Среди них можно было заметить короля Эдгара, архиепископа Стиганда, Эдвина и Моркара. Эти люди, как и многие другие, которых герцог увозил с собой, должны были служить ему заложниками и гарантией спокойствия среди англичан.
В гавани, где впервые он ступил ногой на английскую землю, Вильгельм оделил всевозможными подарками тех из своих воинов, которые переплывали обратно море, чтобы никто по возвращении не мог сказать, что завоевание не принесло ему выгоды.
Все население городов и деревень от моря и до Руана высыпало ему навстречу и приветствовало радостными кликами. И монастыри, и белое духовенство соперничали в усилиях и усердии, приветствуя победителя англичан, и ни монахи, ни священники не остались без наград.
Англия славилась тогда своим вышивками золотом и серебром и предметами роскоши; сверх того сильно уже развившееся мореплавание доставляло в Англию много редких и драгоценных, неизвестных еще в Галлии, вещей.
Один родственник французского короля, по имени Рауль, явился с многочисленной свитой ко двору Вильгельма во время Пасхи. Французы, не менее нормандцев, рассматривали чеканенную золотую и серебряную посуду, а также саксонские кубки для питья, сделанные из больших буйволовых рогов, оправленные в металл. Они поражались красотой и длиной волос молодых англичан, заложников короля-нормандца.

* * *

В это время в Англии епископ Одо и сын Осборна, возгордившись своим новым могуществом, пренебрегали жалобами угнетенных и отказывали им совершенно в справедливости. Если их воины грабили дома или похищали жен англичан, они их поддерживали и обрушивались на несчастных, которые, выведенные из терпения несправедливостью, осмеливались громко жаловаться на это.
Чрезмерность страданий заставила жителей восточной части попытаться избавиться от ига нормандцев с помощью чужеземцев.
Булонский граф Евстафий, который однажды, в царствование Эдуарда, был уже причиной большой сумятицы в Англии, находился тогда в ссоре с королем Вильгельмом за то, что тот держал его сына в плену. Ненависть к королю-нормандцу сблизила англичан с этим человеком, который еще недавно был их злейшим врагом.
Жители Кента отправили к Евстафию посольство и обещали ему помочь овладеть Дувром, если только он захочет оказать им помощь против нормандцев. Булонский граф изъявил на это согласие, снарядил много кораблей, распустил паруса и причалил под покровом темной ночи недалеко от Дувра. Все саксонцы страны взялись за оружие; Одо из Байе и Гуго из Монтфора переправились с частью своих воинов на ту сторону Темзу. Если бы осада затянулась хоть на два дня, жители соседних областей в огромном количестве присоединились бы к осаждающим; но Евстафий со своими воинами сделал попытку взять Дувр, и, получив неожиданный отпор, они пали духом. Ложный слух о приближении Одо, который, как говорили, возвращался с войском, поверг их в панический ужас.
Булонский граф велел трубить к отступлению; его солдаты в беспорядке устремились к своим кораблям, и нормандцы, видя, что они обратились в бегство, сделали вылазку и стали их преследовать. Многие попадали с крутых утесов, на которых расположен Дувр, сам же граф обязан был своим спасением только быстроте своего коня.
Таков был исход первой попытки в Англии сбросить господство нормандского короля; Евстафий Булонский несколько времени спустя помирился с королем Вильгельмом и, забыв своих бывших союзников, добился почестей и богатств, какие только мог ему доставить их враг.

* * *

В областях, окаймляющих длинный залив, куда впадает Северн, и к северу, в местностях, соседних с горами, не было еще в это время ни военных постов, устроенных нормандцами, ни крепких замков, построенных ими. Завоевание, если можно так выразиться, не коснулось их совершенно, его законы не имели здесь никакой силы; король не был вовсе признаваем, точно так же, как и в северной части Англии, от Бостонского залива и до реки Твид.

