Александр Волков
УДАЧНЫЙ ДЕНЬ
Как только нас отпустили вечером после первомайского костра, я побежал домой, взял удочку, одежду, провизию. Скоро к нашему дому подошли Васька Таратута и Сенька Ращупкин. Мы втроем отправились к Антошке Щукину, по прозванию дед Щукарь, который живет на самом берегу.
Дед Щукарь у нас главный распорядитель по вопросам рыбалки, на этом деле он, как говорится, собаку съел. У него хорошая лодка, самые лучшие удочки и весь прочий рыболовный припас. Его батя вернулся с воины сильно израненный и в позапрошлом году помер, но он тоже был хороший рыболов, вот от него все и перешло к Антошке.
У них семья большая: Антошкина мать и четыре сестры старше его, учатся в седьмом, восьмом, девятом и десятом классах. И всю эту "женскую бригаду", как ее называет Антошка, он ухитряется кормить рыбой не только весной и летом, но даже зимой.
Шукарь ростом невысокий, но грудастый и сильный: из нашего класса он уступает только Ваське Таратуте, и он совсем спокойный: уж как его ни дразнят, Антошка никогда нс лезет драться, только скажет надоедливому: "Эх ты, балабон, трещотка!", - отвернется и пойдет по своим делам. Одним словом, он самый что ни на есть флегматик.
Конечно, у Антошки все было уже готово: связка удочек, подсачек, еще накануне накопанные червяки в полотняном мешочке с землей, горшок с прикормом, сумка с провиантом. Мы с Васькой взяли по веслу, а Щукарь еще сунул мне ведро с водой и сказал:
- Осторожней неси, Гришуха, а то споткнешься и прольешь!
А я захохотал:
- Видно, мало воды в Дону, что с собой берешь!
- Не болтай, Челноков, - спокойно возразил Антошка. - Тут живцы, я их сегодня до свету наловил: жерлицы буду ставить.
Мы подошли к лодке, сложили багаж на землю, и Щукарь начал отмыкать замок с цепи; но тут из темноты послышалось пыхтение, и вдруг выкатилось что-то желтое, маленькое и юркое.
Мы все так и ахнули:
- Кубря!
Как это щенок деда Филимона нас подкараулил и незаметно прокрался за нами, прямо уму непостижимо! Мы с Васькой виновато поглядели друг на друга: ведь щенчишка увязался за нами. С тех пор, как мы спасли его месяца полтора назад из ледяной каши, наполнявшей Дубовый буерак, Кубря совсем отбился от хозяина и так полюбил нас, что прямо не давал покоя. Мы с Васькой в школу - щенок за нами. Мы войдем, а Кубря лежит на крыльце, лает на дверь, зачем-де моих друзей спрятала, а то еще выть примется. Сторожиха тетя Поля его метлой, а он на нее огрызается, да еще как - зубы-то у него - дай господи!
Мы принялись швырять в Кубрю кусками глины и щепками и ругать его; щенок нырнул куда-то в темноту. Уложили имущество, оттолкнули лодку, уселись.
- На Верблюжий? - спросил Сенька.
- А то куда? - ответил Щукарь, берясь за весла. - Самое сазанье место.
А в заливе щука крупная.
Верблюжий остров находится километрах в четырех выше станицы, это излюбленное место наших ночных рыбалок.
Антон начал грести, и тут на берегу послышался легкий шорох и пыхтенье: Кубря бежал за нами.
- Побежит, побежит, да и отстанет, - сказал Антошка.
- Как бы не так! Он, чертенок, настырный, - хмуро отозвался я.
Покуда мы плыли напротив домов, еще было ничего, а потом случилось вот что: за станицей, где Дон круто поворачивает направо, стоит на берегу избушка бакенщика Евстигнея Захарыча, а он рыболов почище Щукаря, и у него на берегу всегда сушатся сети. Вот в эти сети, растянутые на кольях, с размаху и вкатился наш Кубря. Вкатился, запутался и давай бузовать! Мы догадались, что он растерзаеи сети и лапами, и зубами, так они трещали вовсю...
