– Нет, никто. Покупателей не было, мастер отсутствовал по поручению, а два приказчика пили чай в соседней комнате. Я был один, и мы говорили тихо.
– Он ничего больше вам не сказал?
– Нет. Разве что просил захватить и чувствительные ювелирные весы, и флакон с кислотой, – словом, все, что нужно для экспертизы. Да вот еще – почему-то велел не забыть мастеру захватить с собою двадцатифунтовую гирю точного веса. Зачем она ему – не знаю, но я обещал прислать с экспертом и гирю.
– Вот что, г. Идельзак, этот тип, к вам заходивший, мошенник, которого я давно выслеживаю. Мастера своего вы к нему не посылайте, вместо вашего эксперта пойдет мой агент – вот, г. Иванов. Он некогда работал в ювелирном деле, но вы, на всякий случай, освежите, пожалуйста, его познания по этой части, снабдите всем необходимым для экспертизы, не забудьте также и двадцатифунтовую гирю. Помните, г. Идельзак, что дело крайне серьезное, и я надеюсь, что вы не откажете исполнить мою просьбу. Помните, что в случае чего и вы можете отвечать перед законом.
Г. Идельзак, видимо в достаточной мере напуганный моим заявлением, нервно заговорил:
– Помилуйте, г. Кошко, да я всей душой рад вам помочь!
Необходимо ловить и уничтожить этих злодеев! Да разве я не понимаю?! Я все объясню вашему агенту, снабжу всем необходимым и в 7 часов отправлю в Северную гостиницу.
К 7 часам наблюдение в Северной гостинице было усилено: бойкий разносчик обходил номера, предлагая вечерние газеты; трудолюбивый монтер, стоя на лесенке, исправлял в коридоре электрические провода, подвыпивший купец, покачиваясь перед стойкой в буфете, подробно рассказывал буфетчику о преимуществах рижской миноги над ревельской килькой. Я лично с пятью агентами наблюдал из полицейского управления за подъездом гостиницы.
Ровно в 7 ч. появился мой эксперт и, шмыгнув в подъезд, поднялся к Амштетеру в номер. Минут через десять к гостинице подъехало два извозчика. На одном восседали Лацкий и Шнейдерс, на другом – латыш Круминь с неизвестным мне человеком. На каждом извозчике в ногах у седоков виднелся чемодан.
Их не без труда выволокли приехавшие и исчезли с ними в подъезде.
Вскоре из гостиницы прибежал мой «газетчик» и доложил, что из четырех приехавших трое прошли в номер Амштетера с чемоданами, а четвертый, неизвестный, остался почему-то ждать в коридоре.
Меня роль этого четвертого несколько смутила. Ведь не мог же он охранять в одиночестве мошенников.
Выждав около часу, я с агентами быстро вошел в гостиницу и поднялся во второй этаж. На разгуливавшего по коридору сообщника был бесшумно накинут мешок. Затем с коридорной горничной мы подошли к двери Амштетера. Она постучала. К дверям кто-то подошел и спросил: «Кто там?»
– Барин, вам заграничная телеграмма, – раздалось в ответ.
Замок щелкнул, протянулась рука, но в это время мои агенты сильно нажали на дверь и влетели вшестером в номер к Амштетеру.
Нам представилась картина, сильно напоминавшая последнее явление заключительного действия гоголевского «Ревизора». Правда, мы застали всего пятерых действующих лиц, но изумленная поза каждого из них удовлетворила бы, пожалуй, требования самого Станиславского.
На столе у стены виднелись две пары весов, большие складные Амштетера и крохотные нашего «эксперта». Тут же рядом с ними были выстроены в одну линию десять туго набитых кульков из крепкой, прекрасной выделки кожи. Пять из них были раскрыты, на остальных красовались увесистые пломбы с оттиском торгового дома «Братья Синюхины и К°». На столе же виднелись какие-то комочки папиросной бумаги, и в одном из них, видимо случайно развернувшемся, что-то блестело.
– Что, мошенники, попались-таки, наконец! – воскликнул я.
– Боже мой, Боже! Что теперь только будет? – взмолился Шнейдерс. – Ведь тут все наше состояние! Жена, дети – все теперь по миру пойдут!
– Полно, Шнейдерс, валять дурака! Расскажите лучше, откуда раздобыли столько медных опилок?
– Каких опилок?
– Да тех самых, что запломбированы у вас в мешках.
– Да помилуйте, это чистое золото!
– Ну что я с вами буду тут разговаривать! Григорий Николаевич, расскажите, как было дело? – обратился я к Иванову.
Иванов, сильно смущенный, проговорил:
– К великому моему изумлению, г. начальник, я должен засвидетельствовать, что в мешках чистое золото, по крайней мере, вот в этих пяти, что распломбированы!
– Что за вздор, Григорий Николаевич! Вы или рехнулись, или не умеете отличить золота от меди!
– Господин эксперт говорит сущую правду, – вмешался Амштетер. – Я настолько уверен в том, что это золото, что готов хоть сейчас заплатить за него деньги. Да и вообще, я не понимаю, что вам здесь нужно и кто вы такой?
