https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/bez-otverstiya/
О каком медленном улучшении они говорят? Чего стоят обнадеживающие сообщения, которые он получал последние месяцы? Он не видел никакого прогресса.
Доктора соглашались, что двигательные функции восстанавливаются медленнее, чем они полагали вначале. Но он должен понять… Они не могли начать физиотерапию достаточно рано. Врачи не стали скрывать от Майка свой прогноз: Дженюари всегда будет прихрамывать и, возможно, пользоваться тросточкой.
В эту ночь он крепко напился с Мельбой Делитто. Когда они наконец оказались в ее квартире, Майк, расхаживая по комнате, проклинал больничных врачей, безнадежность ситуации.
Мельба пыталась его успокоить:
— Майк, я тебя обожаю. Я даже не держу на тебя зла за мою единственную неудачную картину. Но сейчас ты еще раз принес компании убытки. Ты не должен позволить несчастью, случившемуся с дочерью, погубить твою жизнь. Следующая картина должна иметь успех.
— Что ты мне советуешь? Работать, забыв о Дженюари?
— Нет, не забыв. Но у тебя есть собственная жизнь. Перестань мечтать о несбыточном.
Злость внезапно отрезвила Майка. Он всегда добивался невозможного. Его мать бросила сына, когда ему было три года. Отец, боксер-ирландец, погиб на ринге, пропустив удар третьеразрядного спортсмена. Майк взрослел один на южной окраине Филадельфии. В семнадцать лет пошел служить в ВВС — лучше армия, чем тот мир, который его окружал. Затем война… самое пекло… гибли под пулями парни, рядом с которыми он спал… Почему кто-то погиб сегодня, а он остался жив? Их возвращения ждали родные и возлюбленные, присылавшие продукты и длинные письма. Постепенно рождалась мысль — ты остался живым, потому что тебя ждет какое-то дело. Твой долг — вернуться на родину и выполнить его. Он чувствовал, что фортуна покровительствует ему — он должен осуществить нечто невозможное. Заслужить прощение погибших. Он не был религиозен, но верил в предназначение. В оплату долга. Такова была его философия.
— Моя девочка будет ходить, — тихо произнес он. Мельба пожала плечами.
— Тогда свози ее в Лурд. А если хочешь истратить много денег, отправь Дженюари в «Клинику чудес».
— Что это?
— Швейцарская больница, расположенная в Альпах. Она очень дорогая, но врачи там добиваются великолепных результатов. Я знаю одного автогонщика, разбившегося в Монте-Карло. Говорили, что он останется парализованным на всю жизнь. В «Клинике чудес» его поставили на ноги.
На следующий день Майк полетел в Цюрих, затем добрался до роскошного дворца, спрятавшегося в горах. Он встретился с доктором Петерсоном, хрупким человечком, не похожим на чудотворца.
Это была еще одна отчаянная попытка. Майк осмотрел клинику с доктором Петерсоном. Он увидел стариков, переживших инсульт и ковыляющих на костылях, — они радостно приветствовали врача. Майк проследовал за доктором в комнату, где пели маленькие дети. Сначала он не увидел в этом зрелище ничего удивительного… но потом понял, что каждый ребенок здесь бросает вызов судьбе. У одного была «волчья пасть»… у другого слуховой аппарат на ухе… у третьего — лицевой парализ. Но все они улыбались и заставляли себя петь. В другом крыле находились малолетние жертвы талидомида с искусственными конечностями. Они осваивали хитроумные протезы, радуясь малейшему прогрессу. Майк почувствовал, что его настроение меняется. Сначала он не понял причину. Потом его осенило. Здесь не было места пессимизму. Пациенты боролись изо всех сил. Стремились к недостижимому.
— Видите, — пояснил доктор Петерсон, — каждая минута тратится на лечение. На борьбу за здоровье. У нас здесь находится один мальчик, попавший на ферме под трактор. Потеряв обе руки, он научился играть на гитаре с помощью протезов. Каждый вечер у нас концерт. Иногда мы ставим спектакли и балеты. Все это — часть терании. Но у нас нет телевизоров и радио.
— Почему вы отрезаны от внешнего мира? — спросил Майк. — Кажется, пациенты и так выпали из обычной жизни вследствие своих недугов.
