Алану вовсе не хотелось говорить про Варну в присутствии посторонних, поэтому он смирился и промолчал. Капитан, хотя он, несомненно, не знал, что подумать, не стал, однако, возражать против присутствия Анджелы, которая поспешила вытащить кошелек и тут же вручила ему плату за проезд.
– Если это бегство влюбленных, – проговорил он, обращаясь скорее к низкому потолку, чем к ним, – то о таком мне даже слышать не приходилось. Дама платит за себя, а кавалер как будто даже и не предполагал, что она явится на корабль. Ну-ну…
– По-моему, он вообразил, будто я убежала с тобой из родительского дома, – засмеялась Анджела, когда они вышли из душной каюты и устроились в укромном уголке на корме.
– Ну, а могу ли я спросить, что ты здесь делаешь?
– Еду с тобой в Варну, – невозмутимо ответила она.
Алан вздрогнул и уставился на Анджелу, которая, съежившись, сидела рядом с ним; ее рыжие волосы были аккуратно убраны под шерстяной колпак.
– А что ты знаешь про Варну? – спросил он шепотом.
– Примерно столько же, сколько и ты. У меня хороший слух.
– Но тебе нельзя ехать со мной! Это опасно. Чтобы такая молодая девушка… нет, это безумие!
– Вот что! – Голос Анджелы стал еще более низким, как бывало всегда, когда она на чем-нибудь решительно настаивала. – Я, конечно, не знаю, как ведут себя девушки в Англии, но ты иногда говоришь такие вещи, что я начинаю думать, уж не держите ли вы их под замком, как турки.
– Не говори глупостей!
– Ну, во всяком случае, у нас в Италии другие обычаи. Девочки учатся тому же, что и мальчики, и, став взрослыми, бывают способны подвизаться на любом поприще, открытом для мужчин. И дело не только в том, что мы не хуже вас знаем греческий или латынь… Кстати, ты когда-нибудь слышал про Олимпию Морато, которая шестнадцати лет от роду читала в Ферраре лекции по философии?
– Ну, с помощью одной философии ты до Варны не доберешься, – возразил Алан.
– Как я хотела сказать, когда ты меня перебил, итальянские женщины способны и на многое другое. Они водили армии, они управляли целыми провинциями, они…
– И ничего в этом нет хорошего, – упрямо стоял на своем Алан. – Бог сотворил женщин совсем для другого: их дело – присматривать за домом. А так они совсем превратятся в мужчин – еще немного, и вы начнете щеголять бородами!
– Свинья! Невежда! Эти же самые женщины выращивали целую кучу детей и любили все то, что любят обычные женщины: танцевать, петь, шить себе наряды…
– Да, конечно, они несравненны, – насмешливо согласился он. – Вы все тут до того изумительны, что только диву даешься, как это итальянские мужчины еще ухитряются найти себе какое-нибудь занятие! Ну, да дело не в этом. Со мной ты все равно не поедешь.
– А я говорю – поеду!
– А я говорю – нет!
– А почему нет?
Алану уже надоела эта перепалка. Он далеко уступал Анджеле в красноречии, да к тому же «Дельфин» стал тяжело раскачиваться на серых, зловещего вида волнах, и ему было не до разговоров.
– Ты мне будешь только мешать, – огрызнулся он. – Устанешь, или голова у тебя разболится, или еще что-нибудь придумаешь. Ты недостаточно сильна для такой поездки.
Он почувствовал, что его собственная голова словно налилась свинцом, и испугался, что не сумеет продержаться до тех пор, пока эта отвратительная девчонка не уйдет куда-нибудь с кормы.
– «Недостаточно сильна»! – вспылила Анджела. – Ведь ты же, по-моему, видел, как я гребла на лодочных гонках!
– Прошу прощения, – буркнул Алан и, плотно сжав губы, поспешил к противоположному борту.
В этот день они больше не спорили. Алан почти все время лежал пластом на палубе, от души желая, чтобы «Дельфин» нырнул, наконец, в волны, раз и навсегда прекратив его мучения. Время от времени Анджела подходила к нему и, опустившись на колени, давала ему напиться или пососать апельсин. А потом опять принималась расхаживать по палубе в своем мужском наряде и тихонько напевать с беззаботностью, которая доводила Алана до исступления.
На следующее утро волнение улеглось. Море вокруг расстилалось блестящим синим шелком. Слева были видны голубовато-серые горы Далмации и бесчисленные прибрежные островки.
– Ну, как ты сегодня – достаточно силен? – лукаво осведомилась Анджела за завтраком. – Надеюсь, я тебе вчера не очень мешала?
Алану оставалось только промолчать.