– Кто я такой – вам скажет каждый из них, а нужно мне изловить мошенников, да, кстати, и сохранить вам не один десяток тысяч рублей! Но если это золото, то почему же вы, Шнейдерс, загримированы и переодеты?
– Потому, г. начальник, что сделка эта противна закону, и я, на всякий случай, хотел скрыть свою наружность от покупателя.
– Расскажите-ка подробнейшим образом все, чему вы были свидетелем, – обратился я к Иванову.
– Ровно в 7 часов, г. начальник, я вошел сюда. Амштетер любезно меня встретил, усадил, предложил сигару. Минут через 10–15 постучали и вошли вот эти господа с двумя чемоданами.
«Ну, слава Богу, все обошлось благополучно, – сказал Лацкий, обращаясь к Амштетеру, – товар довезен, никто ничего не подозревает, кругом тихо, и бояться нечего. Впрочем, мы нашего четвертого компаньона оставили здесь в коридоре на всякий случай.
Чуть что подозрительное заметит – сейчас же нам постучит в дверь тремя громкими ударами. Так что, видите, г. Амштетер, мы все предвидели. Ну, что же, приступим к делу?» – «С Богом!» – сказал Амштетер. Чемоданы были раскрыты, и из них извлекли вот эти десять мешков, тщательно запломбированных.
«Тут пять пудов золота, – сказал Шнейдерс, – по 20 фунтов в каждом мешке, как мы уже говорили». – «Прежде всего, проверим вес», – сказал Амштетер и, разложив привезенные им с собой весы, попросил у меня двадцатифунтовую гирю. «Не мог достать в Кенигсберге русской гири, у нас все на килограммы меряют».
Он собственноручно взвесил каждый мешок, и каждый из них показал двадцать с небольшим фунтов. «Излишек веса падает на кожу и пломбу, – заявил Шнейдерс. – Мы продаем товар нетто, и здесь 20 фунтов чистого веса». После этого Амштетеру было предложено взять пробы из любых мешков. Он вперемешку отобрал пять из них и просил их открыть. Пока Шнейдерс снимал пломбы, Лацкий достал книжечку папиросной бумаги, вырвал из нее пять листиков и разложил на столе. Амштетер, засучив рукав, лично запускал руку в каждый из пяти мешков и, взяв из каждого по небольшой щепотке золота, разложил его по бумажкам. Когда с этим было покончено, Лацкий любезно протянул ему небольшую ногтевую щеточку и сказал: «У вас, г. Амштетер, весьма длинные ногти, наверное немало крупинок попало под них, очистите их, а то, сами понимаете, что золото есть золото, что ему зря пропадать!»
Амштетер утвердительно закивал головой и с помощью щеточки действительно достал из-под ногтей несколько крупинок.
После чего он аккуратно каждую бумажку с золотом скрутил в шарик. Мы собрались приступить к химической экспертизе, как вдруг Круминь, все время жаловавшийся на простуду, сильно закашлялся.
Приступ кашля был настолько упорный, что Амштетер предложил ему даже глоток воды, но он оправился, и мы было приступили уже к делу, – как вдруг раздались три громкие удара в дверь. Я сразу же решил, что четвертый компаньон, завидя вас и наших людей, сигнализирует об опасности. Наступило страшное смятение: Амштетер схватил весы, Шнейдерс попрятал мешки с золотом под стол, Лацкий сгреб скрученные бумажки с пробами и запрятал их в жилетный карман, а Круминь пошел к двери за справками. Выйдя в коридор, он вскоре же вернулся сообщить, что товарищ их заметил двух подозрительных лиц в коридоре, а потому и стучал, но что, видимо, он ошибся, так как эта пара села на извозчика и благополучно уехала. «Этакий болван! – сердито сказал Шнейдерс. – Только зря пугает!» Все снова было приведено в порядок, причем Лацкий, спрятавший пробы в жилетный карман, предложил Амштетеру собственноручно извлечь их оттуда, что последний и не преминул проделать. Я и Амштетер попробовали золото на кислоту, и окисления никакого не произошло, прикинули количество его на золотники, оно вполне соответствовало обычной для золота норме. Амштетер проделал с пробами еще несколько манипуляций, и, наконец, мы оба пришли к несомненному выводу, что перед нами настоящее, чистейшее золото.
– Что за черт! – сказал я. – Этого же не может быть?!
– Между тем – это факт, г. начальник, золото – самое настоящее!
Я пожал плечами.
– А ну-ка повторите ваш опыт при мне, – сказал я, взяв щепотку из ближайшего мешка.
По внешнему виду взятая мною проба действительно имела вид настоящего золота, тот же матовый цвет, то же строение крупинок, как будто бы совсем не похоже на медь.
Однако, к изумлению Иванова и Амштетера, проба эта, будучи смочена кислотой, тотчас же окислилась и позеленела.
– А ну-ка еще! – сказал я, взяв щепотку из другого мешка.
