Эвелина. Вот как? Чем же вы занимались?
Фредерик. Папа каждый день дома ночевал.
Эвелина. Быть не может!
Фредерик. Точно, я тебе говорю!
Эвелина. Ну и чудеса! Каждый день?! Прямо не верится!
Софи. В общем, теперь ты видишь, как тебе надо поступать, чтобы папа сидел дома?
Эвелина. Вижу. К счастью, мой чемодан еще не разобран.
Пюс. Да! Жизнь у нас здесь протекала более чем бурно!
Эвелина. Догадываюсь!
Фредерик. Ах ты черт!
Эвелина. Что такое?
Фредерик. Кран! Я оставил открытый кран!
Пюс. Какой кран?
Фредерик. В гараже! (Тащит Пюс к выходу.) Скорей, скорей, Пюс! Там небось целый потоп!
Пюс. Ну что ты творишь, маленький негодник!
Выбегают в сад.
Эвелина. Вот хулиган!… Так это правда? Отец ночевал здесь?
Софи. Каждую ночь! По-моему, в самом скором времени ты получишь протест в письменной форме от мадам с требованием сидеть дома и никуда больше не отлучаться. Вряд ли ее приводит в восторг тот факт, что, как только ты за порог, папа покидает ее ложе и возвращается к семейному очагу.
Эвелина. Если я правильно поняла, мне следует переселиться в отель, чтобы твой отец вернулся в родные пенаты.
Софи. Да, это, пожалуй, единственное средство.
Эвелина. А как он себя тут вел?
Софи. О! Сплошной изыск!
Эвелина. То есть?
Софи. Хуже чем обычно.
Эвелина. Неужели?
Софи. Как всегда, очень мил с Фредериком, играл с ним, будто он и сам мальчишка. Но с нами!…
Эвелина. Что же он вытворял с вами?
Софи. Конечно, больше всего досталось Пюс, он её буквально измордовал. То и дело вгонял ее, бедняжку, в краску своим грязным словоблудием.
Эвелина. О, это он обожает!
Софи. К тому же, как всегда, приступы хандры, нытье, ворчанье, злость, - и в основном из-за телефона. Стоило ему зазвонить, отец кидался к нему как тигр, но, как правило, на том конце вешали трубку. Он прямо исходил бешенством. И каждый раз я была козлом отпущения. «Почему они вешают трубку, когда я подхожу к телефону?» - «Значит, это не тебе звонят», - говорю я ему. - «Ваши приятели - и твои и твоей матери - могли бы быть повежливее». - «А если им нечего тебе сказать!» - «Но я тоже человек! И я у себя дома! К черту их всех!» - Он просто рвал и метал. С любой темы вдруг, на полуслове, сворачивал на эту: «А с тобой тоже не говорят? Значит, это звонит дружок твоей матери!» Раз я ему на это сказала: «Мама вправе иметь друзей. Это касается только ее!» - «Нет! - заорал он, - это касается и меня».
Эвелина. Так и сказал?
Софи. Ты бы видела при этом его лицо!
Эвелина. Какая наглость!
Софи. Тогда я схитрила и говорю ему: «А Пюс, о ней ты не подумал? Может быть, у Пюс тоже есть кто-нибудь!» - «Пюс?! Ты что, смеешься? У этой девственницы?!» - «А ты откуда знаешь?» - этим, надо сказать, мне удалось заткнуть ему рот. Он пожал плечами, отвернулся и больше не пикнул. Но тут как раз зазвонил телефон. Он позвал Пюс и велел ей взять трубку. Она сказала: «Алло!» - и там трубку повесили. Тогда папа впился в нее глазами, погрозил пальцем прямо перед ее носом и заявил: «Знайте, Пюс, отныне вы тоже у меня на заметке!» Видела бы ты, что стало с Пюс! Она только лепетала: «Но, Жорж… Но, Жорж!» - и больше ни слова не могла выговорить, а потом упала в кресло и залилась слезами.
Эвелина. Бедняжка Пюс.
Софи (расхохотавшись) . А папа ей в утешение вопил: «Нечего, нечего тут хлюпать носом, не разжалобишь! Хватит хныкать!» На что Пюс рыдала еще сильнее. Словом, спектакль с музыкой!
Эвелина. Фредерик был при этом?
