– Хм! Однако же погрешности обнаружились, не так ли? – проворчал сэр Чарльз.
Роджер в ответ ему улыбнулся.
– Мотив очевиден, когда знаешь, где его искать, а это неизвестно. Метод говорит о многом, если понять все его составные, а их понять невозможно. Следы заметены плохо, но надо знать, где их оставили: попробуй найди. Все это наш преступник предвидел. Приманки были разбросаны по кусочкам вокруг, мы их заглатывали и успокаивались. Потому и не могли напасть на верный след. Все было слишком хорошо задумано. Реакция полиции, публики, прессы – все было просчитано. Мне даже как-то жалко расставаться с убийцей.
– Ну-ну, мистер Шерингэм, – заметила миссис Филдер-Флемминг, – что за лирические нотки!
– Блестяще задуманное убийство всегда приводит меня в такое состояние духа. На месте убийцы я бы последние две недели сочинял оды самому себе.
– Вы и так, того гляди, начнете сочинять оды в свою честь по случаю раскрытия преступления века, – ввернула мисс Дэммерс.
– Пожалуй что да, – согласился с ней Роджер. – Итак, я начну с доказательств. Прежде всего оговорюсь: в моем арсенале нет такого количества средств, какое удалось привлечь Брэдли для обоснования своей первой версии, но, я думаю, вы согласитесь, что собранных мною доказательств и без того будет вполне достаточно. Будет уместно пройтись по перечню из двенадцати условий, которым должен соответствовать преступник, хотя, как дальше станет ясно, я согласен далеко не со всеми двенадцатью пунктами. Я принимаю и могу ответить на первые два, касающиеся того, что убийца владел элементарным знанием химии и криминалистики, но совершенно не согласен с двумя положениями третьего пункта – мне не кажется вопрос об образовании преступника таким уж существенным, и потому я не стал бы исключать из списка подозреваемых бывших учащихся частных школ и университетских выпускников. Причины я объясню позже. Четвертый пункт также не вызывает у меня доверия. Он звучит так: «убийца должен был иметь под рукой бланки фирмы „Мейсон“ или доступ к ним». Брэдли высказал неглупую мысль о том что убийца уже имел фирменный бланк, и это подсказало ему методику преступления; но, по-моему, эта мысль ошибочна. С моей точки зрения, методика была подсказана уже известным ранее делом, инструментом убийства были выбраны шоколадки (на то была своя веская причина, как я покажу дальше), причем убийца остановился на фирме «Мейсон» как наиболее известной шоколадной фабрике. Затем понадобилось раздобыть бланк фирмы, и нетрудно объяснить, как это было сделано. Следует сказать и о пятом условии. Я не согласен с формулировкой, указывающей, что преступник должен был иметь пишущую машинку «гамильтон» номер четыре или доступ к ней, но не отрицаю что факт этот вполне мог иметь место. Просто я бы сформулировал это условие в прошедшем времени. Не надо забывать, что мы имеем дело с очень осторожным преступником, он продумал преступление самым тщательным образом. Поэтому я допустил, что он не стал бы у себя дома держать пишущую машинку как слишком опасную улику и ждать, когда к нему придут и обнаружат ее. Вероятнее всего, машинка и была куплена с совершенно определенной целью. По шрифту легко определить, что машинка была не из новых. Я решил проверить свои умозаключения и потратил полдня, объездив магазины, продающие подержанные письменные машинки, и наконец наткнулся на один, где и выяснил, что машинка, соответствующая нашему описанию, действительно была куплена, и это подтверждала запись в книге. Продавец, взглянув на фотографию, которая была у меня с собой, опознал убийцу.
– А где эта машинка сейчас? – с горячей заинтересованностью спросила миссис Филдер-Флемминг.
– Полагаю, что на дне Темзы. В этом я убежден. Преступник, фигурирующий в моей версии, сделал все, чтобы не оставить улик. Переходим к шестому условию, – продолжал Роджер. – Тут у меня нет расхождений с поставленным условием: убийца действительно должен был находиться в указанный час недалеко от почтового отделения. У моего подозреваемого есть некоторое алиби, но в нем слишком много дыр. Что касается следующих двух пунктов, относительно самопишущей ручки и чернил, то это я проверить не сумел, хотя, возможно, и надо было бы, однако я не стал бы придавать такого значения этим вещам как уликам; ониксовскими ручками пользуются очень многие, да и хартфилдскими чернилами тоже, так что они не могут ничего ни добавить, ни убавить в расследовании. Кроме того, было бы вполне в манере моего подозреваемого позаимствовать на время чужую ручку с чернилами потихоньку от хозяина. И, наконец, я согласен с тем, что подозреваемый должен иметь творческий склад ума и искусные руки, и в придачу – особую ментальность преступника, но предположение, что по натуре подозреваемый человек исключительно аккуратный, считаю небезусловным.