Мы обмерли от страха. Евстигней Захарыч - казак одинокий, но хозяйственный и крутой, если поймает щенка, не развяжешься с ним за убытки. Еще хорошо Кубря разделывался с сетями потихоньку: не лаял, а чуть только повизгивал. Евстигней же, видно, по случаю праздника основательно выпил, спал и ничего не слышал.
Щукарь взял поближе к берегу, чтобы в случае чего поскорее подхватить щенка в лодку.
Вот, слышим, наш герой прорвался через все заграждения и негромко, но победительно взлаял.
- Я тебе, подлая душа! - погрозился на него горячий Васька.
А Кубря от радости еше того пуще подал голос.
Я невольно засмеялся и сказал:
- Вишь, услышал друга!
Мы еще проплыли с полкилометра, и нам дорогу перегородил мелководный залив, уходящий далеко в берег. Кубря, видно, сообразил, что обегать его чересчур далеко. А скорей всего он ничего не соображал (нам на уроках биологии говорили, что у животных нету ума, только инстинкт), а увидел, что лодка от него уплывает, и кинулся в воду.
В заливе воды было всего по колено (летом он совсем высыхает), и уж тут-то наш Кубря нашумел! Плыть ему вроде мелко, а по дну бежать глубоко. И вот он раз скакнет, раз плывнет, раз скакнет, раз плывнет! Лапами по воде колотит, как водяная мельница колесом, аж до нас брызги долетают, хотя мы и держимся на глуби.
Тут наш флегматик Антон и то не выдержал, забеспокоился.
- Да это что же, ребята, такое? - взмолился он. - Ведь он, щучий сын, нам сазанов по всему Дону всполошит!
Но отмель кончилась, и пошло глубокое место под яром, заросшим сверху малиной и ежевикой. Кубре нашему на яр, понятно, не выбраться было, и мы долго слушали, как он плыл за нами, тяжко пыхтя и сопя, еле-еле двигая лапами и, как видно выбиваясь из сил.
И мы тогда не выдержали.
- Пропадет щенчишка ни за грош! - угрюмо сказал Васька, но в голосе его слышалось восхищение непоколебимой собачьей верностью. - Подплывай к нему, Щукарь!
Антошка послушно повернул лодку, а Сенька стал светить электрическим фонариком. Мы еле-еле успели. Когда Васька Таратута протянул к щенку руку, тот уже безмолвно опускался на дно. Васька едва успел схватить его за намокшую шерсть, поднял и положил на дно лодки у своих ног. Щенка била крупная дрожь: он немало времени, пробыл в воде, а донская вода в это время холодна!
Не сговариваясь с Васькой, мы одновременно скинули с себя куртки и набросили на Кубрю. Васька сменил Антошку на веслах, и мы поплыли дальше. Мы плыли по таинственно темной воде среди чернеющих берегов, и мне вспомнилось, как Гек Финн с негром Джимом так же плыли по ночам на плоту по широкой Миссисипи и так же под ними плескалась вода и вдали чернели берега, только не было с ними глупого, привязчивого щенка.
- Боюсь я моря, ребята, - тихо сказал вдруг Щукарь.
Я не понял.
- Боишься по морю плавать? - спросил я.
- Нет, не то, - ответил Антошка. - Сейчас Дон кормит рыбой всю нашу семью, шестеро душ, а как в Цимлянском море придется рыбалить и будет ли удача - не знаю...
- Ничего, приспособишься, - утешил его Васька. - Рыбак ты способный, головастый, быть того не может, чтобы ты в море не научился ловить. Не горюй раньше времени. Как говорится, будет день, будет и хлеб.
Антошка задумчиво покачал головой.
Но вот большим черным горбом показался посреди реки Верблюжий. Мы причалили в укромном заливчике, постоянном месте наших остановок. Чтобы не напугать осторожных сазанов, мы обычно устраиваем лагерь в ложбинке за береговой чашей.
