– Мы пришли к соглашению, – честно ответил ему я.
– Сегодня после обеда у меня встреча с одним из надзирателей, дежуривших в ту ночь, когда умер Танкис. Я записал, как его зовут, – сказал мне Поли, шаря по карманам в поисках записки. – Вот, его зовут Руйу, Козимо Руйу, – уточнил он. – Пришлось изрядно попотеть, прежде чем я уговорил его встретиться и побеседовать со мной. Вы же понимаете, я не мог его заставить. Пришлось ему пригрозить, – сообщил мне инспектор.
– А что же другой надзиратель?
– Другой?
– Да, второй надзиратель, который дежурил в ту ночь, – как его звали?
– Вы имеете в виду Фоиса?
– Значит, его звали Фоис.
– Этот ваш Фоис! – воскликнул Поли, приведя в порядок мысли. – На дежурстве был только его дух, а бренное тело тем временем покоилось в объятиях Морфея на складе. Скандал, да и только!
Неожиданное появление доктора Камбони, судебного патологоанатома, прервало нашу беседу: он, как фурия, буквально вылетел из своего кабинета в конце коридора.
– Кто подписывал свидетельство о смерти этого вашего Солинаса? – закричал он еще на ходу. – Его какой-то сумасшедший подписывал! – Камбони в бешенстве потрясал подложным документом. Я подождал, пока он подбежит поближе, и вопросительно на него посмотрел. – Кто этот Фантини? – спросил он, указывая мне на неразборчивую закорючку в самом низу листа.
Уполномоченный инспектор Поли широко раскрыл глаза.
– Это тот самый лейтенант-военврач?
Я быстро кивнул.
– Объясните нам все подробнее, – попросил я доктора Камбони.
– Тут нечего объяснять, смерть от инфаркта и смерть от удушья – совершенно разные вещи!
– Что это значит? – начал было инспектор Поли.
– Помилуйте, что же непонятного! Я говорю, что Боборе Солинас умер не от удушья, как следует из этого медицинского заключения! – резко бросил Камбони.
– А что со вторым?… – вмешался я.
Камбони посмотрел себе под ноги.
– На теле Танкиса обнаружены разрывы тканей неясной этиологии в области промежности, я, конечно, не берусь утверждать, но ваши подозрения о его отношениях… В общем, это весьма вероятно. Что же касается причин смерти, то они почти не вызывают сомнений: на правом запястье имеется поперечный разрез, на левом – продольный, по линии залегания вен. Он потерял больше крови из правой руки, чем из левой.
Инспектор Поли хлопнул себя по бедру и злобно прошипел:
– Черт его побери! Он мне за это заплатит…
– Нужно сохранять спокойствие, – сказал я, как только мы пришли в казарму.
– Спокойствие? – заорал инспектор. – Да вы отдаете себе отчет, в чем здесь дело?
– Да, я все прекрасно понимаю, мы разворошили змеиное логово. И теперь наша основная задача – сделать все как полагается и не втягивать во все это дело семью Филиппо Танкиса, хотя бы некоторое время. Нет никакой необходимости сообщать им о дальнейшем развитии событий, вы не находите?
– Я с вами согласен, – подтвердил инспектор Поли, пытаясь успокоиться. – Как вы советуете поступить?
– Все очень просто, – ответил ему я. – Наши планы не меняются: вы поговорите с надзирателем, с этим самым Руйу, заставьте его признать, что доктор Фантини навещал Филиппо Танкиса в тюрьме. Этому доктору не было нужды расписываться в журнале посещений, он – кадровый офицер.
Мои последние слова заставили инспектора Поли заскрежетать зубами от ярости.
– А вы что намерены делать? – спросил он у меня.
– Я в свою очередь хочу подготовиться к встрече с нашим лейтенантом…
* * *
На телеграфе работал один из моих двоюродных братьев. Он еще во время военной службы научился управляться с этим металлическим дятлом, отбивавшим точки и тире на бумажной полоске.
Я был как на иголках.
Мой кузен смотрел на меня с вежливой дежурной улыбкой, словно навсегда застывшей у него на лице.
– Придется подождать немного с ответом, там, в Риме, никто никуда не спешит… Поступают, как им заблагорассудится, – сказал он, чтобы заполнить ожидание.
Прошел, наверное, целый час, но в конце концов птичка застучала клювом по плашке.
Кузен, который сразу же прочитал сообщение, нахмурился:
– Полковник Превости пишет, что он приветствует тебя, и напоминает о твоем обещании приехать в Рим. Он говорит, что ты будешь жить в его доме. По поводу лейтенанта военно-медицинской службы Фантини Риккардо он сообщает, что тот был переведен из Туринского военного округа в округ Сассари, с конкретным назначением в Нуоро, причины перевода не подлежат разглашению. Тут говорится, что у него есть весьма высокие покровители и что он избежал военного трибунала только благодаря вмешательству генерала Манунцио. Он прощается с тобой и повторяет, что ждет тебя в Риме. Ты что-нибудь из этого понял? – спросил он, наматывая бумажную ленточку на ладонь.