Результаты получились те же.
Взволнованный Амштетер высыпал все золото из пяти бумажек на одну из чашечек ювелирных весов, а на другую насыпал такую же кучку содержимого из мешков. Несмотря на приблизительно равное по объему количество металла в обеих чашечках, первая резко перевешивала. Амштетер принялся убавлять золото из первой чашечки, и когда объем его стал чуть ли не вдвое меньше кучки на второй чашечке, весы показали равновесие.
– So-o-o! – сказал Амштетер. – Благодарю вас, вы спасли мои деньги!
Игра была проиграна, запираться дальше было бесцельно, и мошенники чистосердечно признались.
Оказалось, что кашель Круминя являлся сигналом для стука в дверь и необходимого переполоха. У Лацкого в жилетном кармане заранее были приготовлены десять сверточков с настоящим золотом.
Когда Амштетер пожелал взять пробу из пяти мешков, то Лацкий незаметно переложил пять сверточков из жилетного кармана в карман брюк, оставив в жилете остальные пять. Схватив во время переполоха со стола отобранные Амштетером пробы, он сунул их не в самый жилетный карман, а в широкий, нарочно сделанный незаметно с боку кармана прорез и спустил их под подкладку. Амштетер же извлек из его жилетного кармана настоящее золото, над которым и была произведена проба.
За эту хитроумную комбинацию мошенники получили по два года арестантских рот. Что же касается Амштетера, то германский консул кое-как выцарапал его из этой истории, и, надо думать, предприимчивый немец рассказывал в своем Фатерланде, что город Рига славится не только клубом «Черноголовых», но и своими мошенниками.
Прошло несколько лет. Проживая летом на взморье, я с детьми попал как-то в густую толпу, любовавшуюся на фейерверк. Ничего не видя из-за толпы, мы решили уже уходить домой, как вдруг я слышу голос:
– Г. Кошко, не хотите ли поставить детей вот на этот стул? – Оглядываюсь и узнаю в говорившем любезно улыбающегося Шнейдерса.


НЕВОЛЬНЫЕ ПОМОЩНИКИ

В 1910 или 11 году, точно не помню, на одном из переулков, выходящих на Арбат, произошло убийство, жертвой которого стал богатый еврей, тайный ростовщик по профессии. У убитого, помимо пропавшей довольно крупной суммы денег, было похищено все столовое серебро, золотые часы с цепочкой, золотой портсигар с надписью, кольцо с бриллиантом и ряд др. ценных вещей. Агенты мои тщетно бились над раскрытием этого дела, но работа их долго не увенчивалась успехом. Прошел год, и я с досадой склонен был отнести это дело к числу безнадежных, как вдруг, совершенно случайно, произошло следующее:
На одном из утренних докладов мой надзиратель, ведавший в ту пору Замоскворецким районом, мне докладывает:
– Сегодня ночью, близ «Болота» (один из Замоскворецких участков) постовой городовой Кондратьев был привлечен шумом и криками, несшимися со двора одного из местных домовладельцев, некоего Егорова. Прибежавший Кондратьев с соседним дворником застали Егорова крайне взволнованным, окруженного домашними.
Вся семья кричала, кому-то угрожала, беспомощно потрясая кулаками.
На вопрос пришедших о причине шума Егоров не дал никаких разъяснений, стремясь, видимо, поскорее сплавить незваных пришельцев. Городовой с дворником собрались было уходить, но вдруг обратили внимание на то, что близ тут же находящегося колодца земля была сильно изрыта и что при свете яркой луны блестели разбросанные по земле разнообразные металлические предметы. Городовой нагнулся и подобрал несколько сначала серебряных ложек, затем серебряный чайник и, наконец, золотые часы. Так как Егоров опять решительно отказался объяснять что-либо, то городовой Кондратьев дал свисток, вызвав им ближайшего городового. Вновь подошедший городовой и сопровождавший Кондратьева дворник послужили понятыми, и был составлен протокол с подробным перечислением найденного.
И агент положил передо мной вышеназванный акт. В привезенных вещах оказалось имущество убитого ростовщика; это выяснилось не только по надписи на портсигаре, но также и по указаниям родственников убитого.
Немедленно арестованный Егоров упорно отрицал свою вину, отрекаясь от найденных предметов, совершенно непонятным обра зом, по его словам, очутившихся на его дворе. Он твердо стоял на своем. Поднятый же им шум он объяснял тем, что, выйдя на лай собаки на двор, он заметил тень человека, перемахнувшего через забор.
Я оставил его временно под арестом и начал розыск с другого конца. Моими агентами были допрошены ближайшие с домом Егорова ночные сторожа, и тут выяснилась довольно неожиданная подробность: один из них заявил, что действительно видел издалека человека, перепрыгнувшего через егоровский забор, а другой рассказал, что мимо него опрометью пронесся отец дьякон из местного прихода.
– Очень они меня даже напужали, – заявил этот свидетель, ряса на них раздувается, волоса трепыхаются, и мчится дьякон саженными прыжками, словно оглашенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65