Затем он вытащил пистолет из наручной кобуры генерала - ему никогда не позволялось носить такую же - и, твердо держа его правой рукой, отправился исследовать корабль.
Двигаться вперед было очень трудно. Центробежная сила менялась в различных точках корабля. Коридоры были захламлены обломками, каждый из которых, казалось, жил своей собственной жизнью: каждый кусок медленно передвигался под воздействием различных сил. Как только основная масса сдвигалась, изменялась скорость вращения корабля, так как срабатывал закон угловой инерции. Корабль был наполнен стуком, шуршанием, скрежетом, все эти обломки словно старались найти спокойное место, чтобы корабль обрел равновесие.
Он обнаружил, что дверь в каюту Оссифа не заперта, а его самого там нет. Оссиф был в каюте Лупата, пытаясь помочь молодому офицеру встать на ноги.
Увидев Макмейна у двери, Оссиф воскликнул:
- Вы живы! Как хорошо! Помогите мне…- Тут он увидел пистолет в руке Макмейна и замолчал. Макмейн выстрелил, и пуля вошла Оссифу точно между глаз.
Лупат был в полубессознательном состоянии, он так и не понял, что ему грозит опасность. Взрыв, разнесший его мозг, не дал ему осознать это.
Как во сне, Макмейн добрел до каюты Хокотана, держа оружие наготове. Он обрадовался, когда обнаружил, что генерал уже мертв - шея у него была свернута с таким мастерством, как будто это сделал палач. Всего лишь час назад он с удовольствием бы всадил в Хокотана пулю и смотрел бы, как тот медленно умирает. Но генерал искренне перед ним извинился, и теперь Макмейн был рад, что ему не придется его убивать.
Оставалось пять членов экипажа, призывников из резерва,- механик и его помощники. Они должны находиться в хвосте корабля, в машинном отделении. Чтобы попасть туда, надо было пересечь ось вращения корабля, когда гравитация менялась, опускаясь до нуля и вновь поднимаясь. Его вырвало, и он почувствовал себя лучше.
Он осторожно отворил дверь в машинное отделение и тут же с силой захлопнул ее, увидев, что там произошло. С одного из реакторов слетела защитная крышка, и в комнате была очень высокая радиация. Все рабочие погибли.
Страх исчез так же быстро, как и появился. Должно быть, он получил дозу в несколько сот рентген - ну и что? Немного радиации не сможет повредить мертвецу.
Но теперь он убедился, что возможности бежать у него не было. Двигатель уничтожен, одноместный связной катер - единственное средство спасения - был отослан неделю назад, да так и не вернулся.
- Если бы связной катер был по-прежнему на своем месте…
Макмейн покачал головой. Нет, лучше уж так. Намного лучше.
Он повернулся и пошел в гостиную, где лежал связанный Таллис. На этот раз он чувствовал себя гораздо лучше, когда проходил нулевую отметку притяжения.
Когда Макмейн вернулся, Таллис уже слегка постанывал и веки его двигались. Землянин открыл аптечку и поискал что-нибудь стимулирующее. Он не имел понятия, что означают на керотийском те или иные медицинские и химические термины, но там была коробочка со стеклянными ампулами и с инструкцией, где говорилось «разбить и давать пациенту вдыхать пары». Похоже, он нашел.
Смесь по запаху напоминала аммоний и вутил меркаптан. Она оказала свое действие. Таллис судорожно закашлялся, резко отвернул голову, снова кашлянул и открыл глаза. Макмейн выбросил разбитую ампулу в коридор, как только Таллис посмотрел на него осмысленным взглядом.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Макмейн. Ему было странно слышать собственный голос.
- Хорошо. Со мной все в порядке. Что случилось? - он с удивлением осмотрелся вокруг.- Попадание? Должно быть. Кто-нибудь пострадал?
- Все погибли, кроме меня и тебя,- ответил Макмейн.
- Погибли? Тогда нам лучше…- Он попытался пошевелиться и понял, что связан по рукам и ногам. Внезапно он осознал, что происходит.- Себастиан, что ты делаешь? Почему я связан?
- Мне пришлось связать тебя,- тщательно подбирая слова, как при разговоре с ребенком, объяснил Макмейн.- Мне предстоит кое-что сделать, и я не хочу, чтобы ты мне мешал. Возможно, мне следовало пристрелить тебя, пока ты был без сознания. Так было бы лучше для нас обоих, я думаю. Но… но, Таллис, мне надо было с кем-нибудь поговорить. Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь узнал правду. Кто-то должен высказать свое мнение. Скорее всего, мне просто захотелось разделить с кем-либо свой груз, с тем, кто хоть немного понесет со мной мою ношу. Я даже не знаю…
- Себастиан, о чем ты говоришь? - лицо керотийца казалось темно-оранжевым в тусклом свете, его ярко-зеленые глаза пристально смотрели на землянина, а голос звучал неожиданно мягко.
- Я говорю о своем предательстве,- объяснил Макмейн.- Ты хочешь послушать?
