Оля передернула плечиками, личико едко скривилось.
- А ты знаешь, что это такое?
- Куда уж мне.
Его вдруг опять заело: пусть она маленькая и хилая, а потакать ей ни в чем нельзя - за человека считать не будет!
- И знать не хочу, - отрезал он. - Какие-то каменные уроды.
- Сам ты урод! Они скифские каменные бабы, а ты…
Откуда она все это знает? Ведь моложе его…
Одик толкнул ее, не сильно толкнул - так, чтобы не упала, напрягся и лихо вскочил на кирпичный барьерчик у окна и заглянул внутрь: в большой комнате за стеклянными витринами темнели ископаемые кости, доисторические каменные ступки, наконечники стрел, бронзовые вещи, какие-то огромные глиняные сосуды и прочая музейная дребедень…
- Мура! - Он спрыгнул на землю. - Поехали дальше.
Мимо них проходили мальчишки. Один из них вдруг наклонился к нему и пронзительно свистнул в самое ухо, второй крепко поддал его коленом под зад, и Одик больно стукнулся лбом о каменного истукана. Он устоял на ногах, сжал кулаки и крикнул:
- Как вы смеете! - Но мальчишки, наверно, и не слышали: они уже были далеко и громко хохотали. - Трусы! - Одик потер лоб. - Трусы всегда спасаются бегством!
- Уж ты бы им показал, - сказала Оля. - Ног бы не унесли.
Одик нахмурился. Почему-то опять вспомнились выстрелы в ночи и брошенная в него медуза… Бр-р-р, какая холодная и скользкая, и глаз сразу защипало. Одик замкнулся.
Они молча ходили по улицам, и он даже решил не покупать ей "Мишку на севере": нельзя перед ней рассыпаться…
Даже заснул он в эту ночь не сразу, а долго ворочался и вздыхал: думал сделать лучше, а что получилось? Когда он наконец заснул, и очень крепко, его стали тормошить. Одик разжал веки - у кровати стояла Оля и шептала в самое ухо:
- Вставай… Идем к морю, пока мама спит.
- Зачем? Я спать хочу.
Оля стащила, с него одеяло, и ему стало прохладно.
- Отстань!
- Тогда я пойду одна.
Одик стал протирать глаза и, давя рукой зевоту, подыматься.
Море было тихое, как огромное озеро, - даже наката не было, и берег был непривычно пустынный - ни души. Ни музыки, ни хохота и визга, ни загорелых тел и плеска купающихся. И во всем этом - в глубокой тишине, и в гальке, и в переливах солнца на воде, и в синей дали - было что-то таинственное, что-то загадочное.
- Смотри, как дельфины играют! - Оля показала на море.
Три черных силуэта, ловко изгибаясь в воздухе, выскакивали из воды, и брызги зажигались на солнце.
- Говорят, они очень умные, - сказала Оля, - и все понимают.
- Они и выпрыгивают сейчас, чтобы на тебя полюбоваться! - сказал Одик и пожалел.
Дельфины вдруг исчезли.
- Знаешь, почему они спрятались? - спросила Оля.
- Ну?
- Терпеть не могут глупых разговоров.
Одик промолчал и решил не обижаться. А сам подумал: странное дело, но почему-то и вправду, когда пляж полон народу, он ни разу не видел дельфинов. Боятся? Или они и верно, как о том пишут в некоторых книгах, настолько обогнали человека в своем развитии, что вид их не доставляет им большой радости?
- Смотри, пароход… - Оля показала на горизонт. - Его и не видно, один дым… Ой, краб! - Она подбежала к водорослям - они грядой лежали на гальке, - и небольшой крабик, очень похожий на громадного паука, бочком пробежал по влажным камешкам и скрылся в воде.
- А вон скалы. - Оля кивнула в ту сторону, где вдалеке виднелся причал и какие-то строения по берегу: там темнели большущие каменные глыбы. - Пошли туда… Хорошо, что наши спят!
- Пошли, - сказал Одик. В самом деле, почему бы не пойти?
С добрый километр шли они по хрустящей гальке, по сухим водорослям, по мусору, оставленному пляжниками, - обрывкам газет, ореховой скорлупе Вот и громадные глыбы. Видно, когда-то откололись они и скатились сюда с гор Они лежали на берегу, а одна - в воде. На ней сидели чайки.
- Вот бы забраться туда! - сказала Оля. - Увидели бы не только дым, а и пароход.
Одик прикинул глазами высоту глыб. Стенки их были бугроваты, в трещинах, изломах, углублениях.
- А, пожалуй, можно, - сказал он. - Босиком. Глыбы-то не гладкие.
- Ты ошалел! - ужаснулась Оля. - Голова закружится!