Доктор Петерсон улыбнулся:
— Клиника — это целый мир. Мир, где пациенты помогают друг другу. Новости из внешнего мира напоминают о войнах, забастовках, загрязнении окружающей среды, переворотах… Если все это приносит несчастья здоровым людям, зачем нашим пациентам бороться изо всех сил за возвращение в такой мир? Ребенок, родившийся без ног и научившийся за шесть месяцев делать два шага, может упасть духом, столкнувшись с жестокостью и равнодушием людей, которым больше повезло в жизни. «Клиника чудес» — это мир надежды и желания выздороветь.
Майк, похоже, о чем-то задумался.
— Но здесь нет никого, с кем моя дочь могла бы подружиться. Тут одни старики… и младенцы.
— С кем она общается в палате римской больницы?
— Ни с кем. Но она не окружена больными и калеками. Теперь задумчивым стало лицо доктора Петерсона.
— Иногда присутствие более несчастных помогает человеку встать на ноги. Однорукий мальчик, попавший сюда, видит безрукого сверстника и внезапно понимает, что потеря одной руки — это еще не конец жизни. А безрукий вырастает в собственных глазах, помогая лишившемуся ног. Вот что здесь происходит.
— Один вопрос, доктор Петерсон… Вы действительно считаете, что можете помочь моей дочери?
— Сначала я должен изучить историю ее болезни и заключение лечащего врача. Мы берем только тех пациентов, которым в состоянии помочь. И даже тогда не гарантируем полное излечение.
Спустя три недели Майк зафрахтовал самолет и доставил Дженюари в «Клинику чудес». Он решил не щадить дочь. Рассказал ей заранее о том, каких пациентов она увидит. Но зато здесь у нее появлялся шанс окончательно поправиться. Майк скрыл от дочери, что у доктора Петерсона были некоторые сомнения насчет возможности ее полного выздоровления.
Ближайшая деревня находилась в пяти милях от больницы. Майк остановился в гостинице и провел там неделю, наблюдая за дочерью. Если Дженюари и испытывала отвращение, она его не демонстрировала. Ее улыбка всегда была приветливой, радостной; девушка с восхищением говорила о своих новых знакомых.
Майк вернулся на Западное побережье и занялся третьей картиной. Она была обречена на провал, ничто не могло ее спасти. Но он уже начал рекламировать свое возвращение на Бродвей. Агенты, актеры и режиссеры звонили ему. Каждый вечер он запирался в своем коттедже «Беверли Хиллз» и читал сценарии известных драматургов, начинающих авторов и любителей. Он читал все подряд, включая дайджесты новых романов. В Швейцарию Майк полетел с портфелем, набитым рукописями. Дженюари провела в клинике уже два месяца. Ее речь стала идеальной, правая рука — сильной, как прежде. Но нога по-прежнему представляла проблему. Девушка ходила лучше, но все же заметно прихрамывала.
Съемки закончились в декабре. Майк предоставил режиссеру монтировать и озвучивать ленту. Он провел длительное совещание со своим консультантом по бизнесу. Продал личный самолет и часть ценных бумаг. Но отказался сдать «люкс» в «Плазе».
В канун рождества он полетел в Швейцарию, доплатив за избыток багажа пятьсот долларов. Три чемодана были набиты игрушками для детей. Он подарил Дженюари стереопроигрыватель и комплект пластинок с мелодиями из кинофильмов последнего десятилетия.
Они отпраздновали ее девятнадцатилетие в маленьком ресторане при гостинице. Она говорила о грамзаписях, о том, как они понравились ей, сожалела о пропущенных ею за последний год спектаклях. Потом ее лицо стало серьезным; она взяла отца за руку.
— Вот что, папа. В твой следующий приезд я смогу танцевать с тобой. Это обещание.
— Не спеши. Он засмеялся:
— Я уже давно не танцевал.
— Тогда восстанови форму. Я буду ждать. Она улыбнулась.
— Я не имею в виду то, что танцуют в дискотеках. Возможно, медленный вальс.
Кивнув, он заставил себя улыбнуться. Как раз в этот день он беседовал с доктором Петерсоном, которого беспокоило отсутствие прогресса с ногой. Врач предложил пригласить из Лондона ведущего ортопеда для консультации.
