Генерал Таллис встал, как всегда, и ответил на его приветствие.
- Допрое утро, полкофник Макмейн,- произнес он. В керотийском языке недоставало многих согласных, которые есть в английском и русском, и в результате Таллис сильно шепелявил и оглушал звонкие звуки. Английское «р», такое, как в словах «ром» или «крыса», у него вовсе не получалось; он мог произнести его только на манер немецкого гортанного «р». Носовые «м» и «н» были не так ярко выражены, как в английском, но вполне различимы.
- Доброе утро, генерал Таллис,- отозвался Макмейн.- Садитесь. Как вы себя сегодня чувствуете?
Генерал снова присел на свою жесткую койку, стоявшую рядом с единственным стулом, что составляло всю обстановку маленькой камеры.
- Насстолько хорошо, нассколько это фозможно. У меня слишком мало опыта… Я, как бы это сказать? Я стал софершенно кротким. Кротким? Так прафильно?
- Правильно. Вы хорошо выучили наш язык за такой короткий срок.
Генерал не поблагодарил его за комплимент, только пожал плечами.
- Когда от этого зафисит тфоя жизнь, фыучишь.
- Значит, вы полагаете, что ваша жизнь зависит от того, насколько хорошо вы изучили наш язык?
Оранжевое лицо генерала искривила усмешка.
- Разумеется. Фаши люди не шелают учить керотийский. Если же я не смогу отвечать на фопросы, какой от меня толк? Пока я полезен, я буду жить. Расве не так?
Макмейн решил, что сейчас самое время ошарашить керотийского офицера.
- Я в этом не уверен, но вы можете намного продлить свои дни, если принудите нас заняться изучением керотийского, генерал,- произнес он на чужом языке. Он знал, что очень плохо говорит по-керотийски, так как изучал его при содействии офицера, захваченного вместе с генералом, но тот был тяжело ранен и прожил всего две недели. Тем не менее пленный дал ему основные знания, которые он пополнил с помощью книг и записей, найденных на развороченном керотийском корабле.
- Что? - Генерал удивленно заморгал, затем улыбнулся.- У вас просто ужасный акцент,- сказал он по-керотийски,- но, конечно, не хуже, чем мой, когда я говорю на вашем английском. Полагаю, вы намерены вести допрос на керотийском, да? Вы надеетесь, что я смогу рассказать вам намного больше на своем родном языке?
- Возможно и сможете,- улыбнулся Макмейн,- но я изучил его ради собственного любопытства.
- Ради чего? Ах, да. Я понимаю. Очень интересно. Я не знаю ни одного представителя вашей расы, кто бы оказался способен на такое. Все, что трудно, ниже их достоинства.
- Нет, генерал. Я не исключение. Многие из нас думают иначе.
Генерал пожал плечами.
- Я этого не отрицаю. Просто я хотел сказать, что не встречал таких людей. Разумеется, их не привлекает военная служба. Возможно, это потому, что вы - не раса бойцов. Бойцы берутся преодолевать трудности именно потому, что это тяжело.
Макмейн невесело засмеялся.
- Не считаете ли вы, что вытянуть из вас информацию сложно? Мы же взялись за это.
- Это не одно и то же. Это ваша работа. Вы не используете никакого нажима. Ни угроз, ни обещаний, ни пыток, ни давления.
Макмейн был не совсем уверен, что правильно перевел два последних слова.
- Вы имеете в виду применение физического воздействия? Это же варварство.
- Я не намерен продолжать эту тему,- сказал генерал с неожиданной иронией.
- Я могу понять вас. Но будьте спокойны - мы никогда не прибегаем к подобным методам. Это нецивилизованно. Наша гражданская полиция действительно использует определенные наркотики, чтобы добыть информацию, но мы слишком мало знаем о химическом строении организма керотийцев, поэтому не решились применить наркотики в данном случае.
- Применение давления, как вы говорите, нецивилизованно. Возможно, вы правы, если исходить из вашего определения,- он использовал английское слово,- цифи-лизации. Нет, не цифилизованно, но действенно,- он снова улыбнулся.- Я сказал, что стал кротким с тех пор, как я здесь, но, боюсь, ваша цивилизация еще лояльнее.
- Человек может лгать, даже если ему вывернуть руки и раздробить ноги,- жестко заметил Макмейн.
Похоже, керотиец испугался. Он заговорил снова, но уже по-английски.
Я больше ничего не скажу. Если у вас есть вопросы ко мне, задавайте. Я не намерен тратить время на пустую болтовню.
Немного злясь на себя и на генерала, Макмейн потратил оставшийся час на рутинные вопросы, ответы на которые ничего не значили, вставлял ленту в свой мини-диктофон и записывал все те же вопросы и те же ответы.
