они почти оглохли от шума, оторопели от такого яростного внимания… А Кешка посмотрел на маму и сказал:
– Ну чего ты, ма?.. Ну чего?.. Я ведь не утонул, а ты плачешь!..
ВЗРЫВ
Напротив дома, в котором жил Кешка, стоял высокий забор. За ним лязгали машины, шипела электросварка. А вечерами прожекторы, укрепленные на столбах, вонзались лучами в землю, будто плавили ее. За забором была глубокая яма – котлован. До дна ямы не доставали даже экскаваторы; рабочие поднимали землю лебедками. Вот туда, на самое дно котлована, и светили прожекторы. Ребята привыкли к яме за забором и перестали заглядывать в щели.
Однажды ребята увидели, что над забором возвышается бетонная башня. Не очень высокая, правда. Через несколько дней над башней выросла пара долговязых подъемных кранов. Рабочие день и ночь плели по стенам башни редкую сетку из толстых железных прутьев, обивали стены досками. А краны выливали большущие бочки жидкого бетона на железную сетку между досками. Бетон затвердевал. Башня лезла вверх. Она поднималась, громадная, серая, без окон, без дверей.
– Что же это будет? – гадали ребята. Гадать было трудно: никто из ребят за всю свою жизнь не видел еще такой башни. Наконец все сошлись на том, что за забором строят атомную электростанцию. Это было очень любопытно.
Как-то вечером в Кешкину квартиру позвонила дворничиха тетя Настя.
– Не закрывайте на ночь окон, – предупредила она. – Взрыв будет.
– Что, война? – высунулся из-за мамы Кешка.
Но мама сердито топнула ногой, а тетя Настя замахала руками.
– Что ты, господь с тобой!.. Такие слова говоришь. Даже подумать страшно. Взрыв на строительстве будет. Вон за забором.
Тетя Настя ушла, ворчливо напомнив еще раз о том, чтобы не закрывали плотно окон, не то стекла вылетят. А мама привела Кешку в комнату и велела ему сесть на стул.
– Кешка, дай честное слово, что не будешь торчать у окна.
Кешка не любил разбрасываться честным словом. Честное слово – как клятва. А разве легко человеку спать, если за окном произойдет самый настоящий взрыв?
Кешка сопел, глядел на маму умоляющими глазами. Мама была непреклонна.
– Кешка, дай честное слово.
Кешка посмотрел на маму самым жалостным взглядом. Не помогло. Наконец он со вздохом прошептал:
– Ладно… Честное обыкновенное.
Не мог же он дать честное-пречестное или честное ленинское. Взрыв как-никак.
Мама дежурила на заводе в ночную смену. Пока она собиралась, Кешка ровно и глубоко дышал, притворялся спящим. Но только она закрыла за собой дверь, Кешка сел на оттоманке.
За окном тревожно дребезжали трамваи. Голубой свет метался по комнате. Люди за забором готовили взрыв.
Неожиданно в передней раздался звонок. Кешка соскочил с оттоманки, сунул ноги в мамины шлепанцы, побежал открывать. Наверно, мама чего-нибудь забыла.
– Это ты, мам?..
– Открывай, чего там! – раздался на площадке Мишкин голос. – Давай быстрее!
Кешка живо распахнул дверь, и в переднюю ввалился Мишка, в одних трусах, в ботинках на босу ногу. С Мишкиных плеч свисало серое байковое одеяло. К голому животу он прижимал подушку.
– Ночевать к тебе. Сейчас твоя мать заходила… Говорит, нам вдвоем не так страшно будет.
Кешка покраснел, пробормотал:
– А мне и не страшно вовсе. Заходи, будем вместе на оттоманке спать.
– Ты ложись, а мне нельзя, – заявил Мишка. – Мне надо у окна сидеть: мало ли что случиться может.
Кешке тоже необходимо было сидеть у окна, но он дал честное слово не слезать с постели.
Мишка, закутавшись в одеяло, сел к окну.