Я утвердительно кивнул:
– Я понял, что здесь у нас жизнь ненамного лучше, чем в военной тюрьме.
Мой двоюродный брат притворился, будто мой ответ его удовлетворил.
* * *
Риккардо Фантини не представлял собой ничего особенного. Разве что его голова казалась слишком большой на узеньких плечах. Темные волосы неопределенного оттенка уже немного поредели на лбу.
Он принял меня в своем кабинете-амбулатории, располагавшемся в административном здании военного округа.
– Перейду сразу к делу, – начал я без предисловий. – Официально представляя в суде интересы Филиппо Танкиса, обвинявшегося в убийстве Сальваторе Солинаса по прозвищу Боборе и, как вам, вероятно, известно, скончавшегося в заключении на прошлой неделе…
– Я полагал, что это дело уже сдали в архив. – Он не хотел сдаться без боя.
– Королевский прокурор счел необходимым отложить закрытие этого дела и выдал мне разрешение на эксгумацию и патологоанатомическую экспертизу тела Солинаса. Именно по этому поводу я и позволил себе вас побеспокоить… – Я выжидательно, замолчал.
Лейтенант Фантини изобразил непонимание.
– В чем, собственно, дело, я… – произнес он, пытаясь выиграть время.
– Это проще простого, – твердо сказал я. – Как выяснилось, именно вы были тем врачом, который засвидетельствовал, что смерть Солинаса наступила в результате удушья.
– Да, это была чистая случайность, я оказался неподалеку от места преступления спустя несколько минут после случившегося. Один парень стоял, другой уже лежал на земле. Я счел своим долгом оказать помощь, я все-таки врач, я давал клятву Гиппократа, но лежавшему на земле человеку никто уже не мог помочь, он был уже совсем синим, а другой парень все твердил, что это он его убил. Вывод напрашивался сам собой. – Он с нажимом произнес последнюю фразу, намекая на то, что ему больше нечего добавить.
– Верно, однако здесь есть одно «но»: в ходе патологоанатомической экспертизы было обнаружено, что Солинас умер от инфаркта, – выпалил я.
– Что же, подобный вывод представляется мне вполне допустимым. Однако, несмотря на это, я не понимаю истинной причины вашего визита.
– О, причин для моего визита много. Конечно же, вы правы, вы совершенно искренне сочли своим долгом признать, что Солинас был задушен. Установить несомненную истинность данного факта должны были соответствующие компетентные лица, ведущие расследование. Но вы не можете не согласиться со мной, что в данном вопросе мнение военного врача играет большую роль.
– Я не могу взять на себя полную ответственность за высказанное мною предположение. Им надлежало все проверить…
– Я уже говорил, что для моего визита есть несколько причин. Одна из них особенно любопытна: тот самый парень, о ком вы упомянули, предполагаемый убийца. Ведь вы его знали, хотя, как мне показалось из ваших слов, вы говорите о нем как о совершенно незнакомом человеке.
Внезапно лицо лейтенанта побагровело.
– На что вы намекаете? – Он почти кричал. – Это был всего лишь один из моих пациентов, человек с нарушениями психики, если можно так сказать. Если хотите знать, это обстоятельство только добавило мне уверенности в том, что совершено убийство! И вообще, я не имею привычки обсуждать моих больных!
– Даже мертвых?
– И их тоже.
– Мне нужно только узнать, поддерживали ли вы, если можно так выразиться, отношения с моим подзащитным после того осмотра для призывной комиссии, когда он был признан негодным к службе. Ведь именно выдали такое заключение, не так ли?
– Да, именно так. Его данные с трудом дотягивали до нижних пределов нормы, кроме того, у него были обнаружены явные признаки психического расстройства. После того осмотра я больше с ним не встречался, за исключением упомянутого случая, несколько месяцев тому назад, когда я нашел его рядом с трупом.
– Вы больше никогда не встречались? – спросил я, рассматривая крохотные деревянные фигурки, стоящие на видном месте в стеклянном шкафчике для лекарств: четыре улана, один – всего лишь заготовка, остальные три еще не раскрашены.
– К чему это вы ведете? – У лейтенанта внезапно пропал голос.
– Я веду вас к камере в тюрьме Ротонде, куда посадили отчаявшегося мальчишку, не совершившего ничего, за что его можно было бы отправить в заключение. Да, конечно, он не совсем нормальный… Этому мальчику дали множество обещаний и потом их не сдержали… И еще… оказали некие знаки внимания, коим он не смог воспротивиться. А вскоре паренька убили. Его убил тот, кто имеет право входить в тюрьму, не расписываясь в журнале посещений.
– Убили? – При этих словах лейтенант весь сжался в комок. – Вы с ума сошли! Я буду жаловаться, я дойду до верхов, до самых верхов!
– Ради бога, жалуйтесь, быть может, для меня это плохо кончится, но еще неизвестно, сможет ли генерал Манунцио снова вас выручить.
