Сначала спустилась по Ольгиевской до линии 28-го трамвая, пошла по Старопортофранковской мимо одного сквера (в Одессе их называют садиками), потом мимо другого, потом мимо 2-го роддома, в котором родила своих обожаемых деток, на остановке похвалила себя, что пошла пешком (28-го все еще не было), и стала спускаться по улице Градоначальницкой, ранее Перекопской победы. Ноги весело бежали вниз, прохожих было совсем мало, прохладный утренний ветерок выдул из головы все мрачные мысли, и Анна Эразмовна твердо решила, что главное – это жизнь и безопасность Андрея.
Милиция находилась рядом со Староконным базаром. По выходным она часто ходила сюда с детьми смотреть рыбок и птичек, собак и кошек, хомячков и морских свинок. Когда в доме перегорал утюг или тёк кран, муж искал в рядах нечто электрическое или канализационное, и не было случая, чтобы не нашел. Здесь и шмотки можно купить, и мелочевку всякую…короче, Староконный – это блошиный рынок Одессы, и одесситы любят его всем сердцем.
Возле райотдела она на секунду остановилась, надела на лицо маску библиотекарши и открыла дверь. Внутри было так пусто и уныло, как только и может быть поутру в казенном доме. На одной из облупленных дверей она прочитала табличку «О/У ОУР Литовченко В.А.», постучала и вошла.
За столом сидел спортивного вида мужик лет сорока с лицом, не обезображенным интеллектом.
– Здравствуйте, Анна Эразмовна, проходите, садитесь.
Анна Эразмовна насторожилась, произнести ее отчество вот так сразу, не исказив и не запнувшись, могли немногие. Надо было держать ухо востро.
– Доброе утро, извините, мне бы тоже хотелось узнать ваше имя-отчество, так легче будет разговаривать.
– Василий Антонович, – представился мент. «Василек-василек, мой любимый цветок», -пронеслось у нее в голове.
– Василий Антонович, я пришла к вам как член профкома библиотеки. Вы понимаете, мы все Мишину Любовь Дмитриевну уважали, она к нам после школы пришла, у нас институт культуры заочно закончила, на наших глазах замуж вышла, детей родила. Это ведь ненормально, человека убили, а кто, что, почему, никто не знает. Вот коллектив и хочет знать…
– Очень похвальное желание. Вижу, коллектив у вас здоровый, – с нескрываемой иронией произнес следователь. – Буквально вчера ваше начальство обращалось к нам по этому же поводу.
– Да? – растерялась Анна Эразмовна. – И что вы ответили?
– То же, что сейчас отвечу вам, уважаемая Анна Эразмовна. До конца следствия мы никаких сведений разглашать не имеем права. Может, это вы нам что-то хотите сообщить?
– Я вижу, вы уже поняли, никакой коллектив меня не посылал, глупости все это. Просто меня очень волнует Георгий. Вам не кажется, что любовник – это всегда фигура очень подозрительная?
– А у вас есть какие-то конкретные факты?
– Нет, никаких, – ей казалось, что она отвечает очень спокойно и уверенно.
– Так вот, у Георгия стопроцентное алиби. Его дед утверждает, что он в тот вечер из дома не выходил.
– Его дед?
– Да, его родной дедушка, Ставраки Константин Константинович, кстати, сотрудник вашей библиотеки. А вы что, не знали?
– Не знала. Раньше. Совсем недавно догадалась. Откуда он только взялся?
– Вопрос, конечно, интересный. Гражданин России, прописка московская, кстати, сейчас укатил в Москву.
– Как в Москву? И вы отпустили? Я в кино видела – у подозреваемых берут подписку о невыезде.
– Ну, мало ли что вы в кино видели, -насмешливо сказал мент. – Не волнуйтесь, мы свои меры приняли.
– А фамилия у него какая? Это, случайно, не секрет?
– Случайно не секрет. Хвамилия ему будет тоже Ставраки.
«Ню-ню», – восхитилась Анна Эразмовна, сама обожавшая коверкать великий и могучий. – «Вот вам и Вася-Василек».
– А вы фамилию отца не знаете? Это ведь фамилия матери.
~ Не интересовались. Это что, имеет какое-то значение?
– Может, и имеет. Отец у него то ли грузин, то ли армянин.
И она кратенько изложила Васильку содержание разговора с Захаровной.
– Да, это может быть важно. Идемте, Анна Эразмовна, вот мой сменщик явился, а то вы на работу опоздаете.
– У вас на самом деле так строго? – уже подъезжая к библиотеке, спросил следователь.
– На самом деле, – ответила Анна Эразмовна, которая всю дорогу размышляла о своем сне. -Василий Антонович, вы здесь остановите, а то вся библиотека будет знать, что я утром не из дома пришла. Скажут, мужика подцепила, да еще такого молодого и интересного.
Щеки Василька вдруг заалели, как маков цвет.
– Анна Эразмовна, если что-то вспомните или узнаете – звоните, – строго сказал он. «Жигуленок» обдал ее вонючим дымом из выхлопной трубы и умчался.

