Он прыгнул на платформу, оказавшись прямо перед Джимми Ли, который отскочил от него, как испуганная лошадь. Бежать было некуда.Джек схватил руку Болдвина, и ловко скрутил ее за спину священника, причем сделал это самым болезненым способом, которому научился у своего отца, и проговорил сквозь зубы тихо, чтобы слышал только Джимми Ли:— У тебя только два выбора. Или ты все свалишь на жару, или я сломаю все до единой косточки в твоей руке.Болдвин заглянул в холодные черные глаза, и мороз пробежал у него по коже. Он многое слышал о Джеке Бодро, знал, что тот был диким и непредсказуемым, мог быть вежливым, но мог мгновенно превратиться в злобного и опасного, как сам грех. Бодро был, как считали все, кто читал его книги, очень нервным человеком. Хватка стала сильнее, и Джимми Ли показалось, что он уже чувствует, как кости руки напряглись под нажимом Джека.— Так как же, Джимми Ли? — Его улыбка стала еще холоднее. — Я все-таки сломаю тебе руку.Толпа его приверженцев беспокойно зашумела. Священник заскрипел зубами. Он терял свое воздействие на них, он терял их внимание, черт бы побрал этого Джека Бодро. Джимми Ли почти довел их до грани безумия, это была дорога к телеевангелистекому величию. Он бросил взгляд сначала на своих собратьев, потом на человека, держащего его жуткой хваткой.— Грех, — сказал он, и давление на руку увеличилось. — Я-я чувствую его жар! — Он закатил глаза и театрально закачался на ногах. — О Господи! Смилуйся! Жар греха! Пламя из ада!Джек отпустил его руку и наблюдал со смесью цинизма и удовлетворения, как Болдвин, спотыкаясь, двигался по платформе. Вероятно, он был когда-то учеником театральной школы Вильяма Шатнера. Болдвин спотыкался и шатался очень правдиво, судорога исказила его лицо. Он согнулся и что-то отрывисто бормотал. Толпа тревожно загудела. Несколько женщин завизжали, когда он, наконец, упал на платформу и еще несколько секунд корчился и дергался.Люди бросились к платформе. Джек подошел к неподвижному телу проповедника и спокойно взял в руки микрофон.— Эй, я к вам обращаюсь! Заходите все внутрь и залейте пламя ада пивом! — крикнул он, улыбаясь, как дьявол. — Плачу я. И скажите там, что вас послал Джек.Случайные посетители «Френчи», стоявшие позади толпы или расположившиеся на галерее, громко приветствовали его слова и кинулись как сумасшедшие в бар. Джек спрыгнул с грузовика и направился обратно к джипу.— Эй, сладкая, куда ты идешь?— Домой! Пожалуйста, — выговорила Лорел; волнение, как тиски, сжимало ей горло. Голова гудела, было больно дышать. Она хотела — ей было необходимо — убежать, исчезнуть.Джек поймал ее за руку и пошел рядом с ней.— Эй, эй, ты не можешь сбежать, злючка. Ти-Грейс приготовилась встретить тебя со всеми почестями.— Почему? — Она остановилась и повернулась к нему лицом. Она дрожала, ее лицо исказилось гневом, а в голубых глазах было что-то похожее на стыд. — Я проиграла. Я — неудачница.Брови Джека удивленно сошлись на переносице.— О чем, черт возьми, ты говоришь? Проиграла? Что проиграла?Она с трудом проглотила слезы. Она проиграла. Если бы он не пришел ей на помощь, трудно представить, какому бы унижению она подверглась, так как Болдвин нашел ее больное место.— Лорел! Ты дала ему отпор! — мягко сказал ей Джек. — Этого никто от тебя не ожидал. Ну, не смогла ты его добить до конца. Что же с того? Улыбнись, сладкая. Ты же не можешь отвечать за весь мир.