Лейтенант безвольно рухнул на стул, как тряпичная кукла.
– Ну, хорошо, допустим, я принес ему в камеру нож и деревяшки, чтобы он делал своих солдатиков. Он мне пообещал, что будет работать только ночью. Разумеется, мне просто было его жаль, эта история меня задела за живое.
– Задела за живое… – повторил я, – и вы стали навещать его в тюрьме.
– Я этого не говорил! Я был там только один раз, когда отнес ему нож.
– И вы туда не ходили, к примеру, вечером накануне смерти Филиппо Танкиса?
– Нет! Я же сказал, что больше туда не ходил!
– А в поместье Предас-Арбас вы бывали? До так называемого убийства разве вы не ездили в Предас-Арбас? Брат Танкиса готов подтвердить в суде, что вы приезжали…
Пытаясь защититься от моих вопросов, лейтенант заткнул уши.
– Что же произошло в Предас-Арбас? – Я решил в полной мере воспользоваться сложившейся ситуацией. – Быть может, нечто похожее на то, из-за чего вы были вынуждены удалиться из Турина? Да, я совсем забыл сразу сказать вам, что я получил разрешение на проведение еще одной патологоанатомической экспертизы…
Риккардо Фантини все понял и перестал сопротивляться. Мне показалось, что он внезапно успокоился, даже улыбнулся. Вдруг резким движением он выхватил свой табельный пистолет и прицелился в меня.
– Этим вы делу не поможете, – заявил я ему тем тоном, каким говорил бы с Филиппо Танкисом, если бы был с ним знаком.
Фантини снова мне улыбнулся. Затем он вскочил и грубо оттолкнул меня в сторону, устремляясь к входной двери. Я краем глаза успел заметить, как он выскочил за дверь, и ринулся за ним следом. Он стал подниматься по главной лестнице, ведущей на верхние этажи здания. Преодолев всего несколько маршей, я начал задыхаться.
Фантини опередил меня на целый пролет. Он остановился, чтобы проверить, продолжаю ли я преследовать его. Однако больше ему это не угрожало: стоило мне пробежать больше десяти метров, как меня начинала мучить одышка.
Итак, Фантини наклонился над перилами, чтобы посмотреть, бегу ли я за ним, а я стоял этажом ниже и безуспешно пытался отдышаться. Я поднял глаза и увидел его лицо – теперь оно снится мне каждую ночь: это был жуткий оскал, как у повешенной за шею кошки. Из-за ярко-голубого цвета стен казалось, что над нами свод небес из рождественской сцены с младенцем Христом в яслях. Фантини снова отвернулся от меня, и я подумал, что сейчас он опять бросится бежать. Как бы то ни было, я уже решил, что не стану его преследовать…
* * *
…Но вдруг я услышал выстрел, увидел, как что-то взорвалось, и меня окатило брызгами крови и мозга. Я едва успел прикрыть лицо руками.
И тут я закричал, совсем как в ту ночь, много лет назад, когда я был еще ребенком. Тогда мне было пять лет.
* * *
Когда я очнулся, я снова был самим собой, мне опять было тридцать два года. Я вмиг это осознал.
Я чуть приподнял веки и увидел перед собой лицо Клоринды. Меня охватило чувство, что все время, пока я плыл по жизни, как утопленник из притчи, она была рядом и держала меня за руку. Я сделал попытку что-нибудь сказать, но мои губы слиплись, и я не мог ими пошевелить. Я подумал, что если постараюсь, то смогу полностью открыть глаза. Так я и сделал, и в этот самый миг лицо Клоринды растворилось в воздухе, словно было настолько неосязаемым, что могло исчезнуть даже от едва уловимого движения век. И оно в самом деле исчезло.
– Бустиа… – Лицо моей матери выражало такой ужас, словно она заглянула в глаза смерти. – Тебе было плохо, – пояснила мне она, как только стало понятно, что я постепенно прихожу в себя.
Я попытался сесть и только тогда осознал, что я в своей комнате.
Доктор Орру, на этот раз без белого халата, с готовностью изобразил улыбку.
– Все в порядке, – сказал он мне ободряюще. – Это был всего лишь шок.
– Шок был у нас! – сказал инспектор Поли, заглядывая в дверь. – Дорогой мой адвокат, я из-за вас чуть не поседел!
Я поднес руки к лицу. Кожа была сухая, протертая этиловым спиртом, чистая. Я посмотрел на свои руки: они были ослепительно белыми, намного светлее, чем простыня.
– Ну, теперь мне можно уходить, – сказал Орру. Затем добавил, обращаясь непосредственно к моей матери: – Я вам оставляю немного абсента, на тот случай, если он будет беспокойно вести себя ночью, но не увлекайтесь! Не больше одной кофейной ложечки, и с большим кусочком сахара, очень вам советую!
* * *
Прошло немного времени с тех пор, и это несуществующее дело об убийстве, которого не было, приобрело вполне законченный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14