Плащ был сделан из материала, до удивления похожего на бересту, снятую с середины ствола большой березы: такой же белый и с такими же небольшими черными штришками тут и там.
– Здравствуй, Тимка! Дай-ка руку, я помогу тебе встать! – С этими словами незнакомец подошел, протянул маленькую руку. Хотя старичок был совсем маленький, он подхватил Тимку под мышку и, как перышко приподняв над полом, аккуратно опустил рядом с собой.
«Ну и силища!» – подумал было Тимка и, забыв ответить на приветствие, затараторил, решив разом все выяснить:
– А вы тоже живете в нашем поселке? Вы пришли в эту пещеру со стороны реки, да?
– Не все сразу, не все, не все… – перебил его шамкающий старичок. – Сначала давай-ка пройдем немного вперед. Б этом углу пещеры слишком темно, а искры из тебя больше не вылетают, хе-хе, не вылетают, не вылетают… Мы действительно живем с тобой в одном поселке, – говорил старичок, ведя Тимку за руку вперед. – Точнее сказать, ты, хе-хе-хе, именно ты, живешь вместе со своими родителями у меня во владениях. А в пещеру, – старичок хохотнул: ха-ха-ха… – в пещеру в этот раз я, как бы поточнее тебе объяснить, не пришел, конечно, а появился из другой моей пещеры, которую ты, может быть, да, пожалуй, очень-очень может быть, скоро увидишь. Может быть…
Тимке все больше не нравился этот неправдоподобно маленький рот и этот непонятный разговор с повторениями и смешками.
«Пожалуй, надо бежать отсюда, пока не поздно!» – подумал он и быстро оглянулся вокруг, прикидывая, куда лучше шмыгнуть.
– А вот и поздно! Хе-хе-хе! Теперь уже поздно! – прищурив глаза, насмешливо заворчал старик, определенно прочитав Тимкины мысли, покрепче сжал его ладонь своими сильными пальцами и добавил тем же противным голоском: – И думать забудь о том, чтобы убежать отсюда! Забудь, забудь, забудь! Хе-хе-хе!..
Они продвинулись еще на несколько шагов в глубь пещеры. Становилось все светлее и светлее. Наконец Тимка и старичок оказались в самом центре пещеры. Но нет, пожалуй, пещерой это место назвать было бы неправильно, так же как не назовешь пещерой станцию метро. У Тимки по привычке уже было открылся рот, так ему захотелось, позабыв страх, спросить насчет конструкции пещеры. Но тут его взгляд остановился на старичке, и вопрос так и замер: вместо небольшого и странно одетого человека рядом с Тимкой стоял…
«Нет, этого не может быть, я, наверное, заснул, и все это мне снится», – пронеслось в голове.

Перед ним возвышался огромных размеров серо-зеленый доисторический ящер: ни на что другое это существо не было похоже. Огромное чешуйчатое туловище заканчивалось мощным хвостом со страшными, наверное, роговыми шипами, торчавшими в разные стороны; массивные лапы, поддерживавшие туловище, опирались на когти, каждый из которых был размером с руку Тимки. Треугольная голова казалась маленькой для такого огромного тела. Из широко раскрытой кроваво-красной пасти чуть высовывался кусок серовато-розового языка, по которому стекали капли сверкающей слюны.
Тимка хоть и остолбенел от неожиданности, но почему-то не особенно испугался. Он любил чудесные превращения, с удовольствием ходил в цирк и даже сам делал всякие фокусы, выискивая их описания в разных популярных журналах, вроде «Юного техника», «Химия и жизнь» или «Знание – сила».
Он не испугался всерьез, а был весьма обеспокоен таким странным превращением деда в ящера. Собравшись с духом и привстав на цыпочки, чтобы быть все-таки поближе к голове чудовища, он прокричал:
– Дедушка…
– Ха-ха-ха! – раздался не то свист, не то клекот, и голова чудовища описала над Тимкой большой круг. – Он называет меня дедушкой! Да я твой пращур, а не дедушка! Да знаешь ли ты, сколько времени я живу здесь?
– Кажется, знаю! – смело перебил ящера Тимка. – Таких, похожих на тебя ящеров я видел в Палеонтологическом музее. Там было написано, что жили они, кажется, двести миллионов лет тому назад, в меловом периоде, когда даже еще не было никаких млекопитающих! Верно?
– Ишь ты! В общем, верно, – более миролюбиво рыкнул ящер. – У тебя, я смотрю, голова не всегда глупая бывает. Ладно, пока хватит тебя пугать, давай поговорим.
С этими словами ящер начал уменьшаться и превратился опять в уже знакомого старика.
– Сказки любишь? – спросил старик своим обычным шамкающим голоском. – Можешь не отвечать, и так знаю-знаю, что любишь. Не было еще в моих владениях мальчишки, который не любил бы сказок. Про леших и лесовиков слышал-слышал?
– Так вы и есть леший? – даже оторопел от неожиданности Тимка.
