– Конечно, все они немного сумасшедшие, – сказал Крафт, – но не опасные.
– Я по-настоящему не соглашался с таким портретом безобидного спятившего ученого, – заметил Перуджи. – Не думаю, что все они наивны и безвредны. – По мне, так ни одному физику-ядерщику нельзя доверять всецело.
– О, здесь не тот случай, мистер Перуджи. – Крафт пытался выглядеть веселым и сердечным. – Док делает фильмы о насекомых. Образовательные. Полагаю, худшее, что он может сделать, – привозить сюда нескольких хорошеньких девочек в лунные ночи.
– Даже не балуется наркотиками? – давил Перуджи.
– Вы верите этой чепухе о Голливуде? – спросил Крафт.
– Не всему, но…
– Готов поставить последний доллар, что док чист! – сказал Крафт.
– Вот как? – заметил Перуджи. – А сколько случаев исчезновения людей в этом районе зарегистрировано за последние, скажем, двадцать лет?
С упавшим сердцем Крафт подумал: «Он видел все старые записи! Нильс был прав насчет него, даже ни разу не увидевшись с ним. На этот раз Чужаки прислали умного и проницательного человека. Перуджи знал все просчеты, допущенные Ульем ранее. Плохо, плохо, плохо…» – Крафт повернулся, чтобы спрятать свое беспокойство и вновь зашагал вперед в сторону построек, теперь находившихся от них ярдах в пятидесяти.
– Все зависит от того, кого вы называете исчезнувшим человеком, – заметил он и добавил, увидев, что Перуджи все еще стоит в тени, отбрасываемой ивами: – Идемте же! Мы не можем заставлять дока ждать.
Перуджи последовал за ним, с трудом скрывая улыбку. Шериф виден насквозь. Крафта потрясло упоминание об исчезнувших людях. Да, он был не просто обычным ничем не примечательным шерифом. В голове Перуджи вещи стали вставать на свои места. Здесь исчезли три агента, пытавшихся проверить появившееся подозрение. Выявление шерифа, который вовсе не является шерифом, придало этому подозрению новую направленность. Перуджи подумал: «Хелльстром понял, что мы готовы уплатить за „Проект 40“ любую цену. А теперь пришло время узнать, сколько готов заплатить он».
– Мне всегда казалось, что исчезнувший человек – это исчезнувший человек, – заметил он в квадратную спину Крафта.
Тот ответил не оборачиваясь:
– Это все относительно. Некоторые хотят исчезнуть. Сбежать от жены, от работы… то есть они практически пропадают. А ваш человек – иной случай. Когда я говорю «исчезнувший человек», то я подразумеваю того, кто действительно попал в затруднительное положение.
– А вы не думаете, что здесь можно попасть в такое положение?
– Мы же не на Диком Западе, – отрезал Крафт. – Это местечко куда спокойнее многих ваших городов. Мало кто запирает двери. Слишком много возни с поисками ключей. – Он ухмыльнулся через плечо. – Кроме того, здесь любят носить обтягивающую одежду и для карманов нет места.
Сейчас они уже проходили мимо дома. Вперед за голым пустырем, покрытым грязью, нависала громада сарая. Старая ограда, от которой остались одни столбы, разделяла этот пустырь. Проволоки не было. Желтеющие занавески виднелись в серых окнах выступающего в сторону ручья крыла дома, но сам он казался давно заброшенным. Здание заинтересовало Перуджи. «Пустое ли оно? Почему? Дома должны использоваться по назначению. Жил ли здесь Хелльстром со своей съемочной группой? Или они тут едят? Почему не слышно громыхания посуды, кастрюль и прочего?» – Он вспомнил замечание Портера о странностях. Очень тонкое замечание. Бросается в глаза не наличие чего-то, а скорее, отсутствие этого.
Хотя сейчас появился один определенный сигнал – кислый запах. Сперва он подумал о фотохимикалиях, но тут же отбросил это предположение. Слишком уж резким и прилипчивым был этот запах. Возможно, это связано как-то с насекомыми Хелльстрома.
Дверь на шарнирах была врезана в старую задвижную дверь сарая. Когда Перуджи и Крафт приблизились, меньшая дверь открылась, и им навстречу вышел сам Хелльстром. Перуджи узнал его по фотографиям из Архива Агентства. На Хелльстроме была рубашка с высоким воротом и серые брюки. На ногах он носил открытые сандалии. Светлые и не слишком густые волосы казались взъерошенными ветром и затем второпях приглаженными руками.
– Привет, Линк, – сказал Хелльстром.
– Привет, док.
Крафт подошел к Хелльстрому и пожал ему руку. У Перуджи, державшегося чуть позади, возникло странное впечатление отрепетированного действия. Их пожатие могло показаться с виду пожатием абсолютно незнакомых людей.