* * *

Известие об этом волнении достигло ушей Вильгельма и заставило его ускорить возвращение в Англию. Холодной декабрьской ночью он сел на корабль в порту Дьепп; по приезде он назначил в укреплениях Суссекса новых правителей, набранных им в Нормандии из лиц, которым он наиболее доверял. В Лондоне же он застал волнение и решил утихомирить его хитростью.
Он очень торжественно отпраздновал в Лондоне праздник Рождества Христова и, собрав вокруг себя большое число саксонских танов и епископов, осыпал их притворными ласками. Он старался показать себя очень приветливым, награждал первого встречного поцелуем; если у него чего-либо просили, он изъявлял согласие, давали ему советы – слушал; все были одурачены его коварными поступками.
Приобретя таким образом доверие целой партии отдельных лиц, Вильгельм обратился к народу. Была обнародована от его имени прокламация к жителям Лондона, которую во всеуслышание читали по церквям и площадям. Говорил он в ней следующее: «Узнайте все мою волю: я желаю, чтобы вы пользовались своими национальными законами, как в царствование короля Эдуарда; чтобы каждый сын наследовал своему отцу после его смерти, и чтобы никто из моих людей не причинял вам вреда».
Благодаря этому обещанию, как лживо оно ни было, волнение в Лондоне улеглось; к тем, кто менее расположен был подвергаться серьезному риску сопротивления властям, возвратилось спокойствие.
Сразу избавленные от трех бичей, принесенных в Англию с завоеванием, – насилия, чужеземных законов и лишения собственности, – жители Лондона утрачивали причину своих страданий. Сколько времени пользовались они уступками со стороны завоевателя – неизвестно, но в ту минуту они дали ему возможность безнаказанно удалиться из Лондона с отборными войсками для покорения свободных еще областей.
Король-нормандец направился сначала к юго-западу и, перейдя возвышенности, отделяющие провинции Дорсет и Девен, направился к Экзете. В этот город после битвы при Гастингсе спаслась бегством мать Гарольда; сюда она собрала остатки своих богатств, которые и пожертвовала на общенародное дело, ради которого пожертвовал своей жизнью ее сын. Население Экзете было многочисленно и одушевлено патриотизмом. Они укрепляли свои замки, башни и стены, велели собираться со всех окрестных областей войскам и нанимали за деньги находившихся в их гаванях чужеземных моряков. Они отправляли также посольства к жителям других городов, приглашая их присоединиться к ним и готовиться изо всех сил к борьбе с королем-чужеземцем, с которым до того времени не имели никаких дел.
Приближение войск Вильгельма было еще задолго возвещено жителям Экзете известием о производимых ими опустошениях, так как все местности, по которым они проходили, были совершенно разорены.
Нормандцы остановились на расстоянии четырех миль, и отсюда Вильгельм послал гражданам приказание сдаться и присягнуть ему в верности.
«Никогда не дадим мы клятвы в верности, – возразили они, – тому, кто выдает себя за короля, и никогда не примем его; впрочем, если он хочет получить в качестве дани подати, которые мы платим нашим королям, мы согласны платить ему ее».
«Я желаю иметь подданных, – ответил Вильгельм, – и вовсе не имею обыкновения принимать их на таких условиях».
Но таны Экзете, неизвестно по каким причинам, не ожидая нападения, явились к королю, чтобы предложить ему заложников и просить мира. Но лишь только они возвратились, граждане, бывшие далеко от того, чтобы исполнить заключенное только что условие, заперли городские ворота и снова стали готовиться к бою.
Вильгельм осадил город и, приказав поставить в виду городских стен одного из полученных им заложников, велел выколоть ему глаза.
Осада продолжалась 18 дней; значительная часть нормандской армии погибла; свежие подкрепления явились к завоевателю, но упорство граждан казалось непреодолимым. Они, может быть, и утомили бы Вильгельма, если бы таны вторично не предали их.
Таны отправились в лагерь короля со знаками покорности, с духовенством в полном облачении и священными книгами.