Его последняя фраза напоминала ей пребывание в клинике Ашланд Хайте и голос доктора Притчарда. Каким самомнением с ее стороны было думать, что она стоит в центре всего, спасительница всего, что будущее всего мира лежит только на ее плечах.Она слишком остро на все реагировала.Она ведь приехала сюда, чтобы поправиться, прийти в себя, не так ли? Чтобы снова стать хозяйкой своей жизни. Если она сейчас сбежит от всего этого, она опять вернется в прошлое и никогда не сможет подняться над ним.Она взглянула на Джека, заметив тревогу в его глазах, и спросила себя, осознает ли он, что так смотрит на нее.— Спасибо, — прошептала она. Она хотела дотронуться рукой до его щеки, но боялась, что это будет слишком опасный жест, выражающий близость. Поэтому она ограничилась тем, что просто пожала ему руку.Джек подозрительно взглянул на нее.— За что?— За то, что вы спасли меня.— Э нет, — Он покачал головой и отступил от нее на шаг, поднимая руки, как бы не принимая ее благодарности.— Только не надо делать из меня героя, сладкая. Мне представился шанс сыграть злую шутку над Джимми Ли, вот и все. Я совсем не герой.Но он тем не менее спас ее.Он спасал ее уже несколько раз от ее собственных мыслей, от ее страхов, от темных приступов депрессии, которые грозили поглотить ее. Лорел продолжала смотреть на него, спрашивая себя, почему он предпочитал выглядеть плохим, а не героем.— Пойдем, tite ange, — сказал он, кивая головой в сторону бара. — Я куплю тебе что-нибудь выпить. Кроме того, у меня есть еще одна адвокатская шутка, которую я только что вспомнил и очень хочу рассказать тебе.— А почему вы думаете, что я хочу ее услышать? Джек обнял ее за плечи и повел в направлении «Френчи».— Нет, нет. Я знаю, что ты не хочешь слушать ее. От этого мне еще больше хочется рассказать ее тебе.Лорел рассмеялась, напряжение понемногу покидало ее.— Какая разница между дикобразом и двумя адвокатами в «порше»? — спросил он, когда они проходили мимо грузовика Болдвина. — У дикобразов иглы снаружи, — сам же ответил он.Они пересекли стоянку. Джек смеялся, Лорел качала головой. Никто из них не знал, что за ними внимательно наблюдали. Глава ОДИННАДЦАТАЯ Саванна сидела в дальнем углу бара, погруженная в безмолвную тишину, словно изолированная от мира какой-то пленкой, хотя отовсюду неслись, смешиваясь, резкие, хриплые, пронзительные звуки. Надрывался музыкальный автомат, играя «Две забытые ночи». В шуме музыки посетители вынуждены были орать, чтобы перекричать общий гул. Саванна ничего этого не слышала. Внутри нее бушевал горький гнев.Звонок из больницы Сан-Джозефа вторгся в ее с Купером время, как неожиданно заговоривший репродуктор. У миссис Купер неожиданно начался приступ, и она просила мужа приехать в больницу. Эгоистичная, жадная сука. Ей было мало, что он думал и заботился о ней, она отстаивала право на него самого тоже. Он пробыл там все утро и половину дня.— Я ненавижу ее, — злобно пробормотала Саванна. Ее чувство было слишком сильно, чтобы остаться невысказанным.Никто даже не заметил, что она говорила. Никто не обращал на нее внимания.Она глотнула водки с тоником и через темные стекла очков медленно осмотрела бар. Как обычно, в воскресный вечер бар был переполнен. Благодаря Лорел. Лорел. Маленький кумир каждого. Для всех — маленькая спасительница.Гнев разгорался все ярче, вспыхнув, когда она добавила еще немного спиртного в огонь. Слишком горькой была ирония. Ведь Лорел была тем, кем стала, благодаря Саванне. Она осталась непорочной и чистой, потому что Саванна была ее спасительницей и защитницей.