– Вокруг башни темно, – сообщил он. – Людей не видно.
Кешка подпрыгивал на оттоманке, старался хоть так рассмотреть, что делается около башни. Наконец он догадался, сложил все три подушки одна на другую, по бокам подставил валики и взобрался на это неустойчивое сооружение.
Башня возвышалась угрюмой громадой. Отвернув от нее узкие стрелы, настороженно замерли краны. Прожекторы не светили, лишь красноватая, со слабым накалом, лампочка покачивалась на ветру.
Прошло много времени, томительного и напряженного. Чтобы не уснуть, ребята обменивались короткими репликами.
– Мишка, спишь?
– Нет. Сейчас, уже скоро…
– Мишка, а все-таки зачем взрыв будет?
– Я думаю, испытывают. Чтобы потом, когда атом пустят туда, никаких трещин не было.
Кешка пытался представить себе таинственное нутро башни и сложные машины, которые приведет в движение легендарное чудовище – атом.
Ребята надолго замолчали, свирепо боролись с дремой, заволакивающей глаза. И вдруг над башней возник трепещущий фиолетовый свет. Ударило по ушам гулким крутым ревом. Грохнуло, раскатилось по улицам эхо. Зазвенели на тротуарах лопнувшие стекла.
Кешка упал на пол со своего наблюдательного поста. Барахтался, выбирался из-под подушек.
Мишка закричал:
– Зажигай свет!
Когда в комнате вспыхнула лампочка, Мишка подскочил к зеркалу, принялся рассматривать лоб.
– Кешка, чего это у меня на виске?
Кешка подошел поближе. Вдоль виска у Мишки тянулась неглубокая розовая царапина.
– По-моему, рана…
Мишкины губы расплылись в блаженной улыбке. Он даже глаза закрыл.
– Раненый… Кешка, я раненый!..
– Ну да, – подтвердил Кешка с завистью. – Это из форточки стекло вылетело и кусочком тебя поцарапало.
Но Мишка не слушал; он приплясывал около зеркала и самозабвенно повторял:
– Раненый, раненый!.. – Потом он спохватился, спросил: – Кешка, у тебя бинты есть?
– Ну, есть.
– Давай перевязывай.
Кешка засмеялся:
– Чего там перевязывать! Йодом смазать – и все.
– Если хочешь знать, – круто повернулся Мишка, – по правилам медицины тут операцию делать надо. Это тебе не рогаткой и не деревянной саблей, а настоящим взрывом. – Мишка расслабленно повалился на стул и запрокинул голову.
Кешка бросился к маминому туалету, достал из тумбочки бинт и вату. Смазал Мишкину рану йодом – Мишка даже не поморщился – и стал делать перевязку. Мишка то и дело поворачивался к зеркалу, придирчиво осматривал голову и говорил:
– Мотай больше… Ваты не жалей…
Когда голова стала похожа на большой снежный ком, он удовлетворенно кивнул:
– Вот теперь в самый раз. Довольно. – Вдруг Мишка ударил себя по забинтованной голове. – Эхма!.. Может, на улице еще раненые, может, кому помощь нужна?..
Мальчишки бросились к окну.
Уже начался рассвет, голубовато-серый, прозрачный и гулкий. Дворники сметали с тротуаров стекла в большие железные совки. А башня, мрачная бетонная башня, исчезла.
Ребята стояли, раскрыв рты от изумления.
– Начисто, – выдохнул Мишка. – Даже кусков не осталось.
На следующий день ребята во дворе были потрясены. Атомная станция рассыпалась почти что у них на глазах от самого обыкновенного взрыва. Тут было над чем подумать. Забинтованный Мишка мрачно вещал:
– Как грохнет!.. Осколок как зажужжит!.. И рраз – прямо мне в висок… Кешка, скажи…
Кешка все время пытался сказать, что никакого осколка не жужжало, что Мишку, по его, Кешкиному, мнению, поцарапало кусочком стекла из форточки. Но Мишка говорил так убедительно и при этом смотрел на всех с такой простодушной радостью и превосходством, что Кешка поверил. Может, и был осколок. Он ведь под подушками барахтался, мог не заметить. И Кешка согласно кивал головой:
– Ага, прямо в висок.