Софи. Нет, к счастью. Они с Малышкой уже спали. А мы смотрели телевизор. Да, веселенький вечерок, доложу я тебе. Эти телефонные звонки лишили его сна и покоя.
Эвелина. Ну что ж, я вижу, вы и без меня здесь замечательно развлекаетесь…
Софи. Без тебя, как бы не так! Каждый раз, как он поднимал крик, он поминал тебя. Хочешь, я тебе скажу, что я об этом думаю? Он ревнует!
Эвелина. Он?! С каких пор?!
Софи. С каких пор - не знаю. Но это буквально бросалось в глаза всю последнюю неделю. Доказательство - его бешенство при этих телефонных звонках. Да, вот еще потрясающая деталь: он ночевал здесь каждую ночь, и угадай, где он спал? В твоей постели.
Эвелина. Не в своей комнате?
Софи. Нет! Нет! У тебя! В твоей постели! Ну, в общем, в вашей прежней постели.
Эвелина. Может, она ему показалась уютнее…
Софи. А знаешь, что я обнаружила в одно прекрасное утро? В твоем секретере все было перевернуто вверх дном. Он просто-напросто вышвырнул все, что там было, на пол и так и оставил. Мне пришлось снова раскладывать все по местам. Ты думаешь, он это сделал по злобе? Нет, он явно что-то искал. А что можно искать в секретере? - письма, конечно. Улики. А вот еще… Совсем забыла самое потрясающее!
Эвелина. Интересно.
Софи. Однажды вечером, перед ужином он играл с Фредериком и вдруг - представь себе! - он берет его под мышки, ставит лицом к зеркалу, рядом с собой и долго-долго всматривается в оба отражения. Наконец Фредерику это надоело, и он спросил: «Ты смотришь, твой ли я сын?»
Эвелина. Не может быть!
Софи. Папа буквально выронил его из рук - бум! Бедняжка Фредерик плюхнулся на пол как мешок. Он совершенно обалдел и только хлопал глазами. Мы с Пюс чуть не умерли со смеху. Тогда папа обозвал нас сучками, вышел, хлопнув дверью, и больше в тот вечер не показывался. Он лег спать в четверть десятого!
Эвелина. Он так и сказал отцу: «Ты смотришь, твой ли я сын?»
Софи. Поверь мне, папа ревнует. Он тебя смешивает с грязью, он делает вид, что ему на тебя наплевать, но мысли о тебе не дают ему покоя, он с ума сходит от ревности.
Эвелина. Ну-ну, не стоит преувеличивать. К кому он может ревновать? Или - к чему? Просто его бесит, что у меня нет любовника.
Софи. А мне кажется, он вовсе в этом не уверен. Вот почему он без конца изводит тебя. Я тебе говорю, я никогда не видела его в таком состоянии, как эту последнюю неделю. Такое впечатление, будто его что-то внезапно потрясло, перевернуло всего. Ты не знаешь, что бы это могло быть?
Эвелина. А? Нет, не знаю. У твоего отца есть все необходимое для счастья, но его несчастье в том, что он одержим какой-то болезненной ностальгией по счастью. Вот почему я раз навсегда отказалась от объяснений с ним, - они ни к чему не приводят.
Софи. Нет, хоть убей, не пойму я ваших отношений. В сущности, ваша трагедия в том, что вы оба совсем молоды и так давно женаты. Двадцать лет в браке - это же с ума сойти можно! Вы слишком рано поженились.
Эвелина (смеясь). Может быть.
Софи. Если бы он встретил тебя сейчас, он бы втюрился в тебя по уши!
Эвелина. Да, и я была бы женщиной его мечты.
Софи. Господи, какая глупость! Для девушки в моем возрасте здесь есть о чем поразмыслить!
Из сада возвращается Пюс.
Пюс. Ох уж этот мне мальчишка! Чего он только не выдумает! В один прекрасный день он взорвет весь дом.
Софи. Что он там еще натворил?
Пюс. Засунул садовый шланг в курятник и пустил воду! Представляете, что там началось? Куры метались во все стороны и кудахтали как безумные. А петух - тот чуть не лопнул от ярости!
Софи. Совсем как здесь, в доме.