Через несколько дней Майк встретился с доктором Петерсоном и Артуром Райлендером, английским хирургом. Изучив рентгеновские снимки, Райлендер заявил, что кость срослась неправильно. Ее следовало сломать и установить заново.
Когда Майк сообщил новость Дженюари, девушка решительно сказала:
— Мы это сделаем. Я всегда считала, что гипс в Альпах — это модно. В одной твоей картине героиня сидит с гипсом на фоне гор и выглядит прекрасно.
— Это было даже в трех моих картинах, — засмеялся Майк. — И все мои героини поправлялись. Помни это.
Операцию сделали в Цюрихе. Через две недели девушка вернулась в «Клинику чудес». Воодушевленный мужеством дочери, Майк вернулся в Штаты. Она заслуживала, чтобы по возвращении ее ждало царство. Теперь ничто не могло остановить Майка Уэйна.
Прибыв на Западное побережье, он очистил свой кабинет в «Сенчери пикчерс» и отправился на скачки в Санта-Аниту. Сделал ставку наугад. Лошадь пришла первой. Он выиграл пять тысяч и не удивился этому — он знал, что фортуна снова повернулась к нему лицом. Вечером он прочитал сценарий неизвестного автора и понял, что нашел свою пьесу. Он решил вложить в постановку собственные средства. Отправился в Нью-Йорк, установил дополнительные телефоны в своем «люксе», арендовал роскошный офис в здании Гетти и провел пресс-конференцию. Майк Уэйн возвращается на Бродвей!
В течение нескольких следующих месяцев он был сгустком неиссякаемой энергии. Обсуждения с театральными художниками, режиссерами, актерами, интервью в «Сарди», выступления на телевидении, обеды в «Пристанище Дэнни», знакомства с комедиантами, полночи, проведенных с Джоном Нибелом на радио у микрофона. Его возвращение будоражило всех. Пресса любила Майка… его энтузиазм и грубоватое обаяние заражали окружающих. Когда начались репетиции, он стал посылать Дженюари ежедневные отчеты. Он отправил ей сценарий, газетные статьи, описывал репетиции. Информировал о том, как осуществляется «их» проект. Он скрыл от дочери лишь то, что после первой недели репетиций одна молоденькая инженю перебралась в его «люкс».
Премьера состоялась в октябре в Филадельфии. Спектакль получил различные оценки. Его доработали, инженю лишилась двух своих лучших сцен и перестала разговаривать с Майком. В Бостоне рецензии были великолепными. Спустя две недели спектакль показали в Нью-Йорке. Зрители неистово аплодировали, но отклики в прессе оказались убийственными. Мнение газет было единодушным: «Старомодно… громоздко… неудачный актерский состав». Драматург заявил в телевизионном ток-шоу, что Майк изменил его исходный замысел, убрал всю мистику. Инженю сказала телерепортеру, что сценарист — гений, а Майк загубил его творение. (К этому времени она уже покинула «Плазу» и перебралась к драматургу.)
Майк отказывался снять спектакль. Труппа получала мизерные гонорары. Он потратил двести тысяч долларов из своих сбережений на рекламу, размещенную на автобусах, вагонах метро, полосах «Нью-Йорк тайме», радио и телевидении, в журнале «Эстрада». Переиздал бостонские рецензии в ряде других газет. Заполнял театр контрамарочниками и создавал вокруг спектакля шумиху, всегда сопровождавшую его прежние «хиты». Полетел в Швейцарию и сказал Дженюари, что спектакль пользуется небывалым успехом, будет идти всегда и он уже готовит к отправке на гастроли три труппы.
Спустя два месяца, после долгого совещания с бухгалтером, ему пришлось снять спектакль. На бирже был спад, но он продал еще некоторое количество ценных бумаг и прибыл в Швейцарию на двадцатилетие дочери с улыбкой победителя и обычным превышением нормы багажа — его чемоданы были забиты подарками.
И когда Дженюари вышла в комнату для посетителей без костылей и следов хромоты, он действительно почувствовал себя настоящим победителем. Он стиснул челюсти, кадык перекатился на его шее. Она была так прекрасна. Эти большие карие глаза, волосы, падающие на плечи…
Когда она оказалась в его объятиях, они оба заговорили и засмеялись одновременно. Позже, обедая в гостинице, она спросила:
— Почему ты сказал, что спектакль имел успех?