Перуджи отошел чуть в сторону, заняв место, откуда он мог видеть дверь сарая, оставленную Хелльстромом слегка приоткрытой. Сквозь щель ничего нельзя было разглядеть, кроме черноты.
Хелльстрома это, казалось, позабавило. Он усмехнулся, когда Крафт представлял его Перуджи. Рука Хелльстрома оказалась холодной и несколько суховатой. В этом человеке чувствовалась искусственная расслабленность, но пота на ладонях не было. «Он хорошо себя контролирует», – решил Перуджи.
– Вас заинтересовала наша студия? – спросил Хелльстром, кивнув в сторону двери в направлении взгляда Перуджи.
Тот подумал: «А теперь хладнокровие начинает изменять тебе». Вслух же он произнес:
– Я никогда не видел киностудий.
– Линк передал мне по телефону, что вы ищите одного из своих служащих, который мог потеряться в этом районе, – сказал Хелльстром.
– Э-э… Да, – Перуджи интересовало, почему он ничего не видит за этой приоткрытой дверью. Когда-то он бывал в Голливуде и помнил впечатление организованного беспорядка: яркие огни, девушки, камеры, суетящиеся люди, затем моменты неподвижности и тишины, когда шли съемки.
– Вы видели в окрестностях кого-нибудь? – спросил Крафт.
– Никого, кроме моих людей, – сказал Хелльстром. – Никого постороннего, во всяком случае, в последнее время. Когда эти люди предположительно пропали?
– Около недели назад, – ответил Хелльстром, вновь обращая свое внимание к Хелльстрому.
– Совсем недавно! – воскликнул Хелльстром. – Ха. А вы уверены, что они не продолжают свой отпуск где-нибудь в другом месте?
– На все сто процентов, – непоколебимо ответил Перуджи.
– Ну что ж, можете походить здесь в окрестностях, может, что-нибудь найдете, – с иронией произнес Хелльстром. – В последнее время мы были очень заняты съемками, но посторонних, думаю, мы бы заметили. Мы следим, чтобы никто не мог случайно помешать нашей работе. Я не думаю, что вам удастся найти какие-нибудь следы пребывания ваших людей в этом районе.
Крафт невольно расслабился, подумав, что, раз прочесывание было, по мнению Нильса, проделано качественно, значит, так оно и было.
– Да? – Перуджи сжал губы. Ему вдруг пришло в голову, что их разговор многопластовый. И он, и Хелльстром знают об этом. Скорее всего, шериф тоже. Много двусмысленности скрывалось между фразами, которыми они обменивались.
Перуджи дозволялось бродить по окрестностям, но найти чего-нибудь изобличающего ему не удастся. Ни один посторонний не может попасть на ферму Хелльстрома. Тот полностью уверен, что его могущественные связи не дадут конфликту выйти на поверхность. Перуджи, со своей стороны, дал понять, что ему известно об исчезновениях людей в непосредственной близости от фермы. Впрочем, Хелльстром и не отрицал этого, он просто указал на бессмысленность поисков. Каковы же тогда настоящие ставки, которые поставлены в этой игре?
– Шериф Крафт сказал, что вы работаете в компании, занятой изготовлением всякой пиротехники.
«Ага!» – подумал Перуджи, торжествуя.
– У нашей компании разнообразные интересы, мистер Хелльстром. Мы также заинтересованы в металлургии, особенно в новых производственных процессах. Мы никогда не стараемся упускать новых изобретений, представляющих потенциальную ценность.
Хелльстром секунду пристально смотрел на него.
– А вы бы не хотели осмотреть студию? Мы сейчас очень заняты, выбились из графика. – Он стал поворачиваться, но с какой-то запинкой, словно какая-то мысль только что осенила его: – Да, я надеюсь, у вас нет с собой ни радио, ни чего-нибудь в этом роде. При получении смешанных звуков мы используем коротковолновые радиопередатчики. Другие устройства могут помешать нашей работе.
«Ах ты, сукин сын! – выругался про себя Перуджи. Он небрежно сложил руки перед собой, и выключил миниатюрный наручный передатчик, добавив мысленно: – Если ты думаешь, что сможешь играть со мной в детские игры, то ошибаешься. Я отправлюсь туда и увижу больше, чем ты предполагаешь».
Хелльстром, заметив движение рук Перуджи и догадываясь о причине, пытался понять значение последних странных слов Чужака о разнообразных интересах, металлургии и новых изобретениях. Что общего это может иметь с «Проектом 40»?
30
Слова Тровы Хелльстром:
«Что бы мы ни делали в выращивании требуемых нам специалистов, мы всегда должны включать в этот процесс людей, предпочитая это хирургическому вмешательству.
Сексуальный штамм допускается только потому, что мы на практике применяем природный генетический материал. Ко всему, связанному с генной хирургией и генной инженерией, следует подходить с повышенной осторожностью. Во-первых и прежде всего, мы – люди, и никогда не должны забывать своего животного происхождения. Кем бы мы ни были, мы не боги. И что бы ни представляла из себя Вселенная, очевидно, что основана она на случайности».