Эвелина. Ну что, бедная моя Пюс? Софи мне уже рассказала… Кажется, тебе здесь солоно пришлось, тебя заставили подходить к телефону…
Пюс. Да-да, поговорим-ка об этом. Черт возьми, до сих пор не могу опомниться. Заявить мне - мне! - что я у него на заметке! На заметке! Нет, вы только подумайте! Что я ему сделала? И что он себе позволяет? Просто сумасшедший какой-то. Если он впредь посмеет так обращаться со мной, то знаешь, моя дорогая, как мне ни жаль, я буду вынуждена сказать ему пару теплых слов. Он меня еще плохо знает! Он думает, Пюс размазня, безответная дурочка! Как бы не так! Пусть только подступится ко мне еще раз, - он увидит, что Пюс тоже умеет кусаться, черт возьми! Он забыл, что Пюс бретонка, а мы, бретонцы, упрямы. Я ему все выложу, не постесняюсь! Даже если потом он выставит меня вон.
Эвелина. Не стоит принимать его всерьез, ты же знаешь! Пюс. Ну как же не всерьез? Я была просто потрясена, я так плакала! Каких он мне гадостей наговорил, если б ты знала!
Эвелина. Ну, это нам не в новинку!
Пюс. Но уж теперь-то я сумею дать ему отпор! Пусть только сунется ко мне со своими идиотскими угрозами, я ему рот заткну, черт подери! А тебе тоже следовало бы вправить ему мозги в некоторых отношениях. Тебе известно, что он теперь торчит перед зеркалом вместе с детьми?
Эвелина. Да, Софи мне рассказала. Фредерик…
Пюс. А я его застала с Малышкой.
Эвелина. Ах боже мой, ее он тоже уронил?
Пюс. Нет. Как только он меня заметил, он сделал вид, будто показывает ей «козу» в зеркале, но я-то видела: он держал ее на руках и смотрелся вместе с ней в зеркало. Впрочем, если бы он занимался не этим, то с чего бы он так растерялся и закричал: «Эй, вы, когда вы перестанете шпионить за мной?»
Софи. Так и сказал?!
Пюс. Сегодня он мне заявляет, что я у него на заметке, завтра обзывает шпионкой - это уж слишком, черт возьми!
Эвелина. Да, я вижу, дела наши плохи, бедняжка Пюс!
Пюс. Вот именно, что плохи! Будь я простой гувернанткой, а не твоей кузиной, он наверняка выкинул бы меня за дверь в твое отсутствие.
Эвелина (со смехом). Ну-ну, не преувеличивай! Не принимай близко к сердцу. Все это пустяки, ты же знаешь. Пора уж привыкнуть к нему - за шестнадцать-то лет, что ты живешь вместе с нами. Он вполне способен наговорить гадостей, а через минуту с тобой же целоваться.
Пюс. Ну уж нет! Слава богу, ко мне он не лез целоваться никогда, еще чего не хватало!
Эвелина. Во всяком случае, пора перестать обижаться на него.
Пюс. Я бы рада, но с ним день ото дня становится все труднее ладить! Что это за фокусы он проделывает с зеркалами, объясни ты мне? Неужели Фредерик угадал, и он действительно засомневался, его ли это дети?
Голос Фредерика. Пюс! Пюс! Сюда, скорей! Пюс!
Пюс. Что? Что там еще стряслось? (Эвелине, от двери.)
Уж насчет Фредерика я бы на месте Жоржа ничуть не сомневалась, тут никакого зеркала не требуется - вылитый папочка! (Замечает Фредерика в саду.) Ах ты безмозглый мальчишка! Немедленно оставь кошку в покое… (Следующие ее слова теряются за сценой.)
Эвелина. Нашу Пюс просто не узнать, совсем бешеная. Ее от одного имени Жоржа начинает трясти.
Софи. Ну, а мне-то, мама, мне ты скажешь правду?
Эвелина. Какую правду?
Софи. Да я о папе… Ты ему все-таки изменяла? Ну хоть один разочек изменила или нет? Ведь не станешь же ты меня уверять, будто за двадцать лет тебя не потянуло ни к какому другому мужчине? Признайся, что у тебя был хоть один любовник или, что еще лучше, он есть у тебя сейчас. Мне это было бы так приятно услышать!
Эвелина смеется.
Ну вот, ты смеешься, а не отвечаешь.
