастся выйти замуж. Раз ей не найт
и мужа, решил он, пусть получает образование. И он отправил ее в Америку, в Р
очестерский университет.
Два года спустя Крошка-кочамма вернулась из Рочестера с дипломом специа
листа по декоративному садоводству и влюбленная в отца Маллигана сильн
ей, чем когда-либо раньше. От стройной, красивой девушки, которой она рань
ше была, не осталось и следа. В Рочестере Крошка-кочамма сильно раздалась
вширь. Стала, попросту говоря, тучной. Даже Челлаппен, застенчивый малень
кий портной у моста Чунгам, начал брать с нее за блузки под сари как за дли
нные рубашки.
Чтобы отвлечь Крошку-кочамму от грустных мыслей, отец предоставил в ее р
аспоряжение садик перед Айеменемским Домом, где она устроила такое раст
ительное буйство, что люди специально приезжали из Коттаяма на него полю
боваться.
Садик, круто огибаемый гравийной подъездной дорожкой, был разбит на окру
глом склоне пригорка. Крошка-кочамма превратила его в сложный лабиринт
из миниатюрных живых изгородей, камней и фантастических фигур. Из цветов
она больше всего жаловала антуриум. Anthurium andraeanum. У нее была целая коллекция все
возможных его разновидностей: «Рубрум», «Медовый месяц» и множество япо
нских сортов. Мясистые однолепестковые обвертки соцветий являли разно
образие оттенков от крапчато-черного до кроваво-красного и блестяще-ор
анжевого. Высокие, усеянные точками соцветия-початки были неизменно жел
тые. В самом центре садика Крошки-кочаммы среди клумб с каннами и флоксам
и мраморный херувим изливал бесконечную серебристую струю в крохотный
пруд, где цвел единственный голубой лотос. У каждого из четырех углов пру
да сидел в ленивой позе розовый гипсовый гномик с румяными щечками и в кр
асной остроконечной шапочке.
Крошка-кочамма проводила в садике все послеполуденное время, одетая в с
ари и обутая в резиновые сапоги. Ее руки в ярко-оранжевых садовых перчатк
ах бесстрашно орудовали огромным секатором. Как укротительница львов, о
на усмиряла буйство ползучих растений и приучала к порядку щетинистые к
актусы. Она держала в строгости бонсаи Ц карликовые деревца Ц и балова
ла редкие орхидеи. Она бросала вызов климату. Она пыталась выращивать эд
ельвейсы и китайскую гуайяву.
Каждый вечер она мазала ступни сливками и удаляла на пальчиках ног лишню
ю кожицу у основания ногтей.
В последнее время, после полувека упорного, кропотливого возделывания, д
екоративный садик стоял заброшенный. Предоставленный самому себе, он ст
ал узловатым и диким Ц цирк, в котором животные позабыли выученные трюк
и. Сорняк, называемый «коммунистическая трава» (потому что в штате Керал
а он так же напорист, как компартия), заглушил экзотические насаждения. То
лько ползучие растения все росли и росли, как ногти на трупе. Они прораста
ли сквозь ноздри розовых гипсовых гномиков и расцветали в их полых голов
ах, придавая их лицам удивленно-чихающее выражение.
Причиной этой внезапной, бесцеремонной отставки была новая любовь. Крош
ка-кочамма установила на крыше Айеменемского Дома антенну-тарелку. Бла
годаря спутниковому телевидению она, сидя в гостиной, владычествовала н
ад земным шаром. Это породило в Крошке-кочамме невероятное возбуждение,
хорошо заметное со стороны. Перемена была не из тех, что происходят посте
пенно. Она произошла в одночасье. Блондинки, войны, голод, футбол, секс, муз
ыка, государственные перевороты Ц все это приехало на одном поезде. Выг
рузилось одной кучей. Остановилось в одной гостинице. И теперь в Айемене
ме, где раньше самым громким звуком был мелодичный гудок автобуса, она мо
гла, как прислугу, вызвать что угодно: хоть войну, хоть голод, хоть красочн
ую резню, хоть Билла Клинтона. И вот, пока ее декоративный сад глох и умира
л, Крошка-кочамма следила за баскетбольными матчами НБА, однодневными с
остязаниями по крикету и теннисными турнирами из серии «Большой шлем». П
о будням она смотрела «Дерзких и красивых» и «Санта-Барбару», где ломкие
блондинки с накрашенными губами и фиксированными лаком прическами соб
лазняли андроидов и обороняли свои сексуальные империи. Крошке-кочамме
полюбились их переливчатые наряды и находчивые, стервозные реплики. В те
чение дня отдельные фразы порой всплывали в ее памяти, вызывая у нее ухмы
лку.
Кухарка Кочу Мария по-прежнему носила тяжелые золотые серьги, безнадежн
о оттянувшие вниз мочки ее ушей. Она любила смотреть американское спорти
вное шоу «Борцовская мания», где Верзила Хоган и Мистер Перфект, чьи шеи б
ыли толще, чем головы, нещадно мяли и тузили друг друга, одетые в полосатые
рейтузы из лайкры. Смех Кочу Марии чуть отдавал жестокостью, как это иног
да бывает у маленьких детей.
Весь день они сидели в гостиной Ц Крошка-кочамма в плантаторском кресл
е с длинными подлокотниками или в шезлонге (в зависимости от состояния е
е ног), Кочу Мария рядом с ней на полу (перескакивая, когда можно, с канала на
канал), вместе запертые в шумной тишине телевидения.
1 2 3 4 5 6 7