Ребята с завистью смотрели на забинтованную Мишкину голову, легонько дотрагивались до повязки и сочувственно спрашивали:
– Больно?.. Очень?..
Потом толпой двинулись к серому забору и прильнули к широким щелям в дощатых воротах.
На строительной площадке было пустынно. Словно привстав на цыпочки, тянулись к небесам башенные краны. Они будто не успели еще опомниться, прийти в себя. Деревянные подмостки, окружавшие башню, были разобраны и лежали теперь штабелями на земле. И никаких следов разрушения. Только от самой башни остался торчать ровный круг метра в полтора высотой, как будто аккуратно спилили у самого основания. И было чисто. Вероятно, взрыв унес все обломки куда-то далеко за город.
Нет, взрыв не был обыкновенным.
– Что вы, огонь до неба!.. – захлебывался Мишка. – Я сам видел, башня подлетела – и в пыль!..
– Да ну?! – раздался вдруг за спинами ребят густой бас.
Ребята отхлынули от забора. Но страшного ничего не оказалось. У ворот стояла зеленая пятитонка, груженная большими бумажными мешками с цементом. Из кабины выглядывал шофер с широким смуглым лицом.
– Василь Михалыч! – закричал Кешка. – Здравствуйте, Василь Михалыч!.. Ребята, не бойтесь – это Василий Михайлович, наш сосед.
– А это кто? – показал шофер на Мишку. – Что это за чучело?
– Да это Мишка же… Вы его видели. Он еще ко мне ходит.
Василий Михайлович подозрительно оглядел забинтованную Мишкину голову.
– Ну ты, приятель, врать…
Мишка набычился.
– А я врал, да?.. Взорвали башню, каждый знает. Мы с Кешкой лично видели. – Мишка кивнул на закрытые ворота и упрямо повторил: – Даже кусков не осталось, все разнесло.
Василий Михайлович усмехнулся и покачал головой.
– А зачем, по-вашему, ее взрывать?.. Незачем ее взрывать, она громадных денег стоит.
– А куда же она делась тогда? – с подковыркой справился Мишка. – Может, в землю ушла?
Василий Михайлович положил на баранку тяжелые, перепачканные маслом руки и засмеялся:
– В землю… А ну, Кешка, поехали со мной, сам увидишь.
Кешку упрашивать не понадобилось. Он живо забрался в кабину. Василий Михайлович поманил пальцем Мишку.
– И ты, герой, голова с дырой, садись. – Он подождал, пока ребята устроятся на черном промятом сиденье, и нажал сигнал.
Ворота открыл вахтер в брезентовой куртке. Поздоровался.
– Привет, Михалыч, цемент привез?.. А это что у тебя за пассажиры?
– Мои, – односложно ответил шофер и медленно въехал в ворота.
Рабочие быстро разгрузили бумажные мешки с цементом под деревянный навес. Василий Михайлович подогнал пустую машину к самой башне, но, кроме глухой шероховатой стены, с земли ничего не было видно.
– Придется лезть в кузов, – сказал Василий Михайлович. Он помог ребятам и сам ловко перемахнул через борт.
Серые стены башни уходили глубоко вниз, образовав громадный бетонный колодец.
Мишка потер под носом.
– Чего она?
– Осела, – подсказал Василий Михайлович. – Это ведь не башня.
– Мы знаем… Атомная станция, – вмешался Кешка.
Василий Михайлович расхохотался.