Эвелина. Я смеюсь, оттого что мы живем в поистине необыкновенное время. Ей-богу, я им просто восхищаюсь. Моя мать как-то рассказала мне такую историю: в Шатору одна из ее подруг по пансиону ушла в монастырь, узнав, что ее мать была любовницей прокурора.
Софи. Ушла в монастырь?!
Эвелина. Да.
Софи. Господи… Это в каком же году было?
Эвелина. Погоди-ка… Лет сорок назад. Году, примерно, в тридцатом.
Софи. Вот это да!… Ай да времечко! Слава богу, мне повезло родиться позже. Подумать только!
Эвелина. Вот ты и подумай, какая пропасть легла между девицей, ушедшей в монастырь оттого, что у ее матери был любовник, и тобой, которой «было бы приятно», если бы у твоей матери их было три или четыре.
Софи. Я предпочитаю второе. А ты - нет? Ты же сказала, что тебя наше время восхищает.
Эвелина. Я и не отрицаю, просто моя личная жизнь тебя не касается. Думай все что хочешь, приписывай мне кого угодно, но я тебе ничего не скажу. Вот и все.
Софи. Ну, если бы я была замужем за таким типчиком, вроде нашего папочки, я бы ему изменяла направо и налево, уж будь уверена! Пусть бы побесился!
Эвелина. Видишь ли, когда женщина изменяет мужу, она, как правило, не извещает его об этом заказным письмом.
Софи. А я бы обязательно устроила так, чтобы он узнал. Иначе за каким чертом я бы стала ему изменять, правда? Мужчинам, которые любят делать из мухи слона, спуску давать нельзя!
Эвелина. Я вижу, характером ты пошла в папу.
Софи. В каком-то смысле - да. Не выношу, когда мне перечат. А вот ты так спокойно все переносишь… просто не понимаю, как тебе это удается. Да еще подшучиваешь надо всем. Я восхищаюсь твоей выдержкой, но мне тебя жаль; Ты же губишь свою жизнь! Ты так блестяще выглядишь для твоего возраста, ты такая красивая, элегантная, - просто тошно смотреть, как все это пропадает зря.
Эвелина. Ты очень добра, что заботишься о других.
Софи. Да не о других, о тебе! Ты не должна жить соломенной вдовой, это же абсурд! Папа сам. тебе сказал, что ему было бы только приятно, если бы ты завела любовника. Кому, как не тебе, быть любимой. Знаешь, иногда мне кажется, что ты специально не делаешь этого - ему назло. Именно потому, что его бы это очень устроило. А вообще, ты, по-моему, гораздо хитрее, чем кажешься, вот что!
Эвелина. Как бы то ни было, не ломай себе голову над моими проблемами - это бесполезно.
Софи. Понятно. Я констатирую, что ты мне не доверяешь. Что ж, очень жаль.
Эвелина. Дело вовсе не в доверии. Я тебе повторяю: моя жизнь - это моя жизнь, и ты должна знать о ней не более того, что я считаю нужным рассказать. Неужели непонятно?
Софи. Нет. Вот если бы у меня был любовник, я бы тебе рассказала.
Эвелина. И я бы тебя поняла. Думаю, что предпочла бы знать об этом. Но ты мне не мать, а дочь. Понимаешь разницу?
Софи. Ты предпочла бы знать? Правда?
Эвелина. Да.
Софи. Ну, тогда я тебе сообщаю.
Эвелина. Что?
Софи. Что у меня любовник.
Эвелина. У тебя?
Софи. Да. Тебе это неприятно?
Эвелина. И давно?
Софи. Уже полгода.
Эвелина. Ты мне не скажешь, кто он?
Софи. Нет.
Эвелина. Но я его знаю?
Софи. Ну… в общем, да, думаю, знаешь… Вполне вероятно.
Эвелина. Он твоего возраста?
Софи. Ну нет, вот еще! Скорее, папиного.
Эвелина. Папиного возраста?!
Софи. Терпеть не могу молокососов. Любовник, понимаешь, это плечо, на которое можно при случае опереться. А попробуй-ка обопрись на какого-нибудь желторотого слюнтяя - живо сверзишься.
Эвелина. Сверзишься?…
Софи. Я хочу сказать, что это ненадежно, понимаешь? Они - не мужчины. С ними не чувствуешь себя в безопасности.
Эвелина. Он женат?
Софи. Конечно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10