- У меня ведь нет выбора, не правда ли? - произнес Таллис.- Скажи мне вначале одну вещь: мы умрем?
- Ты-да, Таллис. А я - нет. Я собираюсь стать бессмертным.
Таллис посмотрел на него долгим взглядом. Затем сказал:
- Хорошо, Себастиан. Я не сумасшедший, но и ты тоже нет, насколько я знаю. Я выслушаю все, что ты скажешь. Но вначале развяжи меня.
- Я не могу этого сделать, Таллис. Извини. Но если бы мы вдруг поменялись местами, я знаю, как бы я поступил с тобой, услышав твою историю. Однако я не могу позволить тебе убить меня, потому что мне предстоит еще кое-что сделать.
Таллис знал, что в тот момент он смотрел в лицо смерти. Он также знал, что ничего не может поделать. Только говорить и слушать.
- Ладно, Себастиан,- спокойно произнес он.- Продолжай. Предательство, ты сказал. Какое? Кого ты предал?
- Я не совсем уверен,- отозвался Макмейн.- Я думал, ты мне подскажешь.

Причина

- Позволь сказать мне одну вещь, Таллис,- попросил Макмейн.- Сделал бы ты все, что в твоей власти, чтобы спасти Керот от уничтожения? Все, что угодно, неважно, хорошее или плохое, чтобы только дать Кероту спастись?
- Глупый вопрос. Разумеется. Я бы отдал свою жизнь для этого.
- Жизнь? Это ничто. Ерунда. Любой может отдать свою жизнь. Согласился бы ты вечно жить во имя Керота?
Таллис удивленно покачал головой.
- Жить вечно? Уже два или три раза ты повторяешь одно и то же. Я тебя не понимаю.
- Согласился бы ты жить вечно как проклятье на устах любого керотийца, который только научился говорить? Согласился бы ты стать негодяем, человеком-монстром, чей неумирающий дух будет веками витать, как миазм, над твоей родиной и чье имя будет вызывать вспышку ненависти в уме любого, кто услышит его?
- У тебя очень эмоциональный способ изложения мыслей,- сказал керотиец,- но мне кажется, что я понял, что ты хочешь сказать. Да, я бы согласился на это ради спасения Керота.
- Смог бы ты пожертвовать беспомощными миллионами своих соотечественников, чтобы остальные смогли жить? Смог бы ты безжалостно разрушить всю систему правления и весь образ жизни своего народа, если бы это был единственный путь к его спасению?
- Я начинаю понимать, к чему ты клонишь,- медленно произнес Таллис.- И если правда то, что я подумал, мне бы хотелось убить тебя - медленно и мучительно.
- Знаю, знаю. Но ты не ответил на мой вопрос. Поступил бы ты так ради спасения своего народа?
- Да,- холодно ответил Таллис.- Но не вводи меня в заблуждение. Я ненавижу тебя за то зло, что ты причинил моему народу. Я презираю тебя за то, что ты сделал со мной.
- Этого и следовало ожидать,- признал Макмейн В голове у него совсем прояснилось. Он понял, что его слова могли поначалу показаться дикостью. Может, он и вправду нездоров? Не был ли он сумасшедшим с самого начала? Нет. Теперь он понимал, что каждый его шаг был хладнокровно обдуман, рассчитан, взвешен; он был жесток, но совершенно здоров.
Неожиданно он пожалел, что не пристрелил Таллиса. а разбудил его. Если бы получше соображал после удара, он бы так и поступил. Не было необходимости так издеваться над человеком перед смертью.
- Продолжай,- неожиданно бесстрастно прозвучал голос Таллиса.- Будь откровенен до конца.
- Земля падала в пропасть,- сказал Макмейн. вновь удивляясь звуку своего голоса. Ему уже не хотелось говорить. Но теперь он не мог остановиться.- Ты сам видел, как это было. Все эталоны потеряли значение, поскольку ни один не мог быть лучше другого. Не было красоты, поскольку красота превосходила уродство, а мы не могли позволить, чтобы кто-то почувствовал себя выше другого. Не было любви, поскольку для того, чтобы любить кого-либо или что-либо, следовало понять, что этот предмет чем-то лучше тех, что вы не любите. Я даже не уверен, что знаю, что означают эти слова, так как вряд ли я думал о красоте или любил. Я только читал об этом в книгах. Но я всегда чувствовал пустоту в душе там, где эти чувства должны были быть. Морали у нас тоже не было. Но люди не крали совсем не потому, что это плохо, а лишь потому, что красть незачем - тебе и так дадут то, что ты попросишь. Не существовало понятия «плохой» или «хороший». У нас была форма социального контракта, называемая «брак», но это был не такой брак, как в старые добрые времена. В нем не было любви. Когда-то было преступление, называемое «адюльтер», но даже само слово вышло из употребления на той Земле, что я знал. Женщину обвинили бы в антисоциальном поведении, если бы она отказала кому-нибудь из мужчин; этот поступок означал бы, что она считает себя или своего мужа лучше других мужчин. То же касалось и мужчин по отношению к женщинам или другим женам. Брак стал социальным контрактом, который можно расторгнуть по прихоти любого из супругов. В нем не было смысла, поскольку он не служил никакой цели и ни одна из сторон не получала по контракту ничего, что бы она не имела без контракта. Но свадьба служила предлогом для представления, в котором эта пара находилась в центре внимания. Люди заключали контракт, чтобы повеселиться, затем расторгали его, чтобы еще раз сыграть в эту игру с кем-либо другим - игра «музыкальная спальня».