* * *

Обширные северные провинции представляли еще убежище для отступления и поле битвы для друзей Гарольда. Сюда устремились те, у кого не было ни земли, ни семьи, братья которых погибли, дочери были похищены, наконец, те, которые предпочитали вести суровую жизнь, чем испытать незнакомое их предкам рабство.
Эдвин и Моркар тоже бежали в северный край. Их соотечественники любили их безгранично. Много народу восстало вместе с ними; священники и монахи постоянно возносили за них молитвы.
Лишь только они явились в Мерсию и Нортумбрию, тотчас же обнаружились в этих двух областях верные признаки патриотического движения, от Оксфорда и до берегов реки Твид. Ни один нормандец не переходил еще Эмбера, и только незначительное число их проникло в сердце Мерсии. С северо-запада эта страна совершенно свободно сливалась с валлийским графством, которое, забыв древнюю вражду с саксами, вступило с ними в союз против новых завоевателей. Распространился слух, что английские и валлийские военачальники держали в горах большой совет, что они единодушно решили освободить свой остров от господства нормандцев. Великий лагерь независимости должен был образоваться по ту сторону Эмбера; главным оплотом этого движения был город Йорк, а самым последним укреплением – озера и болота севера. Многие дали клятву не спать под крышей, пока не наступит день освобождения; спали они под открытым небом, и нормандцы прозвали их дикарями.
Известие о заключении союза между саксами и шотландским королем и о враждебных сборищах на севере Англии побудило Вильгельма, не ожидая нападения, быстро начать наступательные действия.
Первым военным предприятием этой новой экспедиции была осада города Оксфорда. Граждане сопротивлялись королю-чужеземцу и стали даже осыпать его с высоты своих стен оскорблениями. Но часть городской стены, подкопанная нормандцами, обрушилась; те ворвались через эту брешь и отомстили горожанам убийствами и пожарами. Из 720 домов более 400 было разрушено. После этого был взят город Варвик, затем Лечестер, который был разрушен почти до основания, наконец Дерби, где была разрушена одна треть домов. После осады и взятия Ноттингема в нем была выстроена крепкая цитадель, и охрана ее доверена была нормандцу Вильгельму Певерелю. Он устроил себе жилище в области Дерби, на отвесной скале, на верхушке которой его замок казался висящим в воздухе, как гнездо хищной птицы.
Из Ноттингема нормандские войска двинулись на восток к Йорку. В том месте, где сближаются реки, слияние которых образует большую реку Эмбер, они встретились с соединенными силами англосаксов и валлийцев. Там, как и в битве под Гастингсом, благодаря превосходству в числе и вооружении, они шаг за шагом погнали врага с тщетно защищаемых ими позиций. Большое число англичан и валлийцев погибло; остальная часть бежала к Йорку; но преследовавшие их нормандцы одновременно с ними явились под стены города, и здесь докончено было поражение англичан.
Пораженные ужасом при виде такого несчастия и услышав о присутствии короля, жители Йорка открыли ему ворота и преподнесли ключи города вместе с заложниками.
Остатки национальной армии или, по выражению победителей, шайка мятежников и разбойников, спустилась на кораблях к Шотландии и соседним с ней английским областям. Здесь был сборный пункт побежденных под Йорком.
Победители выстроили в центре Йорка крепкую цитадель, которая, таким образом, стала оплотом завоевания на севере. Башни ее держали в страхе Нортумбрию.
В этом вновь построенном городе во главе населения, которому предстояло теперь испытать управление чужеземца, стоял человек, который, казалось, один из всех должен был бы быть избавлен от притеснений и оскорблений, сопутствующих завоеванию. Это был архиепископ Йоркский Эльдред, который после оказанного им содействия в избрании королем Эдгара и подчинения вместе с ним совершил миропомазание короля Вильгельма и сохранял с того времени ему ненарушимую верность. Среди епископов Англии он был вождем партии покорности и мира, и сдача Йорка без кровопролития была, по меньшей мере, плодом его влияния. Эльдред льстил себя надеждой, что со временем уважение к духовенству поведет за собой успокоение страны, смягчение участи народа, и эта мысль укрепляла его.
Но личный опыт рассеял его иллюзии и пояснил, что такое завоевание и чем все более и более должно было оно сделаться для всех саксонцев, как духовенства, так и светских лиц.
В один из больших годовых праздников, во время которого каждый епископ, по существовавшему в Англии обычаю, давал большой обед, случилось так, что архиепископ Эльдред велел привезти из соседних с городом своих владений обоз съестных припасов для собственной надобности. Его слуги двигались по дороге к Йорку с лошадьми и нагруженными припасами телегами. У городских ворот они встретили графа, нормандца, в сопровождении целой толпы вооруженных людей.
«Кто вы такие, – спросил их граф, – и кому везете вы эти съестные припасы?»
«Мы слуги архиепископа, – отвечали те, – и эти припасы – для домашней надобности».
Не смущаясь ни именем архиепископа, ни протестом его слуг, граф приказал сопровождавшим его людям забрать все в дорожные повозки Йоркского замка и сложить хлеб и другие съестные припасы в нормандские склады. Услыхав об этом, архиепископ Эльдред поспешно отправил депутацию из причетчиков своей церкви и горожан просить возвратить ему то, что ему принадлежало; но граф высокомерно возразил, что не возвратит ничего.
Вне себя и под влиянием угрызений совести, архиепископ возложил на короля, которого он собственноручно короновал, ответственность за эти несправедливости и в душе нарушил заключенный с ним договор. Он тотчас же уехал из Йорка разыскивать завоевателя и явился к нему в полном архиепископском облачении.
Вильгельм при виде его поднялся, чтобы по обычаю того времени обменяться с ним приветственным поцелуем;
1 2 3 4 5 6 7 8