– Вот чудаки!.. Это бассейн. Водоочистная станция, никакая не атомная. Видели глубокую яму – котлован?.. Эту башню-бассейн нужно было строить глубоко в котловане. А работать там неудобно, тесно… Вот инженеры и придумали. Соорудили на дне котлована сваи и бассейн стали строить на сваях, а когда довели его до нужных размеров, сваи подорвали… Он в яму и опустился, бассейн-то, стал на свое место. Скоро сюда по специальному тоннелю грязная вода побежит со всего города. Здесь ее очищать будут. Реки в городе прозрачные станут, как в лесу на природе. Вот, например, в моей деревне, где я, значит, родился. Там в реке все камушки на дне видать… И раки, и плотица…
– А осколки от взрыва были? – с надеждой спросил Мишка.
– Никаких осколков.
Мишка потрогал свою забинтованную голову и, сопя, полез обратно в кабину.
– Ты куда? – схватил его за руку Василий Михайлович. – Ты, это… того. Ты, это, не огорчайся… Я ведь не досконально знаю. Может, и был какой осколок… Может ведь… Да вон у главного инженера спросим. – Шофер замахал рукой высокому человеку в аккуратной брезентовой куртке.
– Ты что, Михайлович, сынов на экскурсию привез? – спросил инженер, подойдя к машине.
– Я бездетный. Это сосед мой с дружком, – прогудел шофер. – Дружка-то, видишь, осколком поранило. А уж какие тут осколки…
Кешка умоляюще посмотрел на инженера. Тот усмехнулся, потом деловито нахмурил лоб и вытащил из кармана блокнот.
– В каком доме живете?
– Вон, наискосок.
Инженер принялся что-то писать в блокноте. Он бормотал слова, похожие на заклинания: логарифмы, синусы, котангенс, траектория, теория вероятности… Наконец он закрыл блокнот и потрепал Мишку по плечу.
– Был осколок. Вон туда полетел. – Его рука приподнялась и показала на Кешкин дом.
Мишкино лицо просветлело на миг. Но, когда они сели в кабину, Мишка забился в самый угол и отвернулся.
– Чего ты? – утешал его Кешка. – Раз главный инженер сказал, значит, все… По котангенсу и по траектории…
Мишка только плотнее сжимал губы.
Шофер Василий Михайлович молчал. А когда они выехали за ворота, он высунулся из окна и сказал окружившим машину ребятам:
– Был осколок-то… Вот ведь дело какое.
Приятели вылезли из машины.
– Ну что?.. Куда башня делась? – допытывались ребята, преданно заглядывая Мишке в глаза.
– Никуда она не делась. На месте ваша башня, – отмахнулся Мишка. Он опустил голову и угрюмо зашагал к дому.
Кешка потоптался около ворот, начал было рассказывать ребятам про удивительную башню, но не выдержал и бросился догонять Мишку.
Дома Мишка размотал бинты, снял вату и швырнул все это в помойное ведро.
Кешка попытался успокоить его:
– Чего ты, Мишка?.. С ума сошел?.. Ведь по этой, как ее?.. По теории, ты осколком раненный.
– По этой самой теории он меня за дурака считает, да?.. – огрызнулся Мишка. – Он густо замазал царапину на виске чернилами и подошел к окну. – А еще синус… главный инженер!..
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
Есть у каждого человека один замечательный день – день рождения. И подарки тебе, и сласти. Даже шалости в этот день прощаются.
У Кешки день рождения в конце лета. Мама всегда покупает астры, столько штук, сколько лет Кешке исполнилось. Ставит их в вазочку и говорит: «Вот, Иннокентий, стал ты теперь на целый год старше. Пора тебе начать новую жизнь, серьезную». И Кешка всегда эту новую жизнь начинал. По крайней мере, он каждый раз говорил: «Ну вот сегодня я уж обязательно начну…»
Он проснулся, когда мама уже ушла на работу. В комнате красиво убрано. На столе в вазочке девять белых пушистых цветков, завтрак и записка: «Дорогой мой, поздравляю тебя с днем рождения. Мама».
Кешка быстро убрал постель, умылся, позавтракал, подмел пол и помчался во двор.
Во дворе солнце. Под водосточными трубами из щелей в асфальте торчит сухая пыльная трава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11