— Он действительно имел успех… у меня. Он оказался слишком хорош для публики.
— Но ты вложил в него свои деньги…
— Ну и что?
— Ну, у тебя уже было три убыточных фильма…
— Кто тебе это сказал?
— Я читала «Эстраду».
— Где, черт возьми, ты нашла «Эстраду»?
— Ты сам оставил прошлый раз номер. Доктор Петерсон отдал его мне, думая, что он тебе нужен. Я прочитала там все статьи. Но почему ты сказал мне, что спектакль стал «хитом»?
— Он стал им… в Бостоне. Слушай, забудь о нем. Поговорим о более важных делах. Доктор обещает, что ты сможешь уехать отсюда через шесть месяцев.
— Папочка…
Подавшись вперед, она заглянула ему в глаза.
— Помнишь, когда мне исполнилось тринадцать, ты сказал, что это особенный вечер. Так вот, сегодня я уже не тинэйджер. Мне двадцать лет. Я — взрослая девушка. Я знаю, что больница обходится тебе ежемесячно в три тысячи долларов. Эрик, маленький мальчик, который учил меня играть на гитаре, уехал отсюда из-за дороговизны… Я подумала…
— Единственное, о чем ты должна думать — это о выздоровлении.
— Как у тебя с деньгами?
— Черт возьми, я заработал на убыточных картинах. Я получал процент от общих расходов и неплохо обогатился.
— Честно?
— Честно.
Он сел на самолет, горя желанием добиться невозможного. Беседа с доктором Петерсоном встревожила его. («Мистер Уэйн, вы должны подумать о будущем Дженюари. Тут требуется большая осторожность. Она очень красива, но совершенно лишена жизненного опыта. Она говорит, что хочет стать актрисой, — это естественно при вашей работе. Но вы должны понимать, что клиника оберегала ее от внешнего мира. Дженюари следует постепенно впускать в ваш мир, девушку нельзя сразу бросать туда».)
Майк размышлял об этом в самолете. Ей предстояло войти в его мир в неудачный момент. Когда за бортом лайнера разразилась гроза, Майк подумал, что авиакатастрофа могла бы избавить его от всех проблем, но тут же вспомнил, что уже обратил страховку в наличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Доктора соглашались, что двигательные функции восстанавливаются медленнее, чем они полагали вначале. Но он должен понять… Они не могли начать физиотерапию достаточно рано. Врачи не стали скрывать от Майка свой прогноз: Дженюари всегда будет прихрамывать и, возможно, пользоваться тросточкой.
В эту ночь он крепко напился с Мельбой Делитто. Когда они наконец оказались в ее квартире, Майк, расхаживая по комнате, проклинал больничных врачей, безнадежность ситуации.
Мельба пыталась его успокоить:
— Майк, я тебя обожаю. Я даже не держу на тебя зла за мою единственную неудачную картину. Но сейчас ты еще раз принес компании убытки. Ты не должен позволить несчастью, случившемуся с дочерью, погубить твою жизнь. Следующая картина должна иметь успех.
— Что ты мне советуешь? Работать, забыв о Дженюари?
— Нет, не забыв. Но у тебя есть собственная жизнь. Перестань мечтать о несбыточном.
Злость внезапно отрезвила Майка. Он всегда добивался невозможного. Его мать бросила сына, когда ему было три года. Отец, боксер-ирландец, погиб на ринге, пропустив удар третьеразрядного спортсмена. Майк взрослел один на южной окраине Филадельфии. В семнадцать лет пошел служить в ВВС — лучше армия, чем тот мир, который его окружал. Затем война… самое пекло… гибли под пулями парни, рядом с которыми он спал… Почему кто-то погиб сегодня, а он остался жив? Их возвращения ждали родные и возлюбленные, присылавшие продукты и длинные письма. Постепенно рождалась мысль — ты остался живым, потому что тебя ждет какое-то дело. Твой долг — вернуться на родину и выполнить его. Он чувствовал, что фортуна покровительствует ему — он должен осуществить нечто невозможное. Заслужить прощение погибших. Он не был религиозен, но верил в предназначение. В оплату долга. Такова была его философия.
— Моя девочка будет ходить, — тихо произнес он. Мельба пожала плечами.