Макмейн остановился и опустил взгляд на беспомощного керотийца.
- Тебя все это мало волнует, не правда ли? В вашем обществе женщина всего лишь имущество, которое можно приобрести или продать. Если тебе понравилась женщина, предлагаешь цену ее отцу, брату или мужу - тому, кому она принадлежит. Потом она находится в твоей собственности, пока ты ее не продашь другому. Адюльтер - серьезное преступление на Кероте, но только потому, что он нарушает имущественные права владельца. Во всем этом не так уж много любви, не так ли? Хотел бы я знать, Таллис, знаешь ли ты, что такое любовь?
- Я люблю свой народ,- угрюмо произнес Таллис.
Макмейн опешил на мгновение. Он никогда не думал о любви с этой точки зрения.
- Ты прав, Таллис,- наконец выговорил он.- Ты прав. Мы оба любим свой народ. Именно потому, что я люблю человеческую расу со всеми ее недостатками и всеобщей усредненностью, я сделал то, что был обязан сделать.
- Прости меня,- сказал Таллис с едва заметной ноткой горечи,- но я не совсем себе представляю, что же ты сделал. Затем его голос смягчился. - Подожди. Кажется, я знаю. Да, я понял.
- Ты думаешь, ты все понял? - глаза Макмейна сузились.
- Да. Я сказал, что я не психбольной, и то, что я на тебя разозлился, доказывает это. Ты честно сражался на стороне Керота, Себастиан, и, поступая так, ты уничтожил множество землян. Нелегко человеку так поступить, какие бы причины ни толкали его на это. И теперь, перед лицом смерти, начались угрызения совести. Я не совсем понимаю, как действует мозг землян, но я…
- Именно так, ты не понимаешь,- прервал его Макмейн.- Спасибо, что ты попробовал меня оправдать, Таллис, но, боюсь, что ты все-таки ошибаешься. Слушай же.
Мне надо было найти нечто такое, что вывело бы Землю из спячки. Я прекрасно понимал, что произойдет, когда Керот победит. Вы бы поработили нас всех до единого. Очутившись на Кероте, я только убедился в этом. Поэтому я отправил на Землю послание, которое разбудило их, пока еще не было поздно. Как только они осознали, что им грозит, они отреагировали мгновенно, как и всегда поступали перед лицом опасности. Они стали бороться. Они освободили до сих пор скованный разум нескольких гениальных землян, дух борьбы охватил каждого обычного землянина. И они победили!
Таллис покачал головой.
- Ты ничего не отправлял, Себастиан. За тобой постоянно следили. Ты просто не мог отправить послание.
- Ты сам видел, как я послал его,- сказал Макмейн.- Так же как и все остальные офицеры флота. Хокотан помог мне отправить его - выполнил все мои приказания. Но именно потому, что вы не понимаете, как действует разум землян, вы не восприняли это как послание.
Таллис, как бы поступил твой народ, если бы враждебная сила, уже доказавшая, что может полностью уничтожить Керот, сделала бы с одной из ваших планет то же, что мы сделали с Миром Хьюстона?
- Если бы противник доказал нам, что может легко нас разбить, а затем повесить все население оказавшей сопротивление планеты? Мы бы воспользовались секретным оружием, как это сделала Земля.
- Нет, Таллис, нет. Именно здесь ты ошибаешься. У Земли не было нового оружия до этой бойни на Мире Хьюстона. Позволь мне задать тебе один вопрос: устроил бы кто-либо из керотийцев подобную бойню?
- Сомневаюсь,- медленно отозвался Таллис.- Убить такое множество потенциальных рабов было бы расточительно и дорого. Мы брйцы, а не мясники. Мы убиваем только когда это необходимо для победы; оставшиеся в живых враги расцениваются как законная собственность победителя.
- Точно. Пленные являются частью добычи, и было бы глупо наносить себе убытки. Я заметил это, читая ваши книги по истории. Я также заметил, что пленные признают право завоевателя поработить их, и на этом дело кончается. Так что, когда силы Земли захватят Керот, не думаю, что у них будет с вами много мороки.
- Если только они не поступят с нами, как мы с Миром Хьюстона,- заметил Таллис,- и докажут, что сопротивление бесполезно. Но я не понял, что с посланием. Что это за послание и как ты умудрился отправить его?
- Посланием была бойня на Мире Хьюстона, Таллис. Я даже сказал об этом штабу, когда предлагал эту меру. Я сказал, что подобный акт пробудит страх и ужас в умах землян.- Так и случилось, Таллис, именно так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9