Перенести туда наш багаж и насобирать хворосту для костра было делом недолгим. Тем временем Кубря лежал на берегу под куртками и грелся, обсыхая.
Мы втроем, Антошка, Васька и я, собрались ставить за островом, в глубоком заливе, жерлицы. Сенька Ращупкин остался разводить костер и варить кашу.
Но лишь только мы отчалили от берега, как Кубря выюркнул из-под курток и стремглав плюхнулся в воду.
- Да что же это за щенчишка такой распроотчаянный! - ошеломлешю крикнул Васька, выловил Кубрю из воды и передал его с рук на руки Сеньке.
- Всех сазанов разгонит! Ты держи его, Сенька, пока мы завернемся за остров, а когда станешь разводить костер, привяжи к дереву.
Сенька, опасливо поглядывая на Кубрю, взял его на руки и сел на пенек, а мы снова отплыли. Но не успел Антошка три раза махнуть веслами, как Кубря разразился отчаянно жалобным воем такой высоты и силы, что у нас заверещало в ушах.
Щукарь выпустил весла.
- Ну, балабоны, - растерянно обратился он к нам с Васькой, - это вы виноваты, теперь, как хотите, так и унимайте своего приятеля.
Васька Таратута догадался.
- Щенок Сеньку совсем не знает, - сказал он. - Придется тебе с ним остаться. Челнок!
Я вылез и взял у Сеньки щенка, он сразу умолк и радостно завилял хвостом.
Дальше у нас с ним дело пошло как по маслу. Куда бы я ни пошел, Кубря весело переваливался за мной, и морда его, с поднятым левым ухом и опущенным правым, выражала полное удовольствие.
Когда вернулись ребята, расставив десяток жерлиц в заливе, каша была почти готова. Развалившись около пылавшего костра в светлом кругу, за которым стеной стояла ночь, мы строили догадки о нашем будущем улове.
- Ветерок тянет с юга, сазан должен брать, - говорил Антошка.
Мы лежали и радовались, так как во всем, что касается рыбалки, Щукарь у нас великий авторитет.
Каша оказалась на свежем воздухе такой вкусной, что мы ее съели мигом. Чай не захотели кипятить и напились донской воды.
- Ну теперь часика четыре можно всхрапнуть, - заявил Васька, протягиваясь во весь свой большой рост.
- Спите, - согласился Щукарь, - а я пойду прикормку разбросаю, да донки поставлю.
- Ишь ты, какой хитрый! - встрепенулся Васька. - Если ты будешь, так я тоже поставлю.
- Пожалуйста! Идем, я тебе хорошие места покажу.
Взяв фонарик, они пошли к берегу, а мы стали устраиваться на ночлег. Я и Сенька не такие уж азартные рыбаки, мы решили, что хватит с нас и завтрашнего утра - все равно Щукарь чем свет разбудит. А Васька - рыболов хоть и азартный, но не слишком толковый, у него если что и получается, то лишь под Антошкиным руководством: Васька чересчур горяч и всегда может наделать глупостей.
Я не слыхал, когда ребята вернулись с берега, и проснулся только от того, что Щукарь толкал меня ногой в бок и однообразно тянул:
- Вставай, Челнок! Вставай, вставай!
Я поднялся, и мы общими усилиями подняли Сеньку, которого разбудить оказалось еще труднее.
В ложбине между кустами было совсем темно, но когда мы осторожно выбрались на берег, стараясь, чтобы нас не видно было с воды, восточный край неба уже белел, и звезды на нем померкли. Гонимые легким ветерком, над рекой плыли белые, косматые клочья тумана.
Место, где Антошка и Васька расставили на ночь удочки, было самое что ни на есть сазанье: длинная яма под обрывистым глинистым берегом; на дне много коряг и пней, и наши станичные рыбаки не могли закидывать туда невода и ставить сети.