— Тогда свози ее в Лурд. А если хочешь истратить много денег, отправь Дженюари в «Клинику чудес».
— Что это?
— Швейцарская больница, расположенная в Альпах. Она очень дорогая, но врачи там добиваются великолепных результатов. Я знаю одного автогонщика, разбившегося в Монте-Карло. Говорили, что он останется парализованным на всю жизнь. В «Клинике чудес» его поставили на ноги.
На следующий день Майк полетел в Цюрих, затем добрался до роскошного дворца, спрятавшегося в горах. Он встретился с доктором Петерсоном, хрупким человечком, не похожим на чудотворца.
Это была еще одна отчаянная попытка. Майк осмотрел клинику с доктором Петерсоном. Он увидел стариков, переживших инсульт и ковыляющих на костылях, — они радостно приветствовали врача. Майк проследовал за доктором в комнату, где пели маленькие дети. Сначала он не увидел в этом зрелище ничего удивительного… но потом понял, что каждый ребенок здесь бросает вызов судьбе. У одного была «волчья пасть»… у другого слуховой аппарат на ухе… у третьего — лицевой парализ. Но все они улыбались и заставляли себя петь. В другом крыле находились малолетние жертвы талидомида с искусственными конечностями. Они осваивали хитроумные протезы, радуясь малейшему прогрессу. Майк почувствовал, что его настроение меняется. Сначала он не понял причину. Потом его осенило. Здесь не было места пессимизму. Пациенты боролись изо всех сил. Стремились к недостижимому.
— Видите, — пояснил доктор Петерсон, — каждая минута тратится на лечение. На борьбу за здоровье. У нас здесь находится один мальчик, попавший на ферме под трактор. Потеряв обе руки, он научился играть на гитаре с помощью протезов. Каждый вечер у нас концерт. Иногда мы ставим спектакли и балеты. Все это — часть терании. Но у нас нет телевизоров и радио.
— Почему вы отрезаны от внешнего мира? — спросил Майк. — Кажется, пациенты и так выпали из обычной жизни вследствие своих недугов.
Доктор Петерсон улыбнулся:
— Клиника — это целый мир. Мир, где пациенты помогают друг другу. Новости из внешнего мира напоминают о войнах, забастовках, загрязнении окружающей среды, переворотах… Если все это приносит несчастья здоровым людям, зачем нашим пациентам бороться изо всех сил за возвращение в такой мир? Ребенок, родившийся без ног и научившийся за шесть месяцев делать два шага, может упасть духом, столкнувшись с жестокостью и равнодушием людей, которым больше повезло в жизни. «Клиника чудес» — это мир надежды и желания выздороветь.
Майк, похоже, о чем-то задумался.
— Но здесь нет никого, с кем моя дочь могла бы подружиться. Тут одни старики… и младенцы.
— С кем она общается в палате римской больницы?
— Ни с кем. Но она не окружена больными и калеками. Теперь задумчивым стало лицо доктора Петерсона.
— Иногда присутствие более несчастных помогает человеку встать на ноги. Однорукий мальчик, попавший сюда, видит безрукого сверстника и внезапно понимает, что потеря одной руки — это еще не конец жизни. А безрукий вырастает в собственных глазах, помогая лишившемуся ног. Вот что здесь происходит.
— Один вопрос, доктор Петерсон… Вы действительно считаете, что можете помочь моей дочери?
— Сначала я должен изучить историю ее болезни и заключение лечащего врача. Мы берем только тех пациентов, которым в состоянии помочь. И даже тогда не гарантируем полное излечение.
Спустя три недели Майк зафрахтовал самолет и доставил Дженюари в «Клинику чудес». Он решил не щадить дочь. Рассказал ей заранее о том, каких пациентов она увидит. Но зато здесь у нее появлялся шанс окончательно поправиться. Майк скрыл от дочери, что у доктора Петерсона были некоторые сомнения насчет возможности ее полного выздоровления.
Ближайшая деревня находилась в пяти милях от больницы. Майк остановился в гостинице и провел там неделю, наблюдая за дочерью. Если Дженюари и испытывала отвращение, она его не демонстрировала. Ее улыбка всегда была приветливой, радостной; девушка с восхищением говорила о своих новых знакомых.