В отделе царило оживление: мадам Вильнер принесла бесплатную тощую газетенку с объявлениями, из тех, что стопками лежат в продуктовых магазинах. Сотрудники давно уже ничего не выписывали. Миновали времена, когда каждый получал и газеты, и научно-популярные, и толстые литературные журналы. Из, и так недлинного, списка жизненных удовольствий начисто выпало получение свежего номера журнала.
Какой это был кайф! Ты подходишь к почтовому ящику, в круглых дырочках виднеется нечто разноцветное, ах, неужели?, любимый, долгожданный!, вот он уже в руках, ни в коем случае нельзя открывать сразу, сначала нужно вдохнуть волнующий, многообещающий запах типографской краски, прижать к груди, предвкушая райское наслаждение первого просмотра, и нести, нести его домой, обладать им, лишить невинности, а уж потом пустить по рукам вожделеющих родственников.
Почему бы сотрудникам не пойти в зал периодики и не почитать свежую прессу? Вы будете очень удивлены, но работники библиотеки на работе ничего не читают. Они описывают литературу, шифруют, каталогизируют, снимают с полок, расставляют по полкам, выдают читателям, просматривают de visu, аннотируют, расписывают, подшивают, но не читают.
Вот почему народ так обрадовался газетенке и постарался извлечь максимум удовольствия из минимума информации.
– Алкоголизм излечим! Даже без ведома пьющего! – провозгласила мадам Вильнер, и Анна Эразмовна отреагировала мгновенно:
– Он продолжает пить и не ведает, что его уже вылечили.
Газета перешла к Тамарочке Петровночке, ее внимания удостоилось объявление: «У вас болит голова? Компьютер ответит, почему!». Голова болела у всех и часто, поэтому Лариса Васильевна решительно набрала указанный номер и попросила проинформировать о стоимости исследования.
– Почему так дорого? – закричала она в трубку, от унизительно-праведного гнева нищего Анна Эразмовна скривилась, как от зубной боли.
Лидусик взяла газету, и глазки ее загорелись неподдельным интересом:
– Известная знахарка и спасительница Серафима гадает, прорицает, предсказывает судьбу. Делая предсказания, Серафима использует пятнадцать видов карт, в том числе…
– Географические, – не смогла удержаться Анна Эразмовна.
Лидусик взахлеб перечисляла виды карт и гаданий из арсенала спасительницы, Анну Эразмовну особенно восхитило гадание на древнешумерских манускриптах (так они вроде писали на глиняных дощечках?), по нумерологическому коду (а по идентификационному?) и по засушенным и перетертым в порошок насекомым.
Над насекомыми ржут все. Рыжие, наглые, неистребимые тараканы давно достали отдел, и принимается решение засушить их, перетереть в порошок и продать Серафиме за большие деньги.
– А тут, между прочим, есть письма тех, кому она помогла, – сказала Лидусик.
– Дайте, дайте мне, – вырвала у нее из рук газету Анна Эразмовна, – нет, я не могу, это, как вы, мадам Вильнер, говорите, просто шедеврик:


Пошла к Серафиме с жалобами, что не могу найти себе пару. А она, едва взглянув нг разложенные карты, сказала: «Ты просто не там ищешь. Иди в воскресенье в Аркадию, в 16.00 встретишь своего суженого, звать Борис. Это твоя судьба на всю жизнь. А что каблук сломаешь – беда небольшая». Я не очень хорошо тогда поняла слова Серафимы, но все-таки в парк пойти решила. Только недолго я гуляла. На центральной аллее нога подвернулась, сломался каблук, и я упала прямо в грязь. На помощь мне бросился красивый парень… А дальше было все, о чем Серафима говорила. Сейчас мы женаты уже год.


– Вот такое письмо трудящихся. Из грязи да в жены.
С газетного разворота на Анну Эразмовну пристально смотрела здоровая, мордатая девка в вышиванке и платочке по самые брови.
– Стать что ли народной целительницей, – размышляла вслух Анна Эразмовна. – Что я, дурнее ее, что ли? А вдруг разбогатею? Ну, как идея, нормальная?
– Ненормальная, – отрезала Тамарочка Петровночка. Баба-Яга всегда против и всегда права. Не стать Анне Эразмовне народной целительницей, страшно далека она от народа.
Лариса Васильевна вскочила и на бегу сообщила:
– Я в периодику, в музей и в каталоги.
– Руки в ноги и в каталоги, – кокетливо улыбнулась мадам Волгина и тоже убежала.
Анна Эразмовна поняла, что может остаться одна, тогда из отдела не выйдешь. Она схватила ручку и пару карточек (нет, не каталожных, все давно забыли, как они выглядят, а просто нарезанных из бумаги) и решительно направилась в основной корпус.