Подбираясь к месту, где были воткнуты в берег удилища, Антошка тихо свистнул: это у него показывало удовольствие.
- Будет дело, - шепнул он мне. - Двух на месте нет!
Я никогда не ставил удочки на ночь и не понимал, чему тут радоваться. Щукарь не стал объяснять, а направился за Васькой к его удочкам.
Васька взял первое удилище, осторожно вынул заостренный конец из земли и чертыхнулся: на конце болтался кончик лески метра в два.
- Порвал? - прошептал Антошка.
- Порвал, - огорченно признался Васька. - Видать, крупный был!
- Сам виноват, - сердито отозвался Щукарь. - Говорил тебе - не привязывай удилища!
Теперь я понял, почему доволен был Антошка. У него два крупных сазана выдернули удочки и теперь гуляли с ними по реке. А что, если они ушли слишко далеко? Но я еще не знал изобретательности нашего вожака.
С другой удочки Васька Таратута снял сазана килограмма на два: у этого не хватило силы порвать крепкую леску. Эта добыча немного утешила Ваську.
Антошка с одной из оставшихся удочек тоже снял сазана килограмма на полтора, с другой была сорвана насадка.
- Ничего, ничего! - шептал Антошка, поеживаясь от утреннего холодка. - Сейчас за беглецами пустимся.
Он вывел лодку из заливчика, вставил весла в уключины.
- Кто со мной?
Я стал спускаться в лодку.
Восток заметно светлел, но вода была еще совсем темная.
Пригнувшись, Антошка внимательно разглядывал поверхность реки. Вдруг он схватился за весла и начал быстро, но осторожно грести вверх по реке. Посмотрев туда, я увидел что-то белое. Это плавало полено, Щукарь правил прямо на него.
Когда мы подплыли совсем близко, Антошка выловил полено, и я увидел, что от него тянется крепкая бечевка, Щукарь начал перебирать ее, и скоро у него в руках оказался толстый конец удилища. Тут я понял Антошкину хитрость: сазан, конечно, не мог уйти далеко с тяжелым поленом!
- Ну, теперь смотри! - угрожающе прошипел Антошка. - Подсачек подводи с головы, да не зевай!
Щукарь поднял удилище с усилием, и большая рыба согнула его в дугу. Антошка действовал очень искусно; он водил сазана на кругах, не давая ему подойти под лодку. Мало-помалу рывки становились слабее, и, наконец, сазан боком всплыл па поверхность. Антошка подтянул его к лодке, а я удачно подвел под него подсачек.
Выбросив сазана на дно, Шукарь накрыл его своей курткой, чтобы он не слишком трепыхался.
- Кило на четыре будет, - сказал Антошка с довольным видом. - А ты молодец, ловко подхватил его.
Второе полено мы искали минут двадцать и нашли его, когда совсем рассвело. Оно оказалось на полкилометра ниже Верблюжьего и почему-то стояло торчком. Антошка сомнительно покачал головой, и я почувствовал что-то неладное.
Едва лишь он взял полено, как оно чуть не вырвалесь из рук.
Все же ему удалось удержать его, но лодка вдруг двинулась по течению, набирая ход. Щукарь пробормотал:
- Ох, там и сазанище сидит... Силен, как лошадь!
Он попытался улыбнуться, но губы его только судорожно искривились. Он перебрался на корму, а мне велел сесть за весла.
Сазан долго тащил нас с неослабевающей силой. Наконец Щукарь крикнул:
- Греби напротив, да не торопись!
Я опустил весла в воду и лишь тут почувствовал, что сазан действительно силен! Долго мы держались на месте, а потом лодка стала чуть заметно подаваться.
Когда мы подходили к острову, я так упарился, что рубашку на мне - хоть выжми. Не лучше пришлось и Антошке. Полено валялось у его ног, и он держал бечеву, но она изрезала ему руки, с ладоней сочилась кровь.
Сидевшие на берегу с удочками Сенька и Васька вскочили и что-то закричали, но нам было не до них:
1 2