https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkala/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Подойдя к жеребцу, наемник принялся ласкать животное, оглаживать великолепную голову и шею, похлопывать по бокам и теребить уши. Жеребец ответил на ласку, потянувшись своей прекрасной головой, чтобы ткнуться носом в человека. Тогда Железная Рука стал прямо перед ним, положил левую руку ему сзади на шею и щелкнул пальцами. Жеребец вздернул голову, навострив уши, глаза у него были блестящие и словно вопрошающие. В это мгновение Железная Рука поднял правую руку в латной рукавице и нанес жеребцу ужасный удар кулаком прямо между глаз. Жеребец рухнул, ноги его вытянулись, он был убит наповал. Железная Рука спокойно повернулся и пошел обратно к своим товарищам.
На другой день Эрве со всем отрядом наемников покинул Сиракузы и вернулся в Италию, не желая больше служить под началом Маниакеса.

– Какой удар получил этот человек! – заметил Халльдор. – Греческий военачальник еще пожалеет, что поссорился с франкскими наемниками.
Мы выводили наши галеры из гавани, уходили в дозор, и смерть жеребца была единственной темой наших разговоров.
– Маниакес не в духе с тех пор, как Абдалла улизнул от него. Теперь-то эмира вряд ли поймаешь. У него было достаточно времени, чтобы сбежать в Ливию. Но уж коль скоро мы должны ходить вдоль берега, может быть, устроим парочку набегов по собственному почину и возьмем кое-какую добычу.
Викингское чутье Халльдора было вознаграждено сверх самых его безумных мечтаний. Из пяти наших галер Харальд послал две на север, к Палермо, на тот случай, если эмир все еще там. Другие две галеры были посланы следить за побережьем, обращенным к Ливии, откуда эмир скорее всего и попытается бежать. Пятая же галера, галера Харальда, имела особую задачу. Мы должны были, идя вдоль юго-восточного побережья, осматривать заливы и гавани в поисках следов сарацинских кораблей, каковые могли бы вывезти эмира с острова. Теперь, когда Абдалла оказался в бегах, мы знали, что сможем получать сведения от обитающего на побережье населения, говорящего по-гречески.
Почти неделю мы медленно шли вдоль скалистого берега, заглядывая в расщелины и гавани, расспрашивая рыбаков и не обнаруживая ничего подозрительного. Казалось, Сицилия теперь, когда эмир потерпел поражение, вновь успокоилась, и люди вернулись к своей нормальной мирной жизни. Мы прошли уже половину побережья, когда оказались у длинной отмели из белого песка, позади которой шли низкие дюны, поросшие пучками травы. Место это представлялось весьма необычным, ибо побережье, вдоль которого мы плыли дотоле, состояло из утесов и рифов. Я спросил грека-рыбака, нашего вожатого на этом участке плавания, пользуются ли этой отмелью для высадки, и тот покачал головой. Ближайшая деревня расположена вдали от берега, а рыбаки не приходят сюда, потому что рыбы здесь мало. Я перевел его ответ Харальду, и в нем мгновенно проснулось норвежское чутье хищника. Некоторое время он оглядывал берег. Ничего. Берег казался совершенно необитаемым.
– Причаливай, – приказал Харальд рулевому. – Надо бы оглядеть это место повнимательней.
Нос галеры осторожно ткнулся в песок, и с дюжину наших спрыгнули на сушу. Слышался только легкий плеск волн. Щурясь от блеска белого песка – солнце уже садилось, – мы двинулись по пляжу.
– Вы, четверо, – приказал Харальд идущим следом за ним, – осмотрите все в том направлении, вон до тех дальних кустов. Остальные – со мной.
И он двинулся к дюнам. Я шел следом, ноги тонули в мягком песке, я изо всех сил старался не отстать. Мы прошли шагов пятьдесят, как вдруг откуда-то выскочило четверо сарацин, они бросились наутек в глубь острова – до того они сидели на корточках, прячась за дюной. Они летели так, что я видел, как мелькают голые ступни. Они напоминали зайцев, обычно ждущих до последнего момента, пока охотник не наткнется на них, а потом улепетывающих в страхе. И бежали они так же быстро, как зайцы, и нечего было надеяться поймать их. Мы остановились, глядя, как они, удаляясь, становятся все меньше. Но, оказавшись на расстоянии, не доступном для самого умелого лучника, один из беглецов остановился, повернулся и стал ждать, глядя на нас. Харальд прищурил глаза, глядя на далекую фигуру.
– На что это похоже, Торгильс? – спросил он.
– Я только что подумал, господин, что скачут они быстро, как зайцы.
– Нет, не зайцы, – сказал он. – Вспомни о птицах на гнездах. Что они делают?
Я сразу же понял.
– Покидают гнездо и бегают, как приманка, надеясь отвлечь охотника от птенцов.
– Стало быть, теперь мы поищем гнездо.
