Камень рассыпался черными блестящими осколками – это был битуминозный уголь из груза «Феррандо», покрывшийся серым налетом за пятьдесят лет пребывания, в море.
Выбравшись наружу, Дюма увидел огромные черные ракушки пинна Пинна – громадная длинная раковина с выростами

, лежавшие наподобие могильных камней. Обрывки сетей тянулись, словно ограда вокруг кладбища, на котором были погребены надежды многих рыбаков. Рыбаки знают, что около затонувших судов водится особенно много рыбы, но они знают также, что здесь легче всего потерять свои сети. Стоит пройти поближе, с намерением набрать полные сети, как вдруг выясняется, что вы шли слишком близко и потеряли все…
Диди поплыл к раковинам. Ярдах в ста от винта он увидел нечто вроде амфитеатра на песчаном дне. В центре лежала маленькая чаша тончайшего японского фарфора. Он положил ее в мешок и поплыл дальше над россыпью снарядных осколков, говоривших о том, что когда-то на поверхности проходили учебные стрельбы. Здесь он нашел дешевое керамическое блюдо. За много лет пребывания на дне море покрыло его тонким узором трещин, словно то был специальный рисунок. Блюдо тоже очутилось в мешке.
Пора было возвращаться, чтобы обойтись без длительной декомпрессии. Только Дюма двинулся к поверхности, как вдруг увидел пересекающую дно математически прямую дорогу. Он задержался, чтобы изучить ее поближе. Дорога терялась вдали в обоих направлениях. Кто или что создало эту дорогу? Куда она ведет?
Диди вынырнул, неся с собой найденную посуду. На следующий день мы решили вернуться, чтобы посмотреть поближе на таинственную дорогу, но буй уже исчез. Мы ныряли снова и снова, стараясь отыскать «Феррандо», однако все наши старания оказались напрасными.
Японская чаша и глиняное блюдо стоят на видном месте в новом доме Диди в Санари. Каждый посетитель, проявляющий интерес к этой находке, слышит в ответ вопрос: не известно ли ему что-нибудь о древнеримских дорогах на дне моря?

Глава четвертая. ПОДВОДНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ

После окончания оккупации меня назначили в Марсель заведовать сборным пунктом для возвращающихся моряков. Как-то ночью я стал раздумывать о своем прошлом и будущем. Конечно, я находился на нужной работе, но я не сомневался, что ее может выполнить любой офицер. Между тем подводные эксперименты, начавшиеся в свое время по нашей собственной инициативе, не могли не представлять интереса для военно-морского флота. Ныряльщики могли выполнять самую разнообразную работу, когда дело шло о поврежденных и торпедированных судах.
Чтобы убедить министерство, что я принесу больше пользы в качестве ныряльщика, я направился в Париж и показал адмиралу Андрэ Лемонье и его штабу фильм о работе на затонувших судах с участием Дюма и Тайе. На следующий день я уже ехал в Тулон с поручением возобновить подводные эксперименты.
Тайе был счастлив оставить свою временную работу лесника. Мы привлекли Дюма в качестве вольнонаемного специалиста и заняли письменный стол в канцелярии начальника порта, поставив дощечку с надписью Groupe de Recherches Sous-Marines (Группа подводных изысканий). Начальником группы был назначен старший по чину Филипп. Все наше снаряжение состояло из двух аквалангов. Разумеется, это не мешало нам при каждой возможности рекламировать самих себя в качестве мощного отдела Марин Насиональ.
В наше распоряжение направили трех унтер-офицеров: Мориса Фарга, Жана Пинара и Ги Морандьера. Дюма преподал им краткосрочный курс работы с аквалангом и сделал их инструкторами ныряльного дела. Постепенно мы обзаводились средствами, людьми, мотоциклами, грузовиками, а вскоре у нас появилось и свое суденышко – новенькая моторная лодка «Л'Эскилляд».
После «Л'Эскилляд» мы получили двухвинтовой катер ВП-8 в семьдесят два фута длиной, который Тайе переоборудовал в базу для ныряния, установив на нем специальные площадки, резервуары со сжатым воздухом и рекомпрессионную камеру. В это же время мы изготовили некоторое количество аквалангов для британского военно-морского флота. Сэр Роберт Дэвис, изобретатель аппарата для спасения с подводных лодок и глава крупнейшей в мире фирмы по производству ныряльного и водолазного снаряжения, купил право на изготовление аквалангов в Великобритании.
Нашим наиболее крупным приобретением был «Альбатрос», настоящая морская плавучая база для ныряльщиков, переданная нам военно-морским министерством. «Альбатросу» было всего два года, однако он успел многое пережить. Он не был еще спущен со стапелей, не был даже покрашен, когда его захватили на немецкой верфи русские. Они передали судно англичанам, и оно бросило якорь на Темзе. Затем «Альбатрос» очутился во Франции. Некрашеный, переходивший в течение двух лет из рук в руки, он попал к нам в довольно запущенном состоянии. В группе подводных изысканий «Альбатрос» нашел, наконец, себе счастливую гавань. С огромным увлечением, забыв обо всем другом, мы принялись оборудовать наше новое судно, которое окрестили «Инженер Эли Монье» – по имени моего знакомого морского инженера, погибшего из-за несчастного случая во время ныряния.
Затонувший «Дальтон» сделал из нас глубоководных ныряльщиков, благодаря «Эли Монье» мы приобщились к океанографии. На нем мы побывали у берегов Корсики, Сардинии, Туниса, Марокко и на просторах Атлантики. С нами выходили в плавание научные работники; они расширяли наши познания о море и сами увлекались аквалангом, который позволял им своими глазами наблюдать жизнь глубин.
Штаб утвердил планы работ ныряльщиков, осуществлявшиеся под руководством видных специалистов, в том числе военврачей Ф. Дэвилля и Дюфо-Казенаба. Жан Алина заведовал нашим «игрушечным магазином», где он изобретал и изготовлял новые маски, скафандры, оружие и аппаратуру для подводного освещения. Там мы сконструировали и «подводные сани», которые позволяли буксировать ныряльщика со скоростью шести узлов 11 километров в час