Майк вернулся на Западное побережье и занялся третьей картиной. Она была обречена на провал, ничто не могло ее спасти. Но он уже начал рекламировать свое возвращение на Бродвей. Агенты, актеры и режиссеры звонили ему. Каждый вечер он запирался в своем коттедже «Беверли Хиллз» и читал сценарии известных драматургов, начинающих авторов и любителей. Он читал все подряд, включая дайджесты новых романов. В Швейцарию Майк полетел с портфелем, набитым рукописями. Дженюари провела в клинике уже два месяца. Ее речь стала идеальной, правая рука — сильной, как прежде. Но нога по-прежнему представляла проблему. Девушка ходила лучше, но все же заметно прихрамывала.
Съемки закончились в декабре. Майк предоставил режиссеру монтировать и озвучивать ленту. Он провел длительное совещание со своим консультантом по бизнесу. Продал личный самолет и часть ценных бумаг. Но отказался сдать «люкс» в «Плазе».
В канун рождества он полетел в Швейцарию, доплатив за избыток багажа пятьсот долларов. Три чемодана были набиты игрушками для детей. Он подарил Дженюари стереопроигрыватель и комплект пластинок с мелодиями из кинофильмов последнего десятилетия.
Они отпраздновали ее девятнадцатилетие в маленьком ресторане при гостинице. Она говорила о грамзаписях, о том, как они понравились ей, сожалела о пропущенных ею за последний год спектаклях. Потом ее лицо стало серьезным; она взяла отца за руку.
— Вот что, папа. В твой следующий приезд я смогу танцевать с тобой. Это обещание.
— Не спеши. Он засмеялся:
— Я уже давно не танцевал.
— Тогда восстанови форму. Я буду ждать. Она улыбнулась.
— Я не имею в виду то, что танцуют в дискотеках. Возможно, медленный вальс.
Кивнув, он заставил себя улыбнуться. Как раз в этот день он беседовал с доктором Петерсоном, которого беспокоило отсутствие прогресса с ногой. Врач предложил пригласить из Лондона ведущего ортопеда для консультации.
Через несколько дней Майк встретился с доктором Петерсоном и Артуром Райлендером, английским хирургом. Изучив рентгеновские снимки, Райлендер заявил, что кость срослась неправильно. Ее следовало сломать и установить заново.
Когда Майк сообщил новость Дженюари, девушка решительно сказала:
— Мы это сделаем. Я всегда считала, что гипс в Альпах — это модно. В одной твоей картине героиня сидит с гипсом на фоне гор и выглядит прекрасно.
— Это было даже в трех моих картинах, — засмеялся Майк. — И все мои героини поправлялись. Помни это.
Операцию сделали в Цюрихе. Через две недели девушка вернулась в «Клинику чудес». Воодушевленный мужеством дочери, Майк вернулся в Штаты. Она заслуживала, чтобы по возвращении ее ждало царство. Теперь ничто не могло остановить Майка Уэйна.
Прибыв на Западное побережье, он очистил свой кабинет в «Сенчери пикчерс» и отправился на скачки в Санта-Аниту. Сделал ставку наугад. Лошадь пришла первой. Он выиграл пять тысяч и не удивился этому — он знал, что фортуна снова повернулась к нему лицом. Вечером он прочитал сценарий неизвестного автора и понял, что нашел свою пьесу. Он решил вложить в постановку собственные средства. Отправился в Нью-Йорк, установил дополнительные телефоны в своем «люксе», арендовал роскошный офис в здании Гетти и провел пресс-конференцию. Майк Уэйн возвращается на Бродвей!
В течение нескольких следующих месяцев он был сгустком неиссякаемой энергии. Обсуждения с театральными художниками, режиссерами, актерами, интервью в «Сарди», выступления на телевидении, обеды в «Пристанище Дэнни», знакомства с комедиантами, полночи, проведенных с Джоном Нибелом на радио у микрофона. Его возвращение будоражило всех. Пресса любила Майка… его энтузиазм и грубоватое обаяние заражали окружающих. Когда начались репетиции, он стал посылать Дженюари ежедневные отчеты. Он отправил ей сценарий, газетные статьи, описывал репетиции. Информировал о том, как осуществляется «их» проект. Он скрыл от дочери лишь то, что после первой недели репетиций одна молоденькая инженю перебралась в его «люкс».