Позже, когда они вышли на палубу, Алан наконец сдался и они заключили мир. Другого выхода у него все равно не было. Капитан Монтано собирался из Рагузы плыть дальше, и Алан знал, что не сможет заставить Анджелу не плавать на «Дельфине», пока корабль не вернется в Венецию, или отправиться из Рагузы домой с каким-нибудь другим надежным капитаном. Кроме того, он отлично понимал, что раз Анджела умудрилась разведать тайну его путешествия, а затем с помощью сложной цепи подкупов и интриг (каких именно, она отказалась ему сообщить) сумела поменяться местами с корабельным юнгой, ее обратно не отошлешь. Значит, она едет с ним, и приходится с этим примириться. А к тому же ей известна почти вся его тайна, и, пожалуй, будет лучше, если она останется под его надзором, а не отправится странствовать в одиночестве, храня в своей памяти столь опасные сведения.
– Называй меня теперь Анджело, – сказала она так невозмутимо, словно вопрос о ее имени был единственным затруднением.
Во всяком случае, им повезло, что на корабле не было других пассажиров, и они ни с кем не разговаривали, кроме Монтано, в каюте которого обедали и ужинали. Если матросы и подозревали, что Анджела – девушка, они этого никак не показывали в ее присутствии, хотя у себя в кубрике, возможно, и строили всяческие догадки.
Пьетро Монтано оказался куда более интересным человеком, чем позволял надеяться его унылый вид. Собственно говоря, у него в жизни было только две беды: скверное пищеварение и романтическая любовь к приключениям, которую не могли удовлетворить однообразные плавания по узкому Адриатическому морю.
Услышав как-то, что его молодые пассажиры рассуждают о книгах, он гордо заявил:
– У меня тоже есть книга.
И когда они кончили обедать, он достал единственный том, из которого состояла вся его библиотека, – «Путешествия» Америго Веспуччи, который несколько лет назад продвинулся на юго-запад от земель, найденных Колумбом, и открыл новый тропический материк, названный в его честь.
– Вот что следовало бы делать и мне, – заявил Монтано, на минуту оживляясь. – Плавать по океанам, находить новые материки, давать им названия. – Он величественно взмахнул рукой. – Именем бога и Венецианской республики я вступаю во владение всеми этими странами и областями с их золотом и серебром, с их богатствами, и на поверхности земли, и в ее недрах! И я объявляю, что город, который я основываю здесь, будет именоваться Сан-Пьетро в честь моего святого, а вся страна будет зваться Монтаной!
Алан взглянул на Анджелу и тотчас отвел глаза: оба они с трудом удержались от смеха.
– А вместо этого, – добавил Монтано, впадая в обычное уныние, – я продолжаю командовать этой дырявой лоханкой, из года в год перевозя из одного паршивого порта в другой хлеб и вино, изюм и лук.
– Но что тебя здесь держит? – спросила Анджела.
– Венеция не снаряжает экспедиций в далекие страны. И остальные итальянские города тоже. Их это не интересует – они не видят, где лежит будущее, и без спора уступают его испанцам и португальцам. Ведь и Америго Веспуччи, и Христофор Колумб – оба они были родом из Италии, а должны были пойти на службу к чужеземцам. А вот на это я никогда не соглашусь! – Он с комичной решимостью задрал подбородок. – Я согласен плавать только под венецианским флагом! И все же это тягостный жребий для человека, который томится по приключениям, – добавил он с тоской.
Приключения… Открытия…
Алан и Анджела говорили о них под мягкое хлопанье паруса, когда выходили подышать прохладой звездного вечера.
Старики без конца ворчат, что нынешний мир совсем помешался на приключениях и открытиях. То ли дело пятьдесят лет назад, когда все было таким привычным и установленным раз навсегда! Все верили в одно и то же: Земля стояла неподвижно, а небесные светила услужливо ходили вокруг нее, чтобы разгонять мрак ночью и днем; это был плоский мир, аккуратненько окруженный океаном, и любая страна была известна всем хотя бы по названию. Человек старался жить благочестиво и после смерти отправлялся в рай или в ад в зависимости от того, насколько это ему удавалось. Столетия текли однообразно, не принося почти никаких перемен ни к лучшему, ни к худшему. Стремление к знанию почиталось греховным, а уж наука и вовсе была дьявольским соблазном.
И вот теперь все это полетело вверх тормашками.
Мореплаватели доказали, что Земля вовсе не плоская, что она несравненно больше, чем думали прежде, и что в мире не счесть неведомых стран. Астрономы выступили с пугающими теориями, неопровержимо доказывая, что Земля вовсе не стоит неподвижно, а мчится в пространстве с ужасающей скоростью. А ученые, именовавшие себя гуманистами, уже создавали новый образ Человека – не греховной невежественной твари, робко ползающей между небесами и землей, но живого воплощения разума, способного к бесконечному развитию, к бесконечному накоплению знаний и мощи.
– Сколько нам известно такого, о чем наши прадеды и помыслить не могли! – с торжеством воскликнула Анджела.
– А сколько нам еще неизвестно? – напомнил он ей.
– Мы узнаем и это. А не мы, так кто-нибудь другой. Подумай, Алан, какое чудо: нас так много, и каждый трудится на свой лад – тот занимается математикой, тот ведет корабли…
– А тот режет трупы, чтобы посмотреть, как мы устроены внутри.