; это во много раз увеличивало наши возможности в области подводных поисков.
Мы придумали удобное устройство, которое прикреплялось на поясе: маленький буй с тросиком и грузом. В ходе рекогносцировки на «санях» ныряльщик выбрасывал буй, если замечал что-нибудь интересное, и продолжал движение. Другой ныряльщик мог спуститься в глубину по тросику и обследовать замеченный предмет.
Наша группа установила связь с океанографическими и водолазными учреждениями Великобритании, Германии, Швеции, Италии.
В годы войны британский флот осуществил ценные исследования восприимчивости организма ныряльщика к подводным взрывам. Профессор Дж. Б. С. Хелдэйн, участник ряда экспериментов, писал:


«Нужно быть по-настоящему отважным человеком, чтобы искать магнитные мины в мутной воде, особенно если вам пришлось видеть, как подрываются ваши товарищи. Нужна сверхчеловеческая смелость, когда знаешь, что если ты поспешишь наверх, услышав шипение мины, то в лучшем случае окажешься парализованным на всю жизнь, а то и изорванным в клочья».


Нас втравил в это малоприятное дело Дюма – неисправимый любитель острых ощущений под водой. Находясь в одно из воскресений в Санари, он решил наглушить рыбы и швырнул в воду итальянскую ручную гранату. Через пару секунд на поверхности воды появилось несколько оглушенных рыбешек. Тайе нырнул и достал со дна вдесятеро большее количество убитой рыбы – яркое доказательство того, что глушение взрывом является крайне расточительным способом рыбной ловли, если нет возможности нырнуть и собрать весь улов.
Дюма бросил вторую гранату. Она не взорвалась. Диди выждал несколько минут и нырнул проверить, в чем дело. Граната лежала на дне на глубине пятнадцати футов. Дюма увидел, как от нее поднимается цепочка пузырьков, однако не понял, что это означает. Граната взорвалась как раз под ним – самый худший изо всех вариантов, так как взрывная волна идет в направлении менее плотных слоев воды.
Дюма не приходилось опасаться осколков, ибо они теряют свою ударную силу уже на расстоянии нескольких футов из-за сопротивления воды. Зато взрывная волна, поражая тело человека, может оказаться смертельной. Тем не менее Тайе увидел, как Дюма выбрался на поверхность и побрел, шатаясь, к берегу. Весь организм его был потрясен, однако обошлось без повреждений.
Удар взрывной волны нарушает мозговую ткань. Мы ознакомились с исследованиями англичан и убедились, что Дюма находился от места взрыва на расстоянии, означающем верную смерть; отсюда мы сделали вывод, что сопротивляемость голого человека взрывной волне значительно превосходит все предположения.
И вот Дюма и Тайе решили проверить эту гипотезу поближе. У Хелдэйна сказано: «Для выяснения грозящей опасности полезно провести опыты над животными, но эти опыты не говорят нам точно о том, что может вынести человек. Здесь требуются люди, достаточно смелые или увлеченные своим делом, чтобы быть готовыми пожертвовать собой».
Мы стали попарно погружаться в воду, в которой все ближе к нам производился взрыв фунтового заряда ТНТ. Эксперимент прекращался тогда, когда взрыв начинал причинять нам слишком уж неприятные ощущения. Главная опасность заключалась в том, что мы могли получить внутренние повреждения, даже ничего и не почувствовав. Тем не менее мы благополучно завершили нашу программу опытов.
Подводный взрыв динамита неприятно отдавался в ушах и вызывал ощущение резкого удара по всему телу. Взрыв фунтового заряда немецкого толита действовал иначе – словно тяжелый мешок с песком ударял в грудь, основательно потрясая весь организм. Поразительно, до чего близко мы могли подходить к заряду без последствий для здоровья.