Он вышел, быстрым движением отдав честь генералу и отвернувшись, прежде чем тот успел ответить тем же.
Вернувшись в офис, он поместил ленту в должное место и уставился на второй пункт распорядка дня: «Стратегический анализ боевого рапорта».
Стратегический анализ всегда раздражал и огорчал его. Он знал, что если отнесется к рапорту как всегда, дело пойдет по накатанной дорожке и раздражение исчезнет, останется только скука. Но он был органически не способен работать подобным образом. Преодолевая себя, он всегда играл с самим собой и с центральным стратегическим компьютером в одну маленькую игру.
За последнюю неделю произошла всего одна значительная битва - оборона внешнего поста Земли под названием Беннигтон IV. Теоретически от Макмейна требовалось проверить весь рапорт, обнаружить, где ошиблась проигравшая сторона, и ввести корректирующую информацию в компьютер. Но, прочитав первый абзац, он не смог не остановиться: Информация, известная командованию Земли в момент начала контакта.
Он остановился и задумался, как он, лично, стал бы управлять ситуацией, будь он командующим. Столько-то кораблей там-то и там-то. Флот врага приближается на такой-то скорости. Построение противника такое и такое. Что дальше?
Макмейн обдумал информацию по обороне Беннигтона IV и разработал план сражения. В атаке врага было слабое место, но слишком очевидное. Макмейн исследовал рапорт, пока не нашел другую оплошность, не такую заметную, как первая. Он знал, что она должна быть, и нашел.
Затем он оставил в стороне слабые места и сконцентрировался на том, как бы он поступил, будь он вражеским командиром. Слабые места были ловушками; компьютер видел их и избегал. Но было совершенно ясно, что что-то не в порядке с логикой компьютера. Избегая ловушек, он также избегал наилучшего пути решения проблемы, чтобы поразить врага. Слабое место - это слабое место, и не важно, какие мины-ловушки там установлены. Устанавливая капкан на крысу, вы должны использовать настоящий сыр, потому что имитация сыра не сработает.
«Конечно,- подумал Макмейн,- вы всегда можете отравить сыр, но не будем проводить такие буквальные аналогии».
Теперь все в порядке. Как же поразить ловушки?
У него ушло полчаса, чтобы разработать совершенно необычную, неортодоксальную схему уничтожения ловушек в авангарде противника. Он тщательно проверил схему по времени, поскольку ни один пункт при разработке стратегии не может быть использован, если на его исполнение уходит слишком много времени, поэтому все надо рассчитать заранее.
Затем он дочитал рапорт до конца. Земля потеряла этот внешний пост. Самое плохое, стратегия Макмейна не помогла бы выиграть битву, даже если бы ее использовали. Шансы были хорошими. Чтобы убедиться в этом, он пропустил данные через маленький кабинетный компьютер.
Именно это обстоятельство и заставляло Макмейна ненавидеть Стратегический анализ. Слишком часто он побеждал; слишком часто Земля проигрывала. Компьютер был хорош для разработки логического построения битвы, если ему давали соответствующую стратегию, но он был неспособен разработать что-либо новое.
Полковник Макмейн попробовал перевестись в Космическую Службу, но безуспешно. Главный Штаб не захотел его терять.
Хуже всего, что они не верили, что Макмейн действительно разрабатывает стратегический план еще до того, как дочитает до конца рапорт. Как он может соображать лучше компьютера?
Он предложил испытать его.
- Дайте мне задачу,- сказал он своему непосредственному начальнику, генералу Мацукуо.- Дайте мне информацию о начальном этапе сражения, которое я прежде не анализировал, и я покажу вам.
Но Мацукуо брюзгливо проворчал:
- Полковник, я не позволю члену моего штаба выставлять себя на посмешище перед Главным Штабом. Вы ведете себя высокомерно по отношению к Стратегическому Управлению, что является наиболее антиобщественным типом эгоцентризма, какой только можно вообразить. Вы получили такое же образование в Академии, как и другие офицеры. Что позволяет вам думать, что вы лучше их? По прошествии определенного времени вы получите автоматическое продвижение по службе, что даст вам право голоса в решении подобных проблем, при условии, что вы не настроите против себя Служебную Комиссию своим антиобщественным поведением. Я высоко ценю вас, полковник, и я не стану ничего сообщать об этом в Служебную Комиссию, но если вы будете упорствовать, мне придется выполнить свой долг. Теперь я ничего больше не хочу слышать. Понятно?
Все было ясно.
Макмейну оставалось только ждать, пока его автоматически повысят, назначат на должность в Главный Штаб, где он получит равное право голоса с другими офицерами его ранга. Он получит одну единицу для голосования вначале и по добавочной единице каждый последующий год.
