Скоро таковых стали вести сюда со всех концов огромной некогда империи, и скромная степная больница приобрела статус едва ли не всесоюзной.Позже, уже в зрелые брежневские времена, когда последние ростки хрущевской оттепели были прочно закованы ледяным панцирем новых веяний, а разволновавшаяся было передовая интеллигенция окончательно загнана на свои грязные малогабаритные кухни и в большинстве своем сочла, что лучше « стучать, чем перестукиваться», степную больницу полюбили спецслужбы, которые на анатомический лад именовались тогда органами. В ее мрачных стенах стали появляться совсем уж странные пациенты Появляться и часто исчезать, незамеченными неучтенными даже очень убогой скупой бухгалтерией «желтого дома». Совсем черным стало это место. И случись проезжать здесь, да еще и ночью, казаку из местных, хоть верхом, хоть за рулем юркого УАЗика или тяжелого ГАЗа, завидев в непроглядной степной темени тусклые редкие огни над больничной оградой, не было такого, кто не сплюнул бы через плечо и не помянул бы Господа, хоть в те времена мало верующими, все больше, были люди в тех краях.Пришли иные времена и снедаемые той же неугасаемой страстью разрушать все до основания, что и их лютые идеологические противники и предшественники, младо — демократы проклятую больницу немедленно закрыли Причем торжественного освобождения из стен коммунистической неволи узников совести не получилось, в силу того обстоятельства, что последние лет пять, а то и больше таковых здесь просто не было, громить апологетов карающей советской психиатрии тоже было не с руки, поскольку к моменту торжественного закрытия больницы в ее штате числилось всего два врача, оба пребывали в глубоком пенсионном возрасте и откровенно говоря на первый взгляд очень походили на своих несчастных пациентов, пять медицинских сестер и столько же нянечек, все вышеперечисленные в случае необходимости дружно навалившись выполняли и роль санитаров. Впрочем больные в большинстве своем, люди были тихие и безобидные После торжественного закрытия лечебницы, которое все же состоялось, они как-то, незаметно разбрелись по миру и странная степная обитель вновь, во в торой уже раз опустела и медленно разрушалась под проливными степными ливнями весной и по осени, лютыми февральскими буранами, палящим летним солнцем и неизменными во все времена года своенравными, нередко буйными ветрами.Теперь у ее стен стояли трое Стояли не таясь — со всех четырех сторон света их окружала только горячая безлюдная степь и лишь солнце одно все видело сверху, опрокидывая на их головы потоки жары — Что ж, место подходящее по всем параметрам — произнес Ахмет, в конце — концов, старшим-то был он и решение в итоге было за ним, — посмотрим, что там, — и он первым шагнул в пустой, распахнутый как беззубая пасть какого-то гигантского зверя проем ворот.
Таких женщин он определенно не любил. Логично было бы предположить. что он их боялся — такие женщины, как правило, бывают очень колючими, а случается — и очень жестоким. И можно было предположить, что нарвавшись когда-нибудь пусть и в далеком прошлом на такую вот, с острыми, опасно ранящими углами, он, даже и начисто забыв про нее, реальную, потом другую, просто похожую внешне, близко к себе не подпустит, а то и попытается, походя, пнуть побольнее. Сознание человеческое не склонно к мазохизму — воспоминания о пережитой боли пытается как правило вытеснить за свои пределы, если конечно сам человек отчаянно не сопротивляется этому, засушивая розы последнего букета, обильно орошенного слезами. С ним, однако, ничего подобного никогда не происходило Просто он не любил ничего эдакого, " с подвыпендретом ", как говорила его бабушка и он с детства без разъяснений очень хорошо понимал, что означает это странное трудно выговариваемое слово Он любил и принимал то, что было понятно и открывалось ему если не в первые же минуты, то по крайней мере довольно скоро без особых умственных или душевных затрат и это касалось абсолютно всего, с чем он так или иначе имел дело — партнеров по бизнесу, финансовых проектов, литературных произведений, музыки, поэзии, живописи, художественных фильмов и театральных постановок, просто знакомых людей и добрых приятелей, фасонов одежды, которую он носил, мебели в его квартире и офисе, отелей, в которых он останавливался, парфюмов, которыми он пользовался, часов на его запястье и, конечно же, женщин, на которых он обращал свое внимание При этом он был и снобом, и сибаритом, поскольку мог себе это позволить, он обожал комфорт и роскошь и имел собственные, а не навязанные мнением других или просто модой представления о том, что есть прекрасно, а что просто хорошо. Однако главным критерием всегда была и оставалась для него доступность того или иного явления, вещи или живого существа его уму и сердцу