– Ну, бросьте, – обиделся Брэдли. – Все-таки это достаточно точный вывод, как я считаю. Имеет свой резон.
– Но не в моем варианте, – возразил Роджер. Мистер Брэдли пожал плечами.
– Меня больше всего интересует бланк, – сказал сэр Чарльз. – Я считаю, на этой улике должно строиться дело против любого из подозреваемых. Как вы можете объяснить, откуда в руках у преступника оказался бланк фирмы, Шерингэм?
– Недели три назад бланк фирмы был изъят из альбома образцов гербовой бумаги в магазине при типографии Вэбстера. Затертые ластиком строки говорят, возможно, о том, что на этом месте была типографская пометка с ценой, например: «образец такой-то, цена пять шиллингов девять пенсов». В магазине Вэбстера – три альбома с од ними и теми же образцами. В двух из них есть образцы бланка фирмы «Мейсон», а из третьего его кто-то вынул. Берусь доказать, что мой подозреваемый держал в руках эти альбомы около трех недель назад.
– Неужели действительно можете? – Сэр Чарльз был поражен. – Все и вправду звучит убедительно. Что навело вас на мысль об альбомах с образцами?
– Пожелтевшие края письма, – безучастно произнес Роджер, чтобы не показать, как он польщен. – Я не мог понять, как листок из пачки бумаги мог так пожелтеть по краям и даже обесцветиться, и в конце концов сообразил, что это был отдельный листок. Далее мне пришла в голову поразительная мысль, а именно, что, гуляя по Лондону, мы то и дело видим всякого рода типографские образцы, которыми обклеены витрины типографий. Иногда их прикалывают к щитам булавками. Но на нашем бланке не было следов ни клея, ни булавок. Тогда откуда он мог взяться? Очевидно, из альбома с образцами, которые есть во всех магазинах при типографиях, и больших, и маленьких. И я отправился в типографию Вэбстера и там его отыскал.
– Да, – пробормотал сэр Чарльз, – вполне убедительно.
Он вздохнул. Можно было подумать, что сэр Чарльз в мыслях своих бросает прощальный взгляд на милую его сердцу удаляющуюся фигуру леди Пеннфазер, а заодно прощается и с великолепным делом, которое он выстроил против нее. Но внезапно его чело просветлело. И теперь могло показаться, что сэр Чарльз обратил свой внутренний взор на совсем другую и тоже знакомую фигуру – Чарльза Уайлдмена. И она тоже тихо исчезала, а вместе с ней уходило в небытие другое великолепное дело – дело против него самого.
– А теперь, – сказал Роджер, чувствуя, что затягивать далее уже неприлично, – мы подходим к нашей общей фундаментальной ошибке, о которой я уже вскользь говорил. Эта ошибка была той ловушкой, к которой, ловко расставив приманки, притащил нас преступник.
Члены Клуба выпрямились и обратились в слух.
Добродушно улыбаясь, Роджер обвел их взглядом.
– Вы, Брэдли, вчера были очень близки к разгадке. Помните, вы мимоходом сказали, что сэр Юстас, возможно, и не был намеченной жертвой. И это совершенно верно. Но я пошел дальше.
– Значит, и я попался в ловушку? – огорченно спросил мистер Брэдли. – Это что же за ловушка? И какая тут фундаментальная ошибка, которую нам подсунули?
– Какая? – Это был для Роджера звездный миг. Он дождался его. – Какая? Мы считали, что план не удался, что был убит не тот человек, на которого готовилось покушение!
И тут он был вознагражден.
– Что?!– вскричали все хором. – Господи, да как же так?! Неужели?..
– Абсолютно точно доказано, – почти пропел Роджер. – В этом-то и вся прелесть. План удался. Он был блестяще осуществлен. Никто по ошибке не был убит. Отравлен был тот, кого и требовалось отравить.
– Как это так? – не мог опомниться сэр Чарльз. – Откуда вы это взяли?
– Миссис Бендикс с самого начала была объектом преступления, – продолжал Роджер уже более сдержанно. – Вот почему так тонко был разработан сценарий. Предусматривалась мельчайшая деталь. Преступник предвидел, что, попадись Бендикс на глаза сэру Юстасу в тот момент, когда он будет разглядывать содержимое пакета, сэр Юстас непременно отдаст ему шоколад. Он также предвидел, что полиция, скорее всего, будет искать преступника среди знакомых сэра Юстаса, а не в окружении убитой. Вообразите, Брэдли, он даже предвидел, что преступление будет расценено исключительно как дело рук женщины, хотя в действительности шоколадки были выбраны как инструмент убийства лишь потому, что именно женщина должна была стать его объектом.
– Так-так-так! – неопределенно протянул мистер Брэдли.