Премьера состоялась в октябре в Филадельфии. Спектакль получил различные оценки. Его доработали, инженю лишилась двух своих лучших сцен и перестала разговаривать с Майком. В Бостоне рецензии были великолепными. Спустя две недели спектакль показали в Нью-Йорке. Зрители неистово аплодировали, но отклики в прессе оказались убийственными. Мнение газет было единодушным: «Старомодно… громоздко… неудачный актерский состав». Драматург заявил в телевизионном ток-шоу, что Майк изменил его исходный замысел, убрал всю мистику. Инженю сказала телерепортеру, что сценарист — гений, а Майк загубил его творение. (К этому времени она уже покинула «Плазу» и перебралась к драматургу.)
Майк отказывался снять спектакль. Труппа получала мизерные гонорары. Он потратил двести тысяч долларов из своих сбережений на рекламу, размещенную на автобусах, вагонах метро, полосах «Нью-Йорк тайме», радио и телевидении, в журнале «Эстрада». Переиздал бостонские рецензии в ряде других газет. Заполнял театр контрамарочниками и создавал вокруг спектакля шумиху, всегда сопровождавшую его прежние «хиты». Полетел в Швейцарию и сказал Дженюари, что спектакль пользуется небывалым успехом, будет идти всегда и он уже готовит к отправке на гастроли три труппы.
Спустя два месяца, после долгого совещания с бухгалтером, ему пришлось снять спектакль. На бирже был спад, но он продал еще некоторое количество ценных бумаг и прибыл в Швейцарию на двадцатилетие дочери с улыбкой победителя и обычным превышением нормы багажа — его чемоданы были забиты подарками.
И когда Дженюари вышла в комнату для посетителей без костылей и следов хромоты, он действительно почувствовал себя настоящим победителем. Он стиснул челюсти, кадык перекатился на его шее. Она была так прекрасна. Эти большие карие глаза, волосы, падающие на плечи…
Когда она оказалась в его объятиях, они оба заговорили и засмеялись одновременно. Позже, обедая в гостинице, она спросила:
— Почему ты сказал, что спектакль имел успех?
— Он действительно имел успех… у меня. Он оказался слишком хорош для публики.
— Но ты вложил в него свои деньги…
— Ну и что?
— Ну, у тебя уже было три убыточных фильма…
— Кто тебе это сказал?
— Я читала «Эстраду».
— Где, черт возьми, ты нашла «Эстраду»?
— Ты сам оставил прошлый раз номер. Доктор Петерсон отдал его мне, думая, что он тебе нужен. Я прочитала там все статьи. Но почему ты сказал мне, что спектакль стал «хитом»?
— Он стал им… в Бостоне. Слушай, забудь о нем. Поговорим о более важных делах. Доктор обещает, что ты сможешь уехать отсюда через шесть месяцев.
— Папочка…
Подавшись вперед, она заглянула ему в глаза.
— Помнишь, когда мне исполнилось тринадцать, ты сказал, что это особенный вечер. Так вот, сегодня я уже не тинэйджер. Мне двадцать лет. Я — взрослая девушка. Я знаю, что больница обходится тебе ежемесячно в три тысячи долларов. Эрик, маленький мальчик, который учил меня играть на гитаре, уехал отсюда из-за дороговизны… Я подумала…
— Единственное, о чем ты должна думать — это о выздоровлении.
— Как у тебя с деньгами?
— Черт возьми, я заработал на убыточных картинах. Я получал процент от общих расходов и неплохо обогатился.
— Честно?
— Честно.
Он сел на самолет, горя желанием добиться невозможного. Беседа с доктором Петерсоном встревожила его. («Мистер Уэйн, вы должны подумать о будущем Дженюари. Тут требуется большая осторожность. Она очень красива, но совершенно лишена жизненного опыта. Она говорит, что хочет стать актрисой, — это естественно при вашей работе. Но вы должны понимать, что клиника оберегала ее от внешнего мира. Дженюари следует постепенно впускать в ваш мир, девушку нельзя сразу бросать туда».)
Майк размышлял об этом в самолете. Ей предстояло войти в его мир в неудачный момент. Когда за бортом лайнера разразилась гроза, Майк подумал, что авиакатастрофа могла бы избавить его от всех проблем, но тут же вспомнил, что уже обратил страховку в наличные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10