Таких женщин он никогда не понимал, в сложных и возможно красивых — он всегда следовал традиции не спорить о вкусах, изломах их душ и тел таилось столько всякого непонятного неожиданного и пугающего даже, что он просто никогда не обращал на них внимания, как на картины абстракционистов и книги Карлоса Кастанеды Она был именно такой женщиной, но ее неожиданным вопросом, он не только был остановлен как вкопанный и даже виноватый будто, застигнутый ею за каким-то постыдным занятием, но и на какие-то доли минуты ощутил абсолютную, неожиданно восторженную растерянность, как если бы лично и персонально к истошному фанату, вдруг обратился со сцены его кумир. Такие вот странные шутки начало вдруг выкидывать с его сознанием тихое и безмолвное, напоенное теплом и смесью дивных ароматов, смиренное кладбище — Русский Простите, я потревожил Вас, — он не узнал своего голоса и тех интонаций, с которыми он произнес короткий свой ответ Впрочем и он дался ему с величайшим трудом, ибо в горле и во рту внезапно и неизвестно откуда возникла страшная сухость, и шершавый язык двигался теперь крайне тяжело — Пустое Я уже собиралась идти отсюда, — она, не таясь и нисколько не смущаясь этим разглядывала его в упор своими неземными фиолетовыми глазами, и, несмотря на сказанное уходить похоже не собиралась. По крайней мере неподвижно и так же прямо, по-балетному, как подумалось ему сначала стояла.Стояла, теперь правда спиной к могиле и лицом к нему и также обеими руками придерживала на груди черную соломенную шляпу с вуалью Произнеся это своим низким хрипловатым голосом с тем же странным то ли акцентом, то ли просто выговором, она замолчала Но молчание это был каким-то требовательным — она молчала так, будто приказывала ему отвечать немедленно, продолжая их странную беседу и он подчинился — Могу я задать вам вопрос?— Чья это могила? Разумеется, вопрос естественный. Степан Аркадьевич фон Паллен мой… дедушка, — она замялась буквально на секунду. Словно подыскивая слово « Странно, — подумал он почему-то, — так хорошо говорит по-русски и забыл такое простое и совсем не редкое слово» Она же, словно прочитав его мысли повторила еще раз Да, именно дедушка Я знаете вдруг усомнилась так ли это звучит по-русски Дома мы, разумеется, всегда говорим по-русски, но дедушка умер так давно, maman еще на была и замужем — В 1959 году. Я как раз родился — О! Ну для мужчины возраст имеет мало значения, вы согласны?— Не знаю, я никогда особенно не задумывался над этим — Так именно и значит, что я права — вы не задумывались над этим Любая женщина подумала бы уже тысячу раз, нет много больше — сколько дней в ваших сорока годах? — столько раз бы и подумала А вы и родились в России?— Да, и родился, и вырос, и сейчас живу, и умереть надеюсь в России — О! Ну почему такая меланхолия — вам еще не годится умирать, слишком рано А что, вы и вправду так любите вашу Россию?— Очень люблю, — он постепенно обретал привычный свой тон и манеру держаться, но нельзя было утверждать, что окончательно рассеялось уже наваждение этого странного знакомства Они по-прежнему стояли возле чужой ему могилы, но она не двигалась с места и он словно привороженный к этому места не делал и шага от него, и не пытался даже увлечь ее прочь Словно говорить они могли только здесь у могильной плиты неведомого ему барона фон Паллена, покинувшего этот мир в год, когда он, Дмитрий Поляков, в нем появился — Так много пишут теперь о ней, все словно сошли с ума и что же вы — новый русский?— Видимо, да Но что вы понимаете под — новым русским?— О, я ровно ничего в этом не понимаю Так просто, забавные такие слова — новый русский Однако, как долго мы стоим здесь Едемте куда-нибудь Уже наверное время обедать Который теперь час? — она выговорила все это не то чтобы быстро, она вообще говорила медленно, даже слишком порой растягивая слова (возможно от этого была так непривычна ему ее в принципе правильная даже какая-то-то ли академическая, то ли хрестоматийная русская речь — он не силен был в подобных определениях, но то, как она говорила резало его слух ) Так вот, она произнесла всю свою тираду, по-прежнему, медленно растягивая слова, но как-то на одном дыхании и от того даже слегка задохнулась Но не это было главным Его почти потрясло ее умение преподносить свои соображения собеседнику, как дело уже совершенно решенное и подлежащее не обсуждению, а немедленному и неукоснительному, причем, исполнению. Ему знакома была эта манера, свойственная обычно женщинам очень красивым, избалованным и от того капризным, но она владела ею в совершенстве.