– Фу, не говори гадостей! А впрочем, ты прав: даже и это сделать необходимо.
– А причисляешь ли ты к нам Ринальдо, который смешивает свои краски в поисках новых оттенков?
– Конечно! Мы все в этом участвуем. И дядя Альд, который воскрешает в своих печатных книгах мудрость прошлого и делает ее доступной всем… И мы с тобой, потому что едем в Варну, чтобы спасти Алексида и вернуть его людям.
– А жаль, что Пьетро не знает о цели нашего путешествия, – задумчиво сказал Алан. – Быть может, его немного утешила бы мысль, что и его лоханка играет в этом немалую роль.
– Он бы не понял. Для него это не приключение. Его влекут поиски новых земель. А наши поиски вряд ли покажутся ему важными.
Несколько секунд они молчали, а потом Алан сказал:
– Мы живем в хорошее время, правда? Полное волнений и новизны, когда каждый день приносит что-то интересное.
– Да, я рада, что не родилась раньше. Ну конечно, о том, что будет после, я судить не могу.
Следующее утро принесло с собой волнения, которые, пожалуй, могли бы удовлетворить даже Монтано с его весьма прямолинейным представлением о приключениях.
Из-за обрывистых утесов, скрывавших узкий залив, выскользнуло длинное темное судно. Это была трехмачтовая боевая галера с грозным тараном на остром носу. Алан насчитал на фоне ее черного корпуса двадцать два длинных белых весла.
– Быстроходный корабль, – заметил Алан, оборачиваясь к Анджеле.
– Если он не свернет, то мили через две мы встретимся.
– Капитан отдал какую-то команду… Смотри, мы поворачиваем вправо.
– А жаль, – сказала Анджела. – Мне хотелось рассмотреть эту галеру поближе.
– Ты еще сможешь налюбоваться ею досыта, – заверил ее проходивший мимо Монтако. Тон его был даже мрачнее обычного, и Алан заметил в его глазах тревогу.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он.
– Пираты! – коротко бросил Монтано и прошел на нос, отдавая спешные распоряжения матросам.
Глава восьмая. «ДЕЛЬФИН» В БЕДЕ
Анджела и Алан испуганно посмотрели друг на друга. Алан даже удивился, заметив, что лицо девушки побелело, настолько это не вязалось с ее обычной дерзкой смелостью.
– Они нас догонят, – сказала она.
Это было более чем вероятно. «Дельфин» уже повернул и, ловя попутный ветер, торопился уйти в открытое море. Но черная галера, узкая, быстроходная, увлекаемая не ветром, а прикованными к веслам рабами, летела по волнам, как гончая за добычей.
– Пираты Адриатики – не люди, – продолжала Анджела, вздрогнув, – это хищные звери.
– Бояться нечего, – утешил ее Алан, надеясь, что его собственное лицо не выдает страха, который он испытывает. – Мы заставим их погоняться за нами, а тем временем подойдет какой-нибудь другой корабль, и они поспешат удрать.
Но в глубине души он вовсе не был в этом уверен. Любой купеческий корабль при виде пиратов, вероятно, сам поспешит удрать, предоставив «Дельфина» его судьбе. Спасти их могло только появление военной галеры – венецианской или какой-нибудь еще.
Монтано вернулся на корму и с тревогой посмотрел на преследователей. Пиратское судно, не успев отрезать им отступление, гналось за ними. До него было не больше двух миль.
Алан дернул капитана за рукав.
– Какое у нас есть оружие? – спросил он.
Монтано только пожал плечами.
– Да никакого, кроме вон той маленькой кулеврины на корме. А это не пушка, а хлопушка.
– А для рукопашной?
– Несколько пик и сабель, парочка аркебузов, еще что-то… Я раздам их своим людям. Но если пираты нас нагонят, такое оружие нам не поможет.
– А твои матросы будут драться?
– Если только им не взбредет в голову добираться до берега вплавь. Любой человек будет драться, защищая свою жизнь.
Алан посмотрел в сторону берега. Он был уже так далеко, что и самый умелый пловец вряд ли смог бы до него добраться даже в такую тихую погоду.
Монтано словно прочитал его мысли.
– Если они нас нагонят и пойдут на абордаж, то вам с ней лучше всего будет прыгнуть в воду.
– Она не доплывет. Я и сам-то вряд ли доплыву. А она только-только умеет держаться на воде.
– И все-таки пусть лучше попробует. Попасть в плен к этим молодцам – удовольствие маленькое. Мы с тобой станем гребцами на галере, а ее продадут в рабство туркам. Есть вещи и похуже смерти. Чтобы умереть, нужна одна минута, а жизнь в рабстве может длиться очень долго.
Они говорили вполголоса, но Анджела расслышала их слова. Теперь она подошла к ним, белая как полотно, даже губы ее побелели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23