Она тяжело, не отрываясь, смотрела в сторону бара, где Ти-Грейс и завсегдатаи «Френчи Ландинга» развлекали ее сестру и поднимали за нее стаканы, а Джек Бодро стоял рядом с ней, по меньшей мере, как рыцарь в белом. Считалось, что Лорел должна быть дома, мрачная, нелюдимая, слабая, нуждающаяся в своей старшей сестре, которая поддерживала бы ее, обеспечивала ей комфортную жизнь. Черт бы ее побрал. Она крепла с каждым днем, с каждой минутой, лишая Саванну возможности быть сильнее, снова играть роль защитницы, возвыситься над своим положением городской шлюхи и представлять собой нечто более значительное. Она взяла со стола коробок и судорожно ломала его, наблюдая, как Джек кружил вокруг Лорел, дотрагиваясь до ее плеча, спины, наклоняясь ближе, чтобы прошептать что-то на ухо, а потом, откинув голову назад, смеялся, когда она била его кулаком по плечу. Саванне все это совсем не нравилось!Конечно, ей он никогда не нашептывал нежности на ухо, черт бы его побрал! Даже если вновь перебрать в памяти все эпизоды их встреч, ей не вспомнить, что он хотя бы раз заинтересовался ею, кроме случайного флирта, а он заигрывал с любой женщиной, попадавшейся на его пути.— Чтоб тебе провалиться, Лорел, — пробормотала она с угрозой, приканчивая содержимое своего стакана.— Ты говоришь со мной, ma belle Моя красотка (фр.).

? — Леон наклонился над ней сзади, скользя костлявой рукой по плечу к груди.— Ты чертовски прав, — пожаловалась она, — ты совсем не обращаешь на меня внимания.Его шрам отталкивал ее. Омерзительные шишки на концах шрама, расплывшийся нос между ними притягивали ее взгляд. Однажды она услышала историю, как некая особа полоснула его горлышком разбитой бутылки. Но Леон, казалось, ничего не затаил против прекрасного пола и с готовностью пускался в новые приключения.— Я заплачу, сколько захочешь, если ляжешь голенькой со мной в постель, chere.Ты проститутка, ты не что другое, как проститутка, Саванна…Злость кипела и жалила, прорываясь сквозь внешнее безразличие и скуку. Она не поддавалась. Она делала что хотела, когда хотела, с кем хотела. Это делало ее обычной шлюхой, но не проституткой. И это различие жгло ее, горело внутри, как язва, и разные противоречивые и возмущающие покой чувства переполняли ее, разрывая грудь.Ей нужно было на ком-то сорвать злость, выместить то, что накопилось, и она, схватив его за бороду, со всей силой ударила кулаком. Леон взвыл, отлетая назад, и врезался в бильярдный стол. Затем он потер щеку и ошарашенно уставился на Саванну.— Какого черта ты это сделала?Саванна встала, оттолкнув стул.— Иди и трахайся сам с собой. Рожа со шрамом. Прибереги денежки, чтобы купить себе мозги, ты, педераст.Она схватила стакан и запустила им в Леона.— Сумасшедшая сука! — выдохнул он, не обращая внимания на издевки и смешки окружающих и потирая ушибленное стаканом плечо. — Ты — проклятая сумасшедшая сука!Саванна даже не обратила на него внимания и, подхватив на ходу свою сумочку, незаметно стала пробираться через толпу. Ей ни к чему был Леон Камю, в баре полно молодых привлекательных ребят, которые оценят ее общество и ее искусство. Ее взгляд остановился на Тори Хеберте, который угощал своих дружков сказкой о недавней ссоре с охотинспектором.Какое-то время она присматривалась к этому двадцатитрехлетнему широкоплечему парню, которого прозвали Быком. Казалось, наступило самое подходящее время, чтобы проверить его.Но когда она решительно направилась к ним, покачивая бедрами и вложив все умение и энергию в то, чтобы превратиться в нечто манящее и очаровательное, у стола появилась Эни Делахаус-Жерар. Тори и его товарищи нежно и заинтересованно поглядывали на Эни, пока она подавала напитки и флиртовала с ними.