Вообще-то эта манера всегда сильно раздражала его и порой приводила в тихое холодное бешенство. С женщинами такого сорта дел он как правило не имел, поскольку терпеть их не мог. Но если вдруг случалось, после такой тирады несчастной приходилось не сладко — он откровенно хамил, причем делал это совершенно сознательно, стараясь при этом сказать что-нибудь уж совсем обидное. Как правило, этот прием ему удавался — нахальное самоуверенное существо пусть и ненадолго вдруг оказывалось скользкой неуклюжей и трусливой к тому же улиткой, которую вдруг взяли, да вытряхнули из красивого и безопасного переливчатого домика Потом ему никогда не было ни жалко, ни стыдно — он действительно терпеть не мог женщин такого сорта — ему всегда нравились девочки милые, тихие, домашние, если и кокетливые, то как-то наивно и трогательно, едва ли не по-детски — таких он не обижал никогда, какие бы ситуации не складывались в жизни, напротив ему казалось даже, что расправляясь любезным его сердцу образом с холодными расчетливыми и капризными хищницами, он защищает этих милых красавиц, подчеркивая и возвеличивая их легкую светлую прелесть Сейчас однако все было по-другому, нет глаза его отнюдь не были застланы никакой пеленой, и слух не обманывал, и мозг работал четко и ясно — и все вместе дружно и громко они вынесли свой вердикт — она была из тех, из хищных, причем она была очень яркой их представительницей, она могла бы служить яркой иллюстрацией к характеристике этих человеческих особей. Но он лишь послушно взглянул на часы:— Половина первого — « Константин Варшеронн», — как бы про себя заметила она марку его часов, — вы богатый человек, господин..?. Бог мой, да вы до сих пор не представились, фи, как скверно — Простите, — он, вернее одна его часть и вправду готова была согласиться, что он поступил ужасно скверно, другая же искренне возмутилась:" Какого черта, голубушка, ты не британская королева… ", но первое "я" оказалось проворнее, — Дмитрий Поляков, русский, как вы уже знаете, предприниматель, он даже изобрази что-то вроде легкого полупоклона, но руки не протянул — первое "я" делать это запретило — Прекрасно, господин Поляков Я — баронесса фон Паллен, но вам пожалуй позволю называть меня Ирэн или Ириною, по-русски, как вам будет угодно Что ж будем считать, теперь мы знакомы и вы можете отвезти меня куда-нибудь пообедать Машина ждет вас, полагаю?— Конечно, — он сделал шаг назад, давая ей отойти от ограды и почему-то приготовился ждать. Но на могилу, возле которой похоже долго и довольно скорбно, по крайней мере так казалось со стороны, она стояла, Ирэн фон Паллен не бросила даже прощального взгляда Медленно вскинув руки к голове она отточенным жестом водрузила на нее широкополую черную шляпу, опоясанную узкой полоской черной вуали, не спеша достала из маленькой черной сумочки на длинной золотистой цепочке, переброшенной через плечо большие темные очки и также не воспользовавшись зеркалом надела их, спрятав от мира свои немыслимые глаза и, приблизившись к нему почти вплотную, резким жестом взяла его под руку и повлекла за собой вдаль по тенистой аллее, ведущей к кладбищенским воротам Рука ее была неожиданно сильной, походка стремительной — он не сразу приноровился к ритму ее шагов Поля шляпы касались теперь его щеки и все яркие сочные ароматы так поразившие его вначале, чудесным образом заглушил еле ощутимый терпкий и одновременно горьковатый запах ее духов, запах мокрой листвы какого-то экзотического растения — Я неплохо знаю Париж, но думаю, будет лучше, если вы сами скажите где бы хотели пообедать, — откровенно заискивающе поинтересовалась его новое совершенно неожиданное для него " я " Второе — привычное, с которым в ладу и согласии прожил он все свои без малого сорок лет угрюмо молчало, могло показаться даже, что оно просто покинуло его, решив вдруг навеки поселиться в тенистых аллеях старинного кладбища — Сен-Женевьев-де Буа, русского кладбища в предместье великой французской столицы.
Дом на Васильевском был мрачным, серым и очень большим Они долго и шумно поднимались по лестнице, вспоминая на каком же этаже квартира знаменитого поэта Путались, и дважды звонили а какие-то не те, чужие двери им никто не открыл, возможно хозяева где-то встречали новый год, а прислуга была отпущена по поводу праздника, возможно обитатели квартиры просто не стали открывать дверь, заслышав снаружи чужие пьяные голоса — время было неспокойное. Возможно, квартиры вообще пустовали — сейчас это было отнюдь не редкость, многие съезжали из столицы Наконец они добрались до шестого, а быть может и седьмого этажа — это был последний этаж и поскольку искать более было негде начали долго и настойчиво звонить и барабанить в единственную на площадке массивную темную дверь, без таблички, но с явными следами от нее Ирэн к тому времени чувствовала себя совсем уж скверно — голова все-таки разболелась и болела с каждой минутой все сильнее и сильнее, угрожая обернуться тяжелым приступом мигрени, к которым была у нее склонность.
1 2 3 4 5 6 7 8