«Это великолепная система для ведения дел в клубе, возможно и так,- говорил сам себе Макмейн,- но совершенно не подходит для вооруженных сил».
Наверное, керотийский генерал был прав. Может быть, homo sapiens не были расой бойцов.
Когда-то они ими были. Человечество вело борьбу за господство на Земле, побеждая все другие формы жизни на планете, начиная от мельчайшего вируса и кончая огромнейшими плотоядными животными. Борьба с болезнями велась по сей день, от этого никуда не уйдешь, и человек все еще противостоял стихийным бедствиям.
Но Человек больше не сражался с Человеком. Было ли это плохо? Изобретение атомной энергии двумя столетиями раньше в буквальном смысле сделало войну невозможной, если человеческая раса хотела выжить. Небольшое сражение могло породить большую войну - вот на чем основывалось человечество. Поэтому общество, само того не сознавая, постаралось устранить причины войны.
Что порождало ненависть и зависть среди людей? Что заставляло одну группу сражаться с другой?
Общество решило, что причиной нетерпимости и ненависти было неравенство. Зависть нижестоящих по отношению к вышестоящим; презрение вышестоящих к нижестоящим. Неимущие завидовали имущим; имущие смотрели свысока на неимущих.
Давайте сделаем так, чтобы не стало неимущих. Пусть все станут имущими.
Подымем жизненные стандарты. Обеспечим каждого человека всем необходимым для жизни: едой, одеждой, жильем, необходимым медицинским обслуживанием и достойным образованием. Больше того, дадим им роскошь, пусть люди обладают всем в достаточном количестве в равной степени. Больше не будет существовать среднего класса, потому что не будет других классов, чтобы этот был между ними.
«Блаженны нищие духом»,- сказал Иисус Назаретянин. Но в материальном плане это перестало быть правдой. Нищета исчезла - остались только богатые.
Но остались нищие духом, бедные умом, и их число возрастало.
Материальное благосостояние может распределяться, но так будет продолжаться, пока общество не убедится, что тот, кто умнее других, не увеличит свое богатство за счет своих менее удачливых собратьев.
Сделайте общественным позором старание выделиться из общего уровня, из посредственности. Будьте добры к ближнему своему; не показывайте ему, как он глуп, каким бы болваном он ни оказался.
Все люди созданы равными, и давайте удостоверимся, что они такими и останутся.
Разумеется, бесклассовым общество быть не может. Это очевидно. Ни один человек не в состоянии заниматься всем, изучить все, находиться везде. Люди должны быть врачами и адвокатами, полицейскими и барменами, солдатами и машинистами, рабочими и актерами, писателями и преступниками, а также бездельниками.
Но давайте убедимся, что дифференциация между классами горизонтальная, а не вертикальная. Пока человек выполняет свои обязанности самым лучшим образом, он больше других подходит для своей работы. Врач нужен так же, как и юрист, не правда ли? Мусорщик так же необходим, как и физик-ядерщик, астроном ничуть не лучше дворника.
А как же бездельники и тунеядцы, люди, которые слишком ленивы или слабовольны, чтобы прилагать больше усилий, чем это требуется для простого поддержания жизни? Что, если бедняга не может справиться с ситуацией? Разве он виноват в этом? Ему необходимо помочь. Всегда существует различие между тем, что ты способен сделать и желаешь делать. Человеку нравится сидеть весь день напролет у телевизора? Так дайте ему лист бумаги со всеми программами и две маленькие коробочки, помеченные «да» и «нет», и он будет вкладывать карточки в них, в зависимости от того, какая программа ему понравилась. Полезно? Несомненно. Все эти карточки будут упорядочены, и станет ясно, какие программы предпочитает зритель. В конце концов, его мнение так же важно, как и мнение любого другого члена общества.
А работа психоаналитика так же необходима, важна, как и любая другая.
Но что же делать с преступниками? Да, как же они? Это личности, которые ставят себя выше других. Вор крадет, полагая, что он имеет больше прав на эту вещь, чем ее законный владелец. Человек убивает другого, будучи уверен, что он имеет больше прав жить, чем кто-либо еще. В общем, человек нарушает закон, пытаясь перехитрить общество и предполагая свое превосходство. Или просто думая, что может обхитрить патрульного полицейского.
Нельзя допускать такой тип антиобщественного поведения, это очевидно. Бедняга, который ставит себя выше других, должен быть изолирован от нормального общества, чтобы стать на путь исправления. Но не подвергнут наказанию! Ни в коем случае! Нельзя ставить ему в вину его ошибочное поведение.
Общеизвестно, что существует некая вертикальная структура общества. Это естественно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9