Взрывчатка одного типа, который я не могу здесь назвать, заставила Тайе и Дюма пережить настолько неприятное мгновение, что мы решили найти себе лучшее занятие. Результаты опытов и так уже оказались достаточно красноречивыми. Первый наш вывод гласил, что голый человек обладает лучшей сопротивляемостью взрыву, чем водолаз. Этот кажущийся парадокс объясняется тем, что взрывная волна распространяется в ткани человеческого тела примерно с той же скоростью, что в воде: еще одно доказательство сходства между нашей тканью и морской водой. Слабым местом водолаза оказывается… его шлем: хотя он и предохраняет голову от ударов извне, но взрывная волна проникает сквозь мягкий костюм в тело и передается по нему вверх, а внутри шлема нет контрдавления, которое могло бы нейтрализовать ее действие.
Неприятно идти на войну, когда для всех остальных война кончилась. Однако таков удел подрывников и матросов на минных тральщиках, которые ищут в воде зловещие предметы, расставленные воюющими сторонами. Поиск мин не относился к основным обязанностям Группы подводных изысканий, но штабы умеют выступать крайне убедительно, когда ставят новые задачи подчиненным им подразделениям.
Подъем затонувших судов и ремонт доков в Тулоне были сильно затруднены наличием в окружающих водах необнаруженных немецких мин. В районе Поркерольских островов существовала большая опасность для судоходства: здесь в самых неожиданных местах попадались контактные мины. Как обычно, мы начали свою работу с расспросов местных рыбаков. Они показали нам свою карту; на ней был нанесен узкий безопасный проход, по которому они выходили в море.
Мы вышли на «Л'Эскилляде» и двинулись полным ходом по безопасному коридору, радуясь хорошему началу. Вдруг я увидел в угасающем вечернем свете рожки мины в нескольких дюймах от нашего борта. Я сбавил ход и выставил наблюдателей. Наблюдатель на носу то и дело кричал: «Мина!» Было похоже, что большинство мин столпилось как раз в «безопасном» проходе.
Особенно внушительное впечатление производили мины снизу. Морские желуди Морские желуди, или балянусы, – сидячие ракообразные с твердой скорлупой. Обитают во всех морях

и водоросли покрывали их поверхность, приспособив ее для своих нужд, как море всегда поступает с изделиями рук человеческих. Антеннообразный спусковой механизм торчал сверху, словно колючки чудовищных морских ежей; уходивший вниз якорный трос усеяли ракушки. На первый взгляд казалось, что мины утратили свои разрушительные свойства. Однако это были настоящие грозные мины, несмотря на все внешние изменения. Мы не брали на себя дело подрыва находок, но в наши обязанности входило присоединять к ним электропровода, которые тянулись до прикомандированного к нам специального судна, стоявшего в стороне на расстоянии двухсот ярдов.
Вскоре штаб поручил нам новую трудную операцию. В тулонской гавани, как раз на главном фарватере, плавал на воде красный буй, означая предполагаемое место гибели корабля. Здесь было достаточно мелко, чтобы возникла угроза для судоходства. Подрывная команда получила приказ убрать все препятствия, но осторожный офицер разглядел сверху какието странные предметы и решил задержать подрывников, пока мы не осмотрим затонувшее судно. Мы с Дюма и Тайе поплыли вниз и обнаружили большую баржу, доверху нагруженную металлическими цилиндрами. Цилиндры покрылись слоем тины, которую с аппетитом пощипывали рыбы. Мы осмотрели груз со всех сторон и даже соскребли тину; под ней был алюминий. Наконец я принялся фотографировать баржу, как вдруг Дюма схватил меня за руку и быстро потащил к поверхности.
«Я узнал их, – сообщил он нам. – Это специальные немецкие мины. Они являются одновременно и магнитными и акустическими, да еще к тому же они срабатывают под действием волновых колебаний в толще воды».
Наш эксперт по взрывчатке подтвердил, что эти мины, сконструированные уже в конце войны, относятся к наиболее изощренным изобретениям нацистов. По его расчетам, здесь лежало на дне около двадцати тонн сильнейшей взрывчатки: вполне достаточно для того, чтобы разрушить доки и уничтожить в Тулоне большую часть листвы, оконных стекол, неоновых реклам, дымоходных труб и черепицы.
Подрывники изучили наши фото и заявили, что попытка удалить хотя бы одну мину может привести к взрыву всего груза;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28