– Он не передает, – сказал Джанверт, манипулируя контрольным диском своих приборов. Он сидел в тени за занавесками внутри фургона перед приемником, стоящим на полке бывшей кухни. Потное тело Ника Майерли склонилось над ним. И на без того грубые черты лица здоровяка наложилась еще более глубокая морщина озабоченности.
– Что, по вашему мнению, случилось с ним? – спросил Майерли.
– Я думаю, он специально выключил свой передатчик.
– О Господи! Почему?
– В последнем сообщении, – Джанверт постучал по записывающему магнитофону, подключенному к радиоприемнику, – Хелльстром говорил что-то насчет нежелательности принесения в студию какого-либо радиооборудования.
– Чертовски рискованно отключать передатчик, – сказал Джанверт.
– Я бы сделал то же самое, – возразил Джанверт. – Ему надо попасть в студию.
– Но все же…
– Да заткнись же! Кловис все еще снаружи со своим перископом?
– Да. – Похоже, Майерли обиделся. Он знал, что Джанверт был заместителем Перуджи в этом деле, но его раздражало такое обращение со стороны этого карлика.
– Узнай, что она там видит.
– У этой штуковины всего лишь двадцатикратное увеличение, и к тому же еще до конца не рассеялась дымка.
– В любом случае разузнай. Скажи ей, что случилось.
– Ладно.
Домик заскрипел и сдвинулся с места, когда грузное тело Майерли исчезло за дверью.
Джанверт, приподнявший наушник с правого уха, чтобы слышать Майерли, теперь опустил его на место и не мигая уставился на приемник. Что хотел сказать Перуджи своей последней странной фразой? Металлургия? Новые изобретения?
31
Из записей Тровы Хелльстром:
«Наше будущее состоит в полном приручении людей.
Следовательно, все человеческие формы Внешнего мира должны рассматриваться как дикие. В этом процессе приручения нам неизбежно придется ввести эти разнообразные человеческие формы в нашу социальную структуру. Неважно, сколь различны и разнообразны будут эти формы, ибо взаимная независимость и постоянное чувство важности нашего единства никогда не должны быть утеряны. Праматерь и лидер Улья лишь внешне отличаются от самого низшего работника. Если наиболее высокопоставленный из нас захочет вознести молитву, то в ней он должен произнести благодарность за то, что есть работники. Похвально, увидев обычного работника, подумать, что он такой же как и я, если не считать еду и квалификацию».
Войдя в студию через двойные двери, что объясняло причину, почему он не мог разглядеть ничего со двора, Перуджи почувствовал что-то странное в звуках и движениях. Этот зловонный животный запах ощущался здесь еще сильнее. Он приписал это странному сооружению за стеклом слева от него, в которым он заметил животных в клетках. Он увидел мышей, гвинейских свиней и обезьян.
Во всех кинокомпаниях, в которых прежде доводилось бывать Перуджи, он отмечал особенную тишину, наступавшую, когда энергия всей группы таинственным каналом направлялась в линзы кинокамер. Однако в этом месте все происходило по-другому. Никто не ходил на цыпочках, наоборот – с небрежным молчанием, которое показывало, что все происходившие для них – обычная вещь. Дверь с обивочным материалом заглушала то постоянное гудение, которое так раздражающе действовало на него снаружи, однако здесь оно ощущалось лишь как слабый шорох.
Похоже, работала только одна съемочная бригада. Они располагались справа от него и проводили съемки какого-то стеклянного контейнера, имевшего три фута в ширину. Стекло отражало резкие снопы света.
Хелльстром предупредил Перуджи, чтобы он не разговаривал, пока ему не дадут знак, однако Перуджи указал рукой на группу в углу и в немом вопросе поднял брови.
Нагнувшись к нему, Хелльстром прошептал:
– Мы пытаемся заснять артикуляцию частей тела насекомых в новом ракурсе. Увеличенное изображение. На самом деле внутри этого стеклянного ящика, необходимого для для установления нужного для выбранного насекомого климата.
Перуджи кивнул, подумав, почему им нужна тишина при этом. Будут ли они озвучивать фильм сразу после снятия этого эпизода? Это казалось сомнительным, но его знания о производстве фильмов были дилетантскими, которых он наспех нахватался при подготовке к этому заданию, и он понимал, что не стоит задавать этот вопрос вслух. Хелльстром будет только рад предлогу попросить выйти его из студии. Нервозность его стала еще более заметной, когда они вошли внутрь студии.
Хелльстром шел впереди, а Крафт позади, и так они по диагонали пересекли центр студии. Как всегда, когда Чужак оказывался так близко к сердцу Улья, Хелльстром не мог полностью избавиться от чувства тревоги. Слишком уж глубоко въелось в него территориальное сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44