– Ну, раньше нас так иногда называли люди. Тебе, я вижу, интересно знать мое настоящее-настоящее имя. Так вот, я не леший, а Великий и Могучий Хранитель Вит. Ну конечно, всякие там страсти-мордасти, что вы про леших рассказываете в своих сказках, это я могу делать, могу. Ну, например, закружить, заплутать туристов, особенно если они север с югом путают. Бабке какой-нибудь, что коз гоняет по лесу да рубит рябины, чтобы накормить их, в страшном виде показаться – все это, конечно, тоже мои шутки, мои. Да зачем далеко за примерами ходить; вспомни-ка, что ты делал наверху, на земле, только что? Зачем палкой ковырял муравейник? Зачем? Зачем? – Вит высоко подпрыгнул да так и остался висеть в воздухе, болтая своими деревянными башмаками почти у Тимкиного носа. – Мало я тебя по затылку стукнул! Эх, мало! Надо бы посильнее двинуть, чтобы забыл навсегда, как моих помощников и друзей всего леса тревожить. У тебя, кажется, был пинцет? Правильно мама тебе его давать не хотела утром, правильно…
Тимка тут даже вздрогнул от неожиданности, и противное чувство страха и тревоги опять охватило его.
«Откуда знает этот старикашка о том, что было утром дома? Ну, предположим, он просто подсмотрел несколько минут назад, как я ворошил муравейник, но дома-то его определенно не было! А мама точно не хотела давать пинцет…» – пронеслось мгновенно в голове Тимки.
– Правильно мама не хотела давать тебе пинцет, правильно, – повторял между тем старикашка на разные лады. – Впрочем, мы его сейчас, кажется, используем для дела!
С этими словами он опустился на пол пещеры и протянул маленькую руку к Тимке. И вдруг рука стала утоньшаться. С ужасом Тимка смотрел, как рука, гибкая, тонкая, как карандаш, превратилась в змейку и проскользнула к нему в карман, обвилась вокруг пинцета и с легкостью вытащила его. Теперь знакомый пинцет держала толстая и короткая рука старикашки. Теперь уж Тимке стало по-настоящему страшно.
«Как бы поскорее выбраться отсюда, от этого непонятного старика?» – снова подумал он.
И старикашка, опять словно прочитав его мысли, подхватил:
– И не думай, что сможешь без моего согласия уйти отсюда! Но об этом немного позже, позже. Сейчас главное – посмотреть, что можно сделать с таким замечательным пинцетом.
Он подбросил пинцет вверх, поймал его, снова бросил, на этот раз в сторону. Но пинцет, вместо того чтобы удариться о стенку пещеры, начал медленно вертеться вокруг старикашки и Тимки, становясь по пути все больше и больше. Вот он уже ростом с человека, вот уже раза в два больше… Вит сделал какой-то жест рукой, и пинцет оказался рядом с ним. Без всякого видимого напряжения Вит направил пинцет, чуть пододвинул его и – чик! – схватил Тимку за правую руку. По телу Тимки пробежала дрожь, он съежился от мгновенной боли и расширенными от ужаса глазами увидел, как его правая рука, которую Вит отщипнул пинцетом, медленно поплыла в сторону.
– Славно! Исправно! – радостно завопил Хранитель Вит и прицелился пинцетом снова.
Тимка опомнился, страх придал ему силу, и он прыгнул что есть мочи в сторону. В следующий миг острая боль опять пронзила все тело: так и есть – ноги как не бывало!
А Вит знай себе похохатывает:
– Ловко я его схватил! Не хуже, чем он муравьев!
– Дедушка! Не буду больше трогать муравьев! – захныкал, дергаясь на полу, Тимка.
– А зачем из дроздиного гнезда на елке на прошлой неделе яйца вытащил?
– Ай-ай! Не трогайте меня, пожалуйста! Я хотел попробовать яичницу из них! Отпустите меня домой! Я никогда-никогда не буду разорять гнезд!
Слезы бежали из Тимкиных глаз, он весь трясся от страха и ужаса, ожидая, что вот-вот страшный пинцет схватит его опять.
– Ладно, – неожиданно успокоившись, сказал Хранитель Вит, – посмотрим, что будет дальше, посмотрим.
Тимка перевел дух и перестал плакать. Только внутри него все дрожало.
«Ну, пропал я! Вот мама расстроится, наверное…» – мелькнуло в голове.
– Конечно, расстроится! Да еще как расстроится! И ребята играть будут без тебя, и в классе твое место будет пустое! И не про си меня, – старик остановил Тимку, который хотел, видно, что-то сказать, – я не могу ничего для тебя сделать. Не могу! Всякий плохой поступок должен быть наказан – есть такое правило, есть. А если ты в свои одиннадцать лет столько вреда природе умудрился наделать, то что же будет, когда ты подрастешь? Что будет тогда? Слыхал про бульдозериста, что чуть не утонул прошлым летом?
Тимка хорошо знал историю про бульдозериста. В поселке рассказывали, что пьяный бульдозерист вечером свернул с дороги и проехал по посадкам на своей мощной машине, поломал и изувечил много деревьев, прежде чем свалился с крутого берега в речку. Машину вытащили через несколько дней, а водитель, который чудом спасся, говорят, с тех пор работает продавцом в киоске – боится садиться за руль.