До чего ж плохо думала она о нем! И Одик понял: он должен влезть. В лепешку разбиться, но влезть. Ведь она в грош его не ставит! Словами не докажешь ей, какой ты на самом деле…
А какой он на самом деле? Конечно, не трус…
- Полезем, - твердо сказал Одик, - и не на эти, а на ту, что в воде… Сбрасывай сандалии!
- Ты с ума сошел! - крикнула Оля, радостно стряхнула сандалии и побежала к морю. Вода обожгла ноги, она подошла к глыбе и закинула голову. - Ого, даже не пробуй!
К ней приблизился Одик в закатанных выше колен штанах, которые у него, как и у папы, всегда сползали с живота. Он был так неуклюж, боязлив, а решил забраться на такую глыбу… Как он даже подумать об этом мог!
Одик положил ладонь на стенку.
- Лезь.
Оля повернула к нему голову:
- Ты вправду?
Крепкие руки брата приподняли ее. Сумасшедший!
Оля зацепилась руками за выступ, подтянулась, укрепила в кривой ноздреватой выбоине ступню, пристроила рядом вторую - кажется, ничего, устойчиво - и подала руку. Одик взялся за нее и полез. Она втиснулась всем телом в камень, зажмурив от страха глаза. Ничего, удержала его. Одик очутился рядом. Полезли выше. Впереди она, за ней он. Ее руки быстро выискивали и цеплялись за любую неровность, ноги ощупывали скалу, выбирали упор, и Оля подтягивалась выше. Она всегда легко лазила на деревья, а на эту скалу лезть было не трудней.
Вот только Одика приходилось тянуть. Он сопел, лицо его напрягалось, раздувалось, как резиновый шар, - вот-вот лопнет! Но он лез, только еще сильней пыхтел. Вот и последний метр подъема. Оля закинула за верхний край скалы руки, выпачкала в птичьем помете ладони и поморщилась.
- Ура! - Она подтянулась на руках и встала. - Лезь скорей!
Пальцы Одика легли к ее ногам, появилось его мокрое лицо - даже в волосах блестели капли. Он животом вывалился на площадку и встал. Его коленки были в царапинах. Даже на лбу краснела тоненькая ссадина. Одна штанина раскаталась. Он тяжело дышал, а губы улыбались…
- Виден пароход? - Он вытянул шею.
- Виден, - сказала Оля, хотя ничего, кроме хвоста черного дыма, не видела.
Здесь, на скале, было прекрасно! Хоть понятно теперь, почему городок называется Скалистый. А то ведь ровненький внизу, только выше начинаются горы… Было прохладно, и Оля поежилась. Море отсюда казалось зеленоватым, бесконечным. И все в бликах. И прозрачное до дна - то галька, то гряды водорослей: есть бурые, темно-фиолетовые бороды, есть и зеленые… Впереди, под самой скалой, дна не видно. Ох, наверно, и глубоко там!
- Одька, вот бы мама увидела!
- Визгу бы! - сказал брат.
И ей понравился его снисходительный тон: на этой высоченной скале все казалось немножко иным.
- Был тут кто-нибудь до нас? - спросил Одик.
- Миллион раз! Смотри. - Она показала на окурок, торчащий из щели в камне.
- Верно, - огорчился Одик. - А я думал, здесь есть лишь чаячьи гнезда.
- Полезем назад, - попросила Оля, - мне холодно и надо домой, а то мама, наверно, уже проснулась. - Оля подошла к краю скалы, глянула под ноги, и внутри что-то оборвалось: как они теперь слезут отсюда? Стены круто падали вниз, и совсем не видно было, куда ставить ногу. А как высоко: сорвешься - и насмерть!
- Одя, - спросила она, - как же мы слезем?
- Как влезли, так и слезем, - бодро сказал Одик. Он подошел к краю площадки, и Оля увидела в его глазах испуг. - Ничего, сейчас…
Он встал на коленки, повернулся спиной к берегу и спустил в пропасть ноги. Заболтал ими, но, видно, не мог отыскать надежного упора. Выбрался на площадку, лег на живот и стал оглядывать стенку. Лицо его медленно становилось серым. Он посмотрел на Олю, и губы его скривила странная улыбка:
- Попались в плен… Ничего, вертолетом снимут.
- Ну да, не хватало еще!.. - вспылила Оля.
Голос ее вдруг надломился, и из глаз брызнули слезы.
- Да брось ты… - Одик погладил ее по голове, а у самого губы так и тряслись. - Как-нибудь… Ведь здесь люди ходят… Кто-нибудь поможет…
- Но эти скалы в стороне от пляжа, - проплакала Оля.
- Покричим - услышат. - Он опять улыбнулся ей своими бескровными, сразу посиневшими губами.
- Смотри, мальчишки! - вскрикнула Оля. - Давай их попросим?
- Не надо мальчишек, - сказал Одик. - Лучше взрослых подождем.
И посмотрел на берег.

Глава 6
