Он пришел к выводу, что эти существа вынудили его посадить звездолет на их платформу наверняка при помощи телепатии. Таким образом, подумал д'Орман, если он сосредоточится на какой-то одной мысли, то, может быть, ему удастся по лучить на неё ответ.
Он раздумывал над этим, когда ход его мыслей внезапно прервался. Уже не в первый раз он отмечал, что в отличие от всех пассажиров этой платформы он был одет. Впрочем, теперь он взглянул на эту проблему под другим углом: незнакомцы явно позволили ему остаться одетым. Какими психологическими причинами они руководствовались при этом? Он совершенно ничего не понимал. Просто шел, понурив голову, за незнакомцем и глядел на свои одетые в брюки ноги рядом с передвигавшимися в размеренном темпе обнаженными ногами своего спутника.
Мысль просочилась в его сознание извне так постепенно и незаметно, что д'Орман почти не осознал этого. Что-то имевшее отношение к неминуемо приближавшейся битве... Причем до баталии он должен был представить какие-то доказательства. И тогда он навсегда останется на борту этого корабля. В противном случае его ждало изгнание.
Это приходило постепенно. В какой-то момент посторонняя мысль была расплывчатой и неясной. Затем резкий спазм вывел её на иной уровень понимания, прояснявший ему ситуацию.
Сделанное ранее предупреждение становилось все более настоятельным. В приступе вновь возникшей паники д'Орман бросился к своему звездолету. Силясь открыть входной шлюз, он вдруг с безнадежностью понял, что корабль никоим образом не помогал ему убежать от этой действительности. Обессилев, он рухнул на палубу. Его ошеломила глубина завладевшего им чувства ужаса. Сомнений насчет причин такого состояния не было. Его о чем-то проинформировали и о чем-то предупредили. И от всего сообщенного повеяло жутким холодом, зловещим настроем, стальной непреклонностью. От д'Ормана требовали, чтобы он разделил образ жизни на корабле прежде, чем его пассажиры вступят в грядущую фантастическую схватку. И лишь доказав свою значимость, он будет жить вечно.
...Вечно! От одной только мысли об этом у д'Ормана на несколько долгих минут голова пошла кругом, но мало-помалу все вошло в норму. Он вдруг подумал, что неправильно истолковал сообщение незнакомца. Неминуемая схватка! Но ведь это абсурд! Что-то доказать этим существам под угрозой вечного изгнания! Но что именно?
Д'Орман ещё раз восстановил в памяти доведенную до него информацию, однако иного смысла в ней не нашел. Да, действительно, речь явно шла об изгнании и ссылке. "Может быть, это означало смерть", - отрешенно подумал он.
Д'Орман лежал на платформе с застывшей на лице гримасой, злясь на самого себя. Он вел себя как последний дурень! Потерять хладнокровие в тот самый момент, когда ему кое-как удалось вступить в контакт!
Ведь в сущности он своего добился: спросил и ему ответили. В этом положении ни в коем случае нельзя было отступать. Следовало ухватиться за эту возможность, сосредоточиться и последовательно задать сотни мучивших его вопросов. Кто эти люди? Куда направляется космический корабль? Какую энергию он использует для движения? Почему женщин на платформе втрое больше, чем мужчин?
Он окончательно запутался в своих мыслях. Внезапно д'Орман резко дернулся, почти сел: менее чем в двух метрах от него лежала женщина.
Д'Орман снова медленно прилег. Глаза у женщины сверкали, и она не мигая смотрела на него. Через минуту он почувствовал себя неловко, перевернулся на спину, напряг мускулы и замер, устремив пристальный взгляд к светлому пятнышку Галактики, которую с позиций нынешнего момента так давно покинул. Световые точки, из которых складывался этот великолепный блистательный вихрь звезд, были сейчас от него дальше, чем когда-либо.
Его жизнь до сих пор - все эти долгие и недолгие странствия к другим планетам, недели, приятно проведенные в самых неведомых уголках Космоса, казалась ему сейчас каким-то сном. Причем ещё более далеким от него в интеллектуальном, нежели в пространственно-временном плане.
Д'Орман сделал над собой усилие, чтобы встряхнуться. Не тот сейчас момент, чтобы упиваться ностальгией. Он должен был четко вбить себе в голову, что столкнулся с критической ситуацией. Ясно, что эта женщина появилась здесь не ради того, чтобы посмотреть на него. Что-то уже пришло в движение, и этому "что-то" надо было противостоять. Он напряг всю свою волю, перевернулся на бок и снова очутился лицом к лицу с этой женщиной. Впервые он внимательно присмотрелся к ней.
Внешне она выглядела вполне симпатично. Лицо с правильными чертами казалось молодым. Черные волосы были растрепаны, редковаты и производили не лучшее впечатление. Ее тело...