– Пришлось прибегнуть к крайним мерам, – продолжал старичок, – чтобы прекратить этот разбой в природе. А из тебя, наверно, как раз такой бы бульдозерист и вышел. Возись потом с тобой, мучайся… Я уж лучше прямо сейчас с тобой разделаюсь! Прямо сейчас!
Тимка потерял всякую надежду выбраться отсюда живым и приготовился к неизбежной гибели.
Но старичок вовсе не спешил: на него, видно, напала охота поговорить.
– Слышал про скважину артезианскую, что пробурили в пионерском лагере на бугре? Думаешь, мне жалко воды подземной? Да бери хоть тысячу ведер в день, мне хватит. Так нет, ведь что удумали эти мудрые головы: открыли трубы и без толку выпустили целое озеро воды. Молодцы, – ядовито продолжал он, – властелины природы! Лужайки внизу и новые сосновые посадки затопили – раз! Мое подземное озеро осушили чуть не до дна – два! Ключи перестали бить в округе и две деревни остались без воды – три! Деревья большие на холме засохли без подземной воды – четыре! Без мозглые! Вот посмотрю, и, если впрок им урок этот не пойдет, придется поучить кое-кого. Уж придется! – Старичок раскраснелся, берестяной плащ на нем топорщился, длинные серебристые волосы на бороде разошлись веером. Видно было, что он очень, очень сердится. – Итак, силы в человеческих руках прибавилось. А как правильно да с пользой для природы и для себя использовать эту силу? Послушай, а может, сразу перевести всякую живность подальше, оставлю только песок с глиной, глину с песком, посмотрю издали, как жить будете! Потом-то, конечно, сами станете зелень да живность раз водить – без них жить-то нельзя, – да десять потов сойдет, пока все наладите, – опять чуть успокаиваясь, продолжал Хранитель Вит.
Тимка уже заметил: он очень легко сердился и тут же быстро успокаивался.
– Я такую штуку уже сделал около железнодорожной станции лет пять назад. Там один шлак да золу с песком, шлак да золу оставил, куда ни пойдешь. А жалко было на вас, на людишек, смотреть. Как мухи, поползли в больницу: кто с больными, пылью испорченными, легкими, кто с глазами красными, кто с кожей воспаленной. Потом надоумил я двух-трех, кто показался мне получше других, а они уже всех остальных подбили. И что ты думаешь: видел, какой парк сделали около школы? Там даже белки не боятся людей, я уж не говорю о воробьях да синицах. Поняли там наконец, что чем больше народу становится на земле, чем больше поселков и городов, тем драгоценнее и нужнее каждая зеленая веточка, каждый муравей на дорожке! Нужнее! Драгоценнее!
Тимка уже заметил, что когда Вит начинал особенно сердиться, его борода расходилась серебряным веером и с кончиков волос слетали небольшие искорки. Сейчас искры погасли, и борода стала принимать обыкновенный вид.
«Ну, кажется, перестал сердиться», – облегченно передохнул было Тимка.
– А знаешь, что мне пришло в голову? – снова, уже спокойнее, начал Вит. – Чем время не шутит, вдруг из тебя еще приличное существо вырастет? Может, не случайно ты решил закрыть палочками гнездо трясогузки в ямке, чтобы туда не пробрался одичавший кот и не сожрал птенцов? Хорошее дело сделал, хорошее! Да и еще, помнится мне, были какие-то хорошие дела: посадил в гнездо выпавшего дрозденка и не дал туристам срубить молоденькую елочку… Решено: задам-ка я тебе пару задач, задам-ка. Справишься – на всю жизнь запомнишь и польза от тебя будет, нет – расправлюсь с тобой в два счета. Но как бы это получше все оборудовать?
Было приободрившийся Тимка снова приуныл: ни жив ни мертв сидел он на мягком полу пещеры и только устало хлопал красными от слез глазами.
– Вернуться к людям он должен только тогда, когда научится: уму-разуму, да, только после этого… – бормотал Хранитель Вит. – Значит, он должен смотреть и соображать, смотреть и делать выводы… Ага! Для такого случая, пожалуй, подойдет мой малый браслет. – Старик отодвинул повыше берестяной рукав на правой руке и отстегнул тяжелый многоцветный браслет, составленный из восьми камней. – Держи! – протянул он браслет Тимке.
Тимка безропотно взял браслет, втайне ожидая какого-нибудь подвоха. «Нет, все, кажется, обошлось, руки и ноги пока целы».
– Посмотри-ка на браслет, посмотри-ка! Какие камни знаешь, называй, – потребовал Вит, и борода его чуть взъерошилась.
Браслет был искусно сделан из прямоугольных, чуть продолговатых камней разного цвета. Камни были плотно подогнаны один к другому и соединены таким образом, что каждый из них мог чуть выдвигаться от соседних.
Красный, фиолетовый, зеленый, желтый. Камни засверкали перед глазами Тимки. Вот один совсем прозрачный, ну конечно же, это горный хрусталь, – такой кристалл стоит у папы на столе, вделан в чернильный прибор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19