Саванна подавила дикое желание закричать. Это была ее территория. Что воображает о себе эта дешевенькая официанточка?У молоденькой и хорошенькой Эни была солнечная улыбка и приятный, нежный смех. Как и ее мать, Ти-Грейс, Эни отдавала предпочтение слишком тесной одежде, затягивая свои формы в облегающие джинсы и топики, не оставляя пищи воображению. Перепутанные цепочки медной бижутерии украшали шею, почти на каждом пальце — дешевенькие колечки.Полное отсутствие стиля, с горечью подумала Саванна, дотронувшись до длинной нити настоящего жемчуга, который был на ней, и представив свои жемчужные бусы на молодой хорошенькой шейке Эни Жерар. Нечего маленькой сучке вертеться около мужчин. У нее есть свой мужчина — муж. Саванна почему-то забыла, что Тони Жерар — муж Эни — только что вышел из тюрьмы, где сидел за то, что избил жену. Ходили слухи, что они разводятся.Саванна, прохаживаясь рядом со столом, вклинилась между Тори и официанткой, обвив рукой крепкую загорелую шею Тори, как будто они были старыми любовниками. Она не обратила внимания на его пораженный взгляд и тяжело посмотрела на Эни.— Почему бы тебе не сбегать и не принести мне порцию виски с тоником, дорогуша? Это ведь твоя работа, не так ли?Эни сузила темные глаза, оперев пустой поднос на идеально круглое бедро.— Mais yeah Ну да (фр.).

, это моя работа. — Эни с нескрываемым презрением с ног до головы осмотрела соперницу. — А твоя работа, grand-mere Бабушка (фр.).

, приставать к мальчикам?Саванна даже не слышала тех непристойных ругательств, которые сорвались с ее губ. Вся накопленная горечь разом выплеснулась наружу. и Саванна бросилась на официантку, схватив ее за пережженные перманентной завивкой темные волосы. Другой рукой она с неистовой силой ударила Эни и угодила ей в ухо.Тори и его дружки с округлившимися от изумления глазами вскочили со своих мест. Кто-то, перекрывая звук музыкального автомата, завопил;— Кошки подрались!Другие подзуживали в восторге:— Ринг!Мгновенно вокруг Саванны и Эни столпились зрители, а женщины врезались в столик, опрокидывая на пол бутылки и стаканы. Пиво текло по деревянному полу пенистым потоком, ноги опасно скользили, и теперь у Эни, которая была в кроссовках, появилось преимущество.Саванна, отрешившись от всего, что не имело отношения к Эни, видела только близко мелькающее лицо соперницы, ничего не слышала, кроме громких, хаотичных, сливающихся звуков — хриплых и визгливых выкриков и треска ломающейся мебели. Она даже ничего не чувствовала — ни руки, выдирающей ее волосы, ни ногтей, впивающихся в ее тело, ни боли в подбородке от удара локтем. Ею безраздельно владел гнев. Она извивалась, царапалась, кричала, крепко цеплялась за те места Эни Жерар, которые ей удавалось ухватить. Спотыкаясь, они двигались внутри круга зрителей, как заведенные куклы в безумном танце.Ти-Грейс издала звук, который был чем-то средним между воплем гнева и военным кличем, выскочила из-за стойки бара и, расшвыривая всех, кто попадался ей на пути и не успевал отскочить, рванулась к дерущимся. Крича во всю силу своих легких, дико выкатив глаза, она думала не о дочери — Эни сама о себе позаботится, — она бросилась спасать посуду и мебель.Лорел повернулась на своем стульчике, чтобы посмотреть, из-за чего поднялся шум, и сердце сжалось у нее в груди, когда она увидела красное с белым платье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69