Д'Орман от изумления даже приподнялся и сел. До сего момента он как-то не замечал, что эта женщина отличалась от других. И только сейчас до него дошло, что она одета! На ней было длинное темное платье с прилегающим лифом и широкой юбкой, из-под которой нелепо торчали голые ноги.
Она была одета! Не было никаких сомнений в том, что это было сделано ради него, д'Ормана. Так чего же все-таки ждали от него в ответ?
Остановившимся взглядом он в смятении смотрел на нее. Глаза женщины, напоминавшие бездушные сокровища, окунулись в его. "Какие невероятные мысли скрываются за этими двумя сверкающими зеркалами души?" - подумал д'Орман, вздрагивая. Это - закрытые дверцы, за которыми скрывался образ мира, старше его реальности на три миллиона лет!
Его неожиданно пронзила мысль, странно защекотавшая нервы: женщина это нодальный элемент, мужчина - анодальный, вдруг подумал он. Их взаимодействие дает начало всем видам энергии, причем анодальный элемент может совмещаться с тремя и более нодальными.
Усилием воли д'Орман заставил себя остановиться. Неужели это его мысли? Ничего подобного ему в голову никогда и не приходило!
Он вздрогнул. Снова необычный способ общения - напрямую через нервы, - которым пользовались эти существа, застал его врасплох. Он только что узнал, что одна, две, три и даже четыре женщины могли взаимодействовать с одним мужчиной. Этим, видимо, и объяснялось отмеченное им превосходство женщин на корабле незнакомцев.
Охватившее его было сверхвозбуждение спало. Ну и что из того? Это ведь никак не объясняло, почему эта женщина находилась здесь, совсем рядом с ним. А может быть, речь шла о каком-то фантастическом предложении взять её в жены?
Он снова всмотрелся в нее, и на ум пришла полная сарказма мысль. Такое произошло с ним впервые за много месяцев. Это надо же было случиться такому: в течение двенадцати лет он успешно противостоял всем попыткам молодых особ, озабоченных поисками мужа, а здесь он наконец-то попадает в западню! Следовало немедленно выяснить, действительно ли эта молодая женщина подошла к нему, руководствуясь сугубо матримониальными мотивами.
Угроза, которая прозвучала в предупреждении того мужчины, была до сверхъестественного ясна: д'Орман знал, что для него отсчет времени уже начался. Он пододвинулся к женщине, обнял её и поцеловал. "Есть такие критические ситуации, - подумал он, - когда надо не ходить вокруг да около, а действовать напрямую, без всяких там хитростей и условностей".
Но почти сразу же ему пришлось расстаться со своим столь решительным настроением. Губы женщины были вкусны, но совершенно бесчувственны. Она не сопротивлялась, но, казалось, не понимала смысла поцелуя. Целовать её было все равно что ласкать ребенка: все время чувствуешь себя перед святой невинностью.
Ее столь близкие теперь к д'Орману глаза выглядели как два подсвеченных изнутри озера, в которых читались покорность и непонимание, а также настолько глубокая пассивность, что она выходила за рамки нормальной. Было более чем очевидно, что молодая женщина и слыхом не слыхивала о таком явлении, как поцелуй. Ее взгляд был по-нечеловечески безучастен.
И завершилось все это в конце концов самым поразительным образом. Подсвеченные изнутри озера её глаз расширились от нескрываемого удивления. Быстро и изящно она отодвинулась от него, без видимых усилий встала, повернулась и ушла. Она даже не обернулась. И вскоре тень поглотила её расплывчатый силуэт.
Д'Орман, чувствуя себя крайне неловко, проследил за ней взглядом. Какая-то часть сознания подталкивала его к тому, чтобы воспринять её бегство и, следовательно, нанесенное ей его стараниями поражение с удовлетворением, сдобренным долей иронии. Но по мере того как протекали секунда за секундой, в нем росла уверенность в том, что на самом деле побежденной стороной оказался он. Ведь это для него шел отсчет времени, а его первая попытка как-то приспособиться к жизни на корабле мрака закончилась полным провалом.
Чувство растерянности несколько ослабело, но полностью не исчезло, но д'Орман не стал ничего предпринимать, чтобы окончательно от него освободиться. Пусть этот урок постоянно напоминает о сделанном ему преду преждении. Из двух - одно: либо это предупреждение имело какой-то смысл, либо не имело его. Исходить из того, что оно не имело его вовсе, было бы чистым безумием.
Он вытянулся на полу и закрыл глаза. Космонавт чувствовал себя прескверно. Перед ним прошел уже целый жизненный цикл ииров, а он никакой гармонии в этой жизни так и не усмотрел.