Как же так получилось, что читатель все еще там не побывал? Здание, радующее взор классической стройностью и красотой, возвели в начале прошлого века за четыре года, и получился-таки памятник архитектуры, охраняемый государством.
Любит, очень любит Анна Эразмовна свою библиотеку, просто жить без нее не может. Впервые вошла она под сень храма науки, когда училась в восьмом классе. Школьников сюда не пускали, да и студентов – только с третьего курса. Их, троих неразлучных школьных подруг: Аню, Олю и Еву, привел Евин старший брат Шурик. Он заканчивал юридический факультет, много и упорно занимался, и как-то так получилось, что сотрудники стали просить его оказать помощь в различных делах, связанных с высшими инстанциями: то заявление написать, то просьбу, то жалобу, то объяснение. За это пользовался он полным доверием и мог не просто читать, а брать домой (что было строжайше запрещено) литературу, скрытую от глаз обычного читателя.
Вы думаете, читатели приходят в библиотеку читать? Ошибаетесь. Они приходят заниматься, готовиться к экзаменам, писать рефераты, курсовые, дипломы, искать материалы к кандидатским и докторским диссертациям, к статьям и книгам. Чтение – занятие интимное. Зачем кому-то видеть, как вы плачете, когда расстреливают Овода, когда падает на баррикаду Гаврош, когда хоронят бедного Илюшу? Зачем кому-то видеть ваше лицо, когда вы смеетесь, томитесь желанием, совершаете подвиги и бежите по волнам? Тот, кто прочитал главные книги в жизни, не может быть плохим человеком, – в это Анна Эразмовна верила свято.
Уехали, давно и далеко уехали Оля и Ева. Только разве можно жить без друзей? И в университете крепко, на всю жизнь подружилась она с Лидой и Людой, вместе ходили они сюда заниматься, сидели в Большом читальном зале, хихикали и перебрасывались записочками, глупые девчонки, и в голову тогда не приходило Анечке, что станет она Анной Эразмовной, серьезной и солидной дамой, и что вся ее жизнь и судьба будут связаны с библиотекой.
За эти годы многому научилась Анна Эразмовна, но главное, что она умела делать чуть ли не лучше всех, – это вести глубокий библиографический поиск. «В книгах есть все, надо только уметь искать», – утверждала она, и чем сложнее был вопрос, тем было интереснее и тем азартнее отдавалась она любимому занятию.
Вот и сейчас тревожащая ее смутная догадка о ноже, который поднял Андрей у тела Любы, заставила обратиться к книгам. Анна Эразмовна спустилась в каталоги, миновала алфавитный и систематический и подошла к любимому предметному. Там она отыскала ящик «Переплетное дело», выписала несколько книг и пошла в хранилище. Рыться в книгах было и ее любимым занятием, она долго и упорно боролась за свободный доступ к книжным сокровищам и была, наконец, внесена в заветный список. На лифте она поднялась в шестой ярус, свернула в темноте налево, прошла по широкому походу между стеллажами и нащупала выключатели. Лампочки между стеллажами горели не все, но шифры можно было разобрать. Нужные ей книги были старыми и хранились на самых первых стеллажах, с большинством ей повезло – они стояли низко, а за одной пришлось лезть на верхнюю полку.

– Нет, вы посмотрите на мои руки, – сказала она, заходя в отдел, – а еще считают, что у нас чистая работа.
– Конечно, мы тут сидим – книжки читаем, – подхватила любимую тему мадам Вильнер, сама только что вернувшаяся из подвала, где листала старые, неподъемные, рассыпающиеся в прах газеты.
– Ой, послушайте, что я вспомнила, -воскликнула Лидусик. – Когда я в отпуск домой ехала, в купе еще двое мужчин было, они меня спрашивают: «Девушка, вы где работаете?», а я им отвечаю: «Я библиограф», а они мне говорят: «Вот и замечательно, расскажите нам про Библию, мы давно хотели узнать».
Дамочки смеются и продолжают оживленно болтать, благо Лариса Васильевна еще не вернулась. Анна Эразмовна в разговоре не участвует, она погрузилась в изучение принесенных книг.
Умение быстро просмотреть книгу, найти то, что ищешь, не пропустить важное – одно их главных в профессии библиографа. Она листает книжки, с удовольствием читая волшебные слова: переплет, форзац, слизура, корешок, коленкор, пегамоид, гранитоль, шагрень. Удивительно, сколько инструментов нужно, чтобы переплести книгу, названия у них странные, даже страшноватые: шрифткасса, филета, штриховка, кашировка, гобель, лощильные зубы, щипцы для обработки бинтиков.
«Что за бинтики такие?» – недоумевает Анна Эразмовна, впрочем, через секунду ей становится все понятно. Книги хорошо иллюстрированы, и особое внимание она обращает на то, что ее интересует больше всего – на ножи. Она и не подозревала, что их так много.
Оказывается, при изготовлении кожаного переплета используют шерфовальные ножи, существуют немецкий, венский и французский, имеющие различную форму; при тиснении переплета золотом необходим нож для резания листового золота, еще есть костяной нож или косточка, который называется фальцбейн, а для резки картона используется специальный нож, очень острый и крепкий, состоящий «из деревянной рукоятки, внутри выдолбленной, в которую вставляется стальной клинок, имеющий форму копья, сточенного с обеих плоских сторон;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12