– Из вашей версии следует, – допытывался сэр Чарльз, – что убийца был из близкого окружения убитой и не имел никакого отношения к сэру Юстасу? – Было очевидно, что он категорически не принимает версию Роджера.
– Никакого, – подтвердил Роджер. – Но сначала позвольте сказать, как я обнаружил ловушку, в которую мы все попали. На Бонд-стрит я получил следующую чрезвычайно важную информацию: миссис Бендикс видела пьесу «Скрипящий череп» раньше, еще до того, как заключила пари. Это несомненно. Первый раз она была в театре с дамой, от которой я об этом узнал. О чем это говорит? Да о том, что ей был известен ответ в том пари, которое она заключила с мужем, то есть она знала, кто в конце пьесы окажется убийцей.
Присутствующие затаили дыхание, что свидетельствовало о впечатлении, которое произвели слова Роджера.
– О! Какая немыслимая насмешка судьбы! – Мисс Дэммерс снова демонстрировала свою способность бесстрастно и отрешенно воспринимать происходящее. – Получается, она сама избрала себе кару.
– Увы, – согласился Роджер. – Даже моя знакомая дама, которая мне об этом и рассказала, была поражена, ирония затаилась в этом печальном событии. И это ее мысль, что наказание слишком жестоко для такого проступка. Но я думаю, – Роджер говорил очень тихо, чтобы не дать своему торжеству прорваться наружу, – что даже теперь вы не до конца понимаете, куда я клоню.
Все удивленно взглянули на Роджера.
– Здесь подробно говорилось о характере миссис Бендикс, и вы должны были составить представление о ней. Это была честная, прямодушная молодая женщина, которая придавала особенно большое значение (по словам моей знакомой дамы) честности и добропорядочности. Теперь ответьте: пари, на которое ей был заранее известен ответ, вписывается в этот образ? Или не вписывается?
– Хорошенькое дело! – Это был мистер Брэдли.
– Вот именно. Это психологически несовместимо с ней, да простит мне сэр Чарльз; невозможно себе представить, чтобы она могла пойти на это шутки ради; шутить она, полагаю, не очень умела, и это бесспорно. А следовательно, – твердо продолжал Роджер, – она совсем не шутила. И так же бесспорно, никакого пари не заключала. Никакого пари не было. Бендикс солгал. И следовательно, Бендиксу шоколад нужен был совсем для других целей, а вовсе не для того, о чем он говорит в своих показаниях. И теперь, зная, что содержалось в этих шоколадках, мы можем предположить, что у всего этого подоплека совсем другая. На чем, собственно, и строится моя версия.

Глава 14

Когда улеглось волнение, вызванное новым прочтением дела, круто меняющим весь сюжет, Роджер приступил к детальному рассмотрению своей версии.
– Конечно, можно ли представить себе, что мистер Бендикс убил свою жену, да еще таким коварным способом? Вообразить немыслимо. Но раз уж мы хотим быть свободны от всякой предвзятости, то должны признать, что вывод напрашивается сам собой. На то есть доказательства, и все, вплоть до мельчайших улик, говорит о том, что это именно так.
– Да, но каков же мотив? – воскликнула миссис Филдер-Флемминг.
– Мотив? О, мотив был достаточно серьезный. Во-первых, Бендикс откровенно, нет, не откровенно, – втайне! – уже тяготился ею… Вспомните, что говорили о его характере. В свое время он вел вполне разгульный образ жизни. Но, судя по всему, до конца еще не перебесился – ходят слухи, что и после женитьбы у него были женщины, и не одна, и, как в старые добрые времена, – преимущественно актрисы. Так что он совсем не святой, а напротив, не прочь позабавиться. И могу себе представить, что жена отнюдь не одобряла и не могла одобрять его увлечений. Нельзя сказать, что он ее совсем не любил, когда женился. Это как раз я допускаю. Но его всегда в первую очередь привлекали деньги. И вскоре ему стало с ней скучно. А ведь в самом деле, – произнес Роджер с видимым безразличием, – как осудишь его? Любая женщина, далее самая очаровательная, может смертельно надоесть любому нормальному мужчине, если только и будет что печься о чести, долге, порядочности, а это было как раз в ее духе, если верить моему авторитетному источнику. Их брак предстал передо мной совсем в ином свете. Вообразите: жена беспощадна к наималейшим увлечениям мужа; из года в год она терзает его упреками, поминая всякий мелкий грешок. И всегда она права, а он не прав. Она донимает его своей ханжеской добродетелью, бичуя его пороки. Может свести с ума, как многие жены, одержимые навязчивой идеей, которые всю жизнь точат мужей за то, что у них были другие женщины до того, как «он встретил ее, единственную, чистую, неповторимую, и обрек на страдания». Не подумайте, что я хочу опорочить миссис Бендикс. Я просто хочу убедить вас, что жизнь с ней была невыносима. Но это пока только косвенный мотив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30