Что такое? Ведь это же не его мысль!
Д'Орман вздрогнул, открыл глаза и инстинктивно попытался отодвинуться: его окружали мужчины с пылающими взглядами. Пилот даже не успел подумать, как это им удалось так быстро собраться всем вместе.
Мужчины сразу же приступили к действиям. Один из них поднял руку. В ней, возникнув из ничего, засверкал нож. Каждая частица его лезвия пламенела. Тут же все остальные незнакомцы бросились на д'Ормана и прижали его к полу, в то время как нож, такой живой на вид, опустился к его груди.
Он хотел закричать во весь голос. Его рот, лицо, гортань конвульсивно дергались, как если бы он кричал на самом деле, но с его губ не сорвалось ни звука. Лишенная воздуха, всеобъемлющая тьма Космоса насмехалась над охватившим его человеческим ужасом.
Д'Орман дернулся, пытаясь встать, но это было уже движением агонизирующего человека, поскольку нож разодрал грудь. Однако космонавт не почувствовал никакой боли, даже намека не нее. Все происходило, как во сне, когда ты видишь себя при смерти. С той лишь разницей, что его попытки вывернуться из цепких рук и вскочить на ноги были вполне реальными, как и то, что, отчаянно сопротивляясь, он одновременно тупо наблюдал за траекторией ножа.
Они вырвали у него сердце. Под обезумевшим взглядом д'Ормана один из этих демонов взял сердце в руки и стал его рассматривать.
Все происходило как в бреду: на ладони монстра ритмично и медленно билось его собственное сердце.
Д'Орман прекратил бесполезное сопротивление. Подобно птице, загипнотизированной круглым глазом змеи, он наблюдал за вивисекцией над собой.
В каком-то последнем проблеске хладнокровия он увидел, как его потрошители, осмотрев по очереди все его внутренние органы, аккуратно положили их на прежние места. Некоторые из них они изучали дольше, чем другие. В конечном счете было очевидно, что они внесли в организм определенные изменения.
Теперь его тело стало воспринимать информацию незнакомцев. Уже с первых мгновений он смутно понял, что единственным препятствием к абсолютно полному пониманию поступающей информации было то, что он переводил её в мысли. А эти сведения по своей природе носили исключительно эмоциональный характер. Они трепетно скользили вдоль нервов, приятно возбуждая их утонченными переливами, обещая бесконечное многообразие не обычных наслаждений.
Медленно, как переводчик, не знающий ни с какого, ни на какой язык он переводит, д'Орман преобразовывал в мысленные образы этот дивный поток информации. Но в ходе этого процесса преобразования она теряла всю свою многоликость и специфику. Пилот очутился в положении человека, который, раздавив козявку, удивленно рассматривает её остатки, хотя он сам лишил это существо жизни.
И все же в его голове выстраивались в единую картинку беспощадные и суровые факты. Эти создания называли себя иирами. Платформа была не космическим кораблем, а силовым полем, которое они направляли туда, куда им заблагорассудится. Полное единение с энергией жизни - такова высшая радость бытия, которой сама Природа наделила человека. Для создания поля требовалась нодальная сила женщины, но мужчины - её анодальный элемент были единственным источником этой лучезарной энергии.
Мощность этого поля энергии жизни зависела от единства мыслей всех пассажиров корабля. Поскольку предстояло неминуемое сражение с другой аналогичной платформой, наиглавнейшим для ииров делом в настоящий момент было достижение максимально возможной степени единства и полнейшей чистоты и непорочности в соблюдении установленного образа жизни. Это был их единственный шанс мобилизовать все их энергетические резервы, чтобы одержать победу.
Он, д'Орман, являлся фактором дисгармонии в этом ансамбле. Он уже вывел на время из строя одну из женщин как нодальную силу. Ему следовало встроиться в это единство. При этом быстро.
Чудо-нож покинул его тело и исчез в том же небытии, из которого и возник, а люди, точно обнаженные привидения, растаяли в сумеречном свете.
Д'Орман и не пытался последовать за ними. Он обессилел. А хладнокровная агрессия, которой он подвергся, сильно травмировала его.
Каких-либо иллюзий он не питал. В течение нескольких минут его еле мерцающий и подчиненный чужой воле разум так близко приблизился к бездне безумия, что даже сейчас он все ещё находился на грани умопомрачения. Еще никогда в жизни он не был настолько деморализован. Это было безошибочным сигналом.
Его потрясенный мозг стал понемногу восстанавливаться. Способность жить в Космосе явилась, без всякого сомнения, результатом радикальной эволюции, потребовавшей исключительно много времени. И все же ииры его приняли, а ведь он не прошел этой эволюционной перестройки.
1 2 3 4