Мы вовек не нашли бы гнезда, когда бы не глаза мальчишки. Его закопали в песке под нависшим кустом. Единственное, что оставалась на поверхности, это лицо, но даже оно было прикрыто легкой хлопковой тканью того же цвета, что и песок вокруг. Но ткань от дыхания мальчика слегка сползла на сторону. Я шел мимо куста, когда увидел блеск его глаз. Я тихо поманил Харальда, который обыскивал кусты в нескольких шагах от меня, он подошел и посмотрел туда, куда я указывал. Мальчик понял, что его обнаружили. Харальд протянул руку, разбросал песок и, схватив парнишку за плечо, вытащил из укрытия. Мальчику было не больше шести-семи лет, он был худенький, с кожей, слишком светлой для сарацина, с тонкими чертами лица. Он весь дрожал от страха.
– Во имя всех святых! – воскликнул грек-рыбак, подошедший посмотреть на нашу находку. – Это же сын Абдаллы!
– Как он здесь оказался? – спросил я.
– Он ехал на лошади своего отца в тот день, когда эмир проезжал нашу деревню. Абдалла поднял его на руках, что бы показать людям и познакомить нас с нашим будущим правителем. Тут не ошибешься. Да ты взгляни-ка на его одежу. Это не крестьянский сын.
Я перевел Харальду слова рыбака, и норвежец вдруг, схватив мальчика, как куклу, подбросил в воздух, поймал и, держа на вытянутых руках над головой, повернулся к стоящему поодаль сарацину, показывая свою находку. Немного погодя сарацин пошел к нам.
– Я его наставник, – объяснил он на хорошем греческом языке резкой и гортанной скороговоркой, обычной для сарацин. Это был человек пожилой, худощавый, седобородый и явно опечаленный. – Умоляю вас, не причиняйте ему вреда.
– Где Абдалла, ваш эмир? – спросил Харальд.
– Я не знаю, – с несчастным видом ответил человек. – Мне приказано было привести мальчика на этот берег и ждать, когда нас подберут. Но я понятия не имею, когда придет корабль. Поначалу мы думали, что ваш корабль пришел за нами. А когда поняли, что ошиблись, слишком поздно было уходить, и мы попытались спрятать мальчика, надеясь, что вы уйдете.
– Торгильс, на пару слов, – сказал Харальд. – А ты, Халльдор, подержи мальчонку. – Он отвел меня на несколько шагов в сторону и откровенно спросил: – Сколько можно получить за мальчишку?
Я размышлял, а Харальд неистово торопил меня:
– Ну, давай же, думай! Абдалла не может быть слишком далеко отсюда, и он успеет получить от нас весточку. Сколько стоит мальчишка?
Я был настолько ошеломлен его напором, что начал заикаться.
– Г-г-господин, я понятия не имею.
Харальд оборвал меня.
– Что ты там говорил про тот золотой купол в Святой Земле? Что сарацины готовы отдать любые деньги за то, что им всего дороже?
– Но то была святыня.
– А разве сын и наследник не настолько же ценен для отца? Мы не можем терять время, Торгильс. Сколько калиф, или как там его, выделил на золочение купола?
– Наш проводник назвал сумму в сто тысяч динаров.
– Верно. Скажи наставнику мальчишки, что эмир получит своего сына целым и невредимым, коль заплатит сто тысяч динаров. В противном случае мы отдадим парня Маниакесу. Вот мое условие.
– Но как сможет эмир собрать такую сумму сейчас? – возразил я. – Он же в бегах.
– Я еще не слыхивал о таком, чтобы правитель, спасаясь бегством, не забрал бы с собой свои сокровища, если есть, на чем их увезти. И можешь добавить второе условие, чтобы подсластить первое. Выплатив сто тысяч, эмир не только получит обратно своего сына, но я постараюсь, чтобы наши корабли не помешали его бегству в Ливию.
Казалось бы, двурушничество Харальда должно было потрясти меня, но этого не случилось. Видно, годы, прожитые в Константинополе, сделали меня нечувствительным к козням и предательству. И конечно же, каждый норвежец в отряде ждал, что Харальд назначит цену за мальчика, и ни один из них не желал делиться выкупом с автократором, коль скоро Харальд может это устроить. Но пока Харальд говорил, его откровенное вероломство заставило меня признаться самому себе, что по сути я никогда не был предан константинопольским властителям или их приближенным, но единственно только моему народу. Оказавшись перед прямым выбором – служить басилевсу или Харальду, я не колебался.
– Я постараюсь, господин, как-нибудь это устроить, – ответил я, вспомнив, какой расчетливой бывала Пелагея в своих торговых делах. Уж она-то наверняка бы посоветовала мне извлечь из нашей удачи как можно большую выгоду.
– Хорошо, Торгильс, устраивай. И поторопись. Коль мы хотим добиться цели, все нужно проделать быстро. За три дня – не больше.
Когда я назвал эту огромную сумму, наставник мальчика чуть вздрогнул, но как умелый переговорщик, уклонился от прямой торговли.
– Куда доставить такое количество денег и как будет обеспечена безопасность мальчика? – осведомился он, блестящими глазами тревожно глядя на Халльдора, все еще держащего пленника.
– Что касается безопасности мальчика, вам придется довериться нам, – сказал я. – В наших интересах сохранить его целым и невредимым. Он нам не враг, как и его отец, коль скоро тот согласится на наше предложение. Мы будем держать мальчика на борту корабля, пока не получим выкуп.
– А сам выкуп? Как это будет передано? При виде такого количества золота люди теряют головы и хотят получить еще больше. И нарушают свое обещание.
Я задумался. Никогда прежде я не устраивал выплаты выкупа и не знал, как сделать, чтобы защитить интересы обеих сторон. Потом – наверное, меня надоумил Один – я вспомнил, как жил среди лопарей Пермии. Эти люди торговали пушниной и не доверяли чужакам, а потому проводили всякий товарообмен заглазно: оставляли свои меха на осмотр в пустынном открытом месте, покупатели же оставляли равные по стоимости товары в том же месте. Можно попытаться устроить то же и для Харальда.
– Выкуп следует привезти на этот край берега в полдень третьего дня, считая от сегодняшнего, – сказал я. – Наш корабль будет стоять в заливе достаточно близко, чтобы мы видели, как ваши люди кладут выкуп на песок и отходят на безопасное расстояние, на дюны, где их еще будет видно. На берегу буду я сам и мальчик, мы будем ждать вас на противоположном конце. Вы сможете воочию убедиться, что мальчик жив и здоров. Но вы не должны подходить ближе. Если вы это сделаете, галера сразу же подойдет и заберет мальчика. Я подойду по берегу, чтобы осмотреть выкуп, и если все будет правильно, дам знак галере забрать деньги. В это время ваши люди смогут приблизиться и взять мальчика. Ни одна из сторон не будет настолько близко к месту совершения обмена, чтобы завладеть и выкупом, и мальчиком. Старик посмотрел на меня и тихо сказал:
– Тебе я доверяю. Но не этому высокому разбойнику, вашему предводителю. Заставь его уважать наш договор. Иначе быть беде.
После того, как сарацины отправились с известием к эмиру, я объяснил условия передачи Харальду. Никогда прежде я не видел его в такой глубокой задумчивости. Он обдумывал мой план, жуя ус и сердито поглядывая на меня.
– Торгильс, – сказал он, – ты слишком долго жил среди этих людей. Ты даже думать стал, как они. Коли все пойдет не так, на берегу, разумеется, останешься сидеть ты, а не мы.
– Полагаю, все получится, – успокоил я его с уверенностью, каковой вовсе не испытывал. – Впрочем, найдется ли у эмира столько денег – это другой вопрос.
В конце концов, передача выкупа произошла именно так, как я надеялся, за исключением одной погрешности – я ее не предусмотрел, а она могла помешать осуществлению всего нашего замысла.
На третий день вскоре после полудня, когда наша галера стояла в заливе, на песчаных дюнах появился караван из пятнадцати мулов. Я сидел на дальнем краю пляжа с сарацинским мальчонкой, который за все время, что провел у нас, не произнес ни слова. Он никак не мог прийти в себя. Но он увидел приближающихся мулов, и лицо его озарилось надеждой – очевидно, он понял, что происходит. Будь я поумнее, я связал бы его по рукам, по ногам, чтобы он не сбежал, пока я осматриваю переметные сумы, которые погонщики сгрузили на другом конце пляжа, а сами удалились, но у меня не хватило духа сделать это. Он встал и помахал рукой своему наставнику, наблюдавшему за всем издали, а я жестом приказал мальчику сесть и спокойно ждать, что он и сделал. Тогда я пошел по песку к груде поклажи, сгруженной с мулов, развязал тесемки одной-другой сумы и заглянул в них. В жизни я не видел такового количества золотых монет зараз. Ни тогда, когда работал у королевского чеканщика в Лондоне – ведь он чеканил серебряную монету, ни даже тогда, когда басилевс щедро осыпал своих придворных золотом во время приема в Большом Дворце. Там было богатство, выходившее за пределы моего воображения. Как ни странно, весь выкуп был в монете, в основном, в арабских динарах, но также и в номизмах имперской чеканки. Я не заметил ни единого золотого ожерелья или повязки, украшенной драгоценными камнями, стоимость каковых требовала бы оценки. Как должны выглядеть сто тысяч динаров, я понятия не имел, а времени для пересчета не имелось, поэтому я повернулся и махнул рукой мальчику, отпуская его. Он бежал по дюнам навстречу посланцам своего отца – так он мне и запомнился.
– Торгильс, ты гений! – возликовал Харальд, сойдя на берег. Он открыл суму и зачерпнул пригоршню монет. Никогда я не видел его таким довольным. Его обычно сумрачное лицо теперь светилось радостью.
– Благодари богов, – ответил я, решив не упустить момент. – Они явно благоволят к тебе.
– Да, боги, – откликнулся он. – Фрейя, наверное, плакала много дней и ночей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43


А-П

П-Я