И потом Флетчер не дает покоя.
- Флетчер? Что ему надо?
- Он просит не увольнять его, сэр. Все-таки нигде так не платят.
- Послушайте, Джим, я многое могу простить, но это...
- Понимаю. Вы за равенство и так далее. Он готов извиниться перед
итальянским инженером.
- Хорошо, - устало говорит Кравцов, наконец-то ему захотелось спать,
глаза просто слипаются. - Пусть завтра извинится перед всей итальянской
сменой. В присутствии наших ребят.
- Я передам ему, - с некоторым сомнением в голосе отвечает Джим. -
Ну, покойной ночи. - Он уходит.
Авторучка валится у Кравцова из руки. Он заставляет себя добраться до
койки и засыпает мертвым сном.

34
Паровой кран снял с широкой палубы "Ивана Кулибина" последний блок
кольцевого сердечника и, подержав его в воздухе, медленно опустил на
баржу. Паровой катер поволок баржу к плоту.
Монтажники отдыхали, развалясь, где попало, на палубе "Кулибина",
покуривали, говорили о своих делах. Как будто это был обычный день в
длинной череде подобных ему.
А день был необычный. Ведь сегодня будет закончен монтаж кольцевого
сердечника. Он опояшет электромагнитным поясом плот, его возбудители
нацелятся на столб, готовые к штурму...
Вот и Морозов вышел из внутренних помещений на верхнюю палубу
"Кулибина". С ним маленький Бернстайн, Брамулья в необъятном дождевике,
несколько инженеров-электриков. Остановились на правом борту, ждут катера,
чтобы идти на плот.
Кравцов бросил за борт окурок, подошел к Морозову.
- Виктор Константинович, я слышал, что завтра должны доставить
"светлячка"?
"Светлячок" - так кто-то прозвал атомную бомбу направленного
действия, которая перережет столб, и кличка прилипла к ней.
- Везут, - ответил Морозов. - Чуть ли не весь Совет Безопасности
сопровождает ее, сердешную.
- Посмотреть бы на нее. Никогда не видал атомных бомб.
- И не увидите. Не ваше это дело.
- Конечно... Мое дело скважины бурить.
Морозов прищурил на Кравцова глаз.
- Вы что хотите от меня, Александр Витальевич?
- Ничего... - Кравцов отвел взгляд в сторону. - Чего мне хотеть?
Поскорей бы закончить все - и домой...
- Э, нет. Вижу по вашему хитрому носу, что вы задумали нечто.
- Да нет же, Виктор Константинович...
- Так вот, голубчик, заранее говорю: не просите и не пытайтесь.
Многие уже просились. Пуск будет поручен специалистам. Атомщикам. Понятно?
- Там специалистам и делать нечего. Включил часовой механизм и ступай
себе, не торопясь, на катер...
- Все равно. Напрасно просите.
- А я не прошу... Только, по-моему, право на пуск имеют прежде всего
те, кто нес на плоту последнюю вахту...
- Значит, право первооткрывателей?
- Допустим, так.
- Макферсон болен, остается Кравцов. Ловко придумали. - Морозов
засмеялся, взглянул на часы. - Что это катер не идет?
Рядышком Али-Овсад беседовал с Брамульей, и на сей раз разговор их
крутился не вокруг чая и блюда из бараньих кишок, а касался высокой
материи. Чилиец мало что понимал из объяснений старого мастера, но для
порядка кивал, поддакивал, пускал изо рта и носа клубы сигарного дыма.
- Чем вы озабочены, Али-Овсад? - спросил Морозов.
- Я спрашиваю, товарищ Морозов, этот кольцевой сердечник кто крутить
будет?
- Никто не будет его крутить.
- Колесо есть, а крутиться - нет? - Али-Овсад недоуменно поцокал
языком. - Значит, работать не будет.
- Почему это не будет?
- Машина крутиться должна, - убежденно сказал мастер. - Работает,
когда крутится, - все знают.
- Не всегда, Али-Овсад, не всегда, - усмехнулся Морозов. - Вот,
например, радиоприемник - он же не крутится.
- Как не крутится? Там ручки-мручки есть. - Али-Овсад стоял на своем
непоколебимо. - А электрический ток? Протон-электрон - все крутится.
Морозов хотел было объяснить старику, как будет работать кольцевой
сердечник, но тут пришел катер. Ученые отплыли к плоту.
Стоя на корме катера, Морозов щурился от встречного ветра, задумчиво
смотрел на приближающийся плот. "Машина крутиться должна..." А ведь,
пожалуй, верно: если в момент разрезания столба плот с кольцевым
сердечником вращать вокруг него, то можно будет обойтись без громоздких
преобразователей, которые, кстати, будут готовы в последнюю очередь. Столб
- статор, плот с сердечником - ротор... Надо будет прикинуть,
рассчитать... Массу времени сэкономили бы... Можно причалить к плоту
пароход, запустить машину...
Он обернулся к Бернстайну:
- Коллега, что вы скажете по поводу одной незрелой, но любопытной
мысли...

35
"...Что за нескончаемое письмо я тебе пишу! Я как будто разговариваю
с тобой, моя родная, и мне это приятно, только вот отрывают все время.
У нас тут - дым коромыслом. Дело в том, что привезли атомную бомбу
(мы ее называем "светлячок") и понаехало столько дипломатов и военных, что
ткни пальцем и наверняка попадешь. Сама знаешь, после запрещения испытаний
ядерного оружия это первый случай, когда потребовалось взорвать одну
штуку, естественно, что Совет Безопасности всполошился и нагнал сюда своих
представителей. На "Фукуоке" народу сейчас, как летом в воскресенье на
пляже в Кунцеве. Помнишь, как мы ездили на моторке? Это было еще в те
счастливые времена, когда шарик земной имел при себе нормальную магнитную
шубу.
Установку со "светлячком" поставим на платформу и погоним к столбу.
Она прилипнет к столбу и...
Ну вот, опять оторвали. Позвонил Морозов, просит зайти к нему. А ведь
уже заполночь. Покойной ночи. Маринка!.."

36
Уилл сидел в кресле и лепил. Его длинные пальцы мяли желтый комок
пластилина. Норма Хемптон - она сидела с шитьем у стола - потянулась,
прикрутила коптящий язычок огня в лампе.
- Как же быть с Говардом, милый? - спросила она.
- Как хочешь, - ответил Уилл. - Он обращается к тебе.
- Если бы он попросил, как раньше, двадцать-тридцать фунтов, я бы и
не стала спрашивать тебя. Послала бы, и все. Но тут мальчик просит...
- Мальчику двадцать четыре года, - прервал ее Уилл. - В его возрасте
я не клянчил у родителей.
- Уилл, он пишет, что если у него не окажется этой суммы, он упустит
решающий шанс в жизни. Он с двумя молодыми людьми из очень порядочных
семей хочет основать "скрач-клуб" - это сейчас входит в моду, нечто вроде
рыцарских турниров, в доспехах и с копьями, только не на лошадях, а на
мотороллерах...
- А я-то думал - на лошадях. Ну, раз на мотороллерах, ты непременно
пошли ему чек.
- Прошу тебя, не смейся. Если я пошлю такую сумму, у меня ничего не
останется. Отнесись серьезно, Уилл. Ведь он наш сын...
- Наш сын! Он стыдится, что его отец был когда-то простым дриллером
на промысле...
- Уилл, прошу тебя...
- Я упрям и скуп, как все хайлендеры [так называют в Шотландии
жителей гор]. Ни одного пенса - слышишь? - ни единого пенса от меня не
получит этот бездельник!
- Хорошо, милый, только не волнуйся. Не волнуйся.
- Пусть подождет, - тихо сказал Уилл после долгого молчания. - В моем
завещании есть его имя. Пусть подождет, а потом основывает клуб, будь оно
проклято.
Норма со вздохом тряхнула золотой гривой и снова взялась за шитье.
Пластилин под пальцами Уилла превращался в голову с узким лицом и сильно
выступающей нижней челюстью. Уилл взял перочинный нож и прорезал глаза,
ноздри и рот.
В дверь каюты постучали. Вошел Кравцов. Вид у него был такой, словно
он только что выиграл сто тысяч. Куртка распахнута, коричневая шевелюра,
что кустарник в лесу...
- Добрый вечер! - гаркнул он с порога. И, с трудом сдерживая в голосе
радостный звон: - Уилл, поздравьте меня! Миссис Хемптон, поздравьте!
- Что случилось, парень? - спросил шотландец.
- Пуск поручили мне! - Кравцов счастливо засмеялся. - Здорово?
Уговорил-таки старика! Мне и Джиму Паркинсону. Советский Союз и Америка!
Здорово, а, Уилл?
- Поздравляю, - проворчал Уилл, - хотя не понимаю, почему вас это
радует.
- А я понимаю, - улыбнулась Норма, протягивая Кравцову руку. -
Поздравляю, мистер Кравцов. Конечно же, это большая честь. Я пошлю
информацию в газету. А когда будет пуск?
- Через два дня.
"Вас не узнать, миссис Хемптон, - подумал Кравцов. - Какая была
напористая, раньше всех узнавала новости. А теперь ничего вам не нужно,
только бы сидеть здесь..."
- О, через два дня! - Норма отложила шитье, выпрямилась. - Пожалуй,
мне надо написать... Впрочем, Рейтер послал, должно быть, официальное
сообщение в Англию...
Поскольку радиосвязи с миром не было, крупнейшие информационные
агентства взяли на себя распространение новостей на собственных реактивных
самолетах.
Кравцов подтвердил, что самолет агентства Рейтер, как всегда, утром
стартовал с палубы "Фьюриес", и Норма снова взялась за шитье.
- Еще два дня будут испытывать, - оживленно говорил Кравцов, - а
потом, леди и джентльмены, потом мы подымем "светлячка" в воздух и
расколошматим столб...
- Какого черта вы суетесь в это дело? - сказал Уилл. - Пусть атомщики
сами делают.
- Они и делают. Все будет подготовлено, а часовой механизм включим мы
с Джимом. Еле уломал Морозова. Токунага не возражал, а Совет Безопасности
утвердил...
- Ну-ну, валяйте. Постарайтесь для газет. Перед пуском скажите
что-нибудь такое, крылатое.
- Уилл, вы в самом деле так думаете? - Кравцов немного растерялся,
радость его погасла. - Неужели вы думаете, что я ради...
Он замолчал. Уилл не ответил, его пальцы с силой разминали желтый
комок пластилина.
- Ну ладно, - сказал Кравцов. - Покойной ночи.

37
Свежее утро, ветер и флаги.
Полощутся пестрые флаги расцвечивания на всех кораблях флотилии. Реют
на ветру в блеске молний красные, и звездно-полосатые, и белые с красным
кругом, и многие другие, и, конечно, голубые флаги ООН.
Ревет гроза над океаном, клубятся тучи. Давно не видели здесь люди
солнечного света.
Но теперь уже скоро, скоро!
Возле белого борта "Фукуока-мару" приплясывает на зыби катер
стремительных очертаний. Скоро в него спустятся Александр Кравцов и Джим
Паркинсон. А пока они на борту флагманского судна выслушивают последние
наставления.
- Вы все хорошо запомнили? - говорит старший из инженеров-атомщиков.
- Господа, желаю вам успеха, - торжественно говорит осанистый
представитель Совета Безопасности.
- Жалко, меня не пустили с тобой пойти, - говорит Али-Овсад.
- Не задерживайтесь, голубчики. Как только включите, - немедленно на
катер и домой, - говорит Морозов.
- В добрый час, - тихо говорит Токунага.
В гремящих серо-голубых скафандрах они спускаются в катер - Кравцов и
Паркинсон. И вот уже катер бежит прочь, волоча за собой длинные усы, и с
борта "Фукуоки" люди кричат и машут руками, и на верхних палубах других
судов черным-черно от народу, там тоже приветственно кричат и машут
руками, а на борту "Фьюриес" громыхает медью военный оркестр, а с "Ивана
Кулибина" несется могучее раскатистое "Ура-а-а!".
- Джим, вам приходилось когда-нибудь раньше принимать парад? -
Кравцов пытается спрятать за шутливой фразой радостное свое волнение.
- Да, сэр. - Джим, как всегда, непроницаем и как бы небрежен. - Когда
я был мальчишкой, я работал ковбоем у одного сумасшедшего фермера. Он
устраивал у себя на ранчо парады коров.
Из-за выпуклости океана поднимается плот. Сначала виден его верхний
край, потом вылезает весь корпус, давно уже потерявший нарядный белый вид.
Закопченный, изрезанный автогеном, в бурых подтеках. И вот уже высокий
борт плота заслонил море и небо. Плот медленно вращается вокруг Черного
столба, для этого к нему причален пароход с закрепленным в повороте рулем.
Команда эвакуирована, топки питает стокер - автокочегар.
Катер останавливается у причала. Старшина, ловко ухватившись отпорным
крюком за стойку ограждения, говорит на плохом английском:
- Сегодня есть великий день.
Он почтительно улыбается.
Кравцов и Паркинсон поднимаются на причал. Они идут к трапу, шуршит и
скрежещет при каждом шаге стеклоткань их скафандров. Сквозь смотровые
щитки гермошлемов все окружающее кажется окрашенным в желтый цвет.
Вверх по зигзагам трапа. Трудновато без лифта: все-таки тридцать
метров. Стальные узкие ступеньки вибрируют под ногами. Двое лезут вверх.
Все чаще останавливаются на площадках трапа, чтобы перевести дыхание.
Белый катер на серой воде отсюда, с высоты, кажется детской пластмассовой
игрушкой.
Наконец-то верхняя палуба.
Они медленно идут вдоль безлюдной веранды кают-компании, вдоль ряда
кают с распахнутыми дверями, мимо беспорядочных нагромождений деревянных и
металлических помостов, теперь уже ненужных. Паровой кран, склонив длинную
шею, будто приветствует их. Только не надо смотреть на океан - кружится
голова, потому что кружится горизонт...
Рябит в глазах от бесконечных вспышек молний - они прямо над головой
с треском долбят Черный столб.
"Кажется, расширилось еще больше", - думает Кравцов о загадочном поле
Черного столба. Он нарочно делает несколько шагов к центру плота, а потом
обратно, к краю. Обратно явно труднее.
Да, расширилось. Контрольный прибор, установленный на столбике возле
платформы, подтверждает это.
Ну вот и платформа. Громадный контейнер, укрепленный на ней, похож на
торпеду. Так и не увидел Кравцов своими глазами атомной бомбы: "светлячок"
был доставлен на плот в специальном контейнере с устройством, которое
должно направить взрыв в горизонтальной плоскости. Снаружи только рыльца
приборов, забранные медными сетками. Глазок предохранителя приветливо
горит зеленым светом так же, как вчера вечером, после долгого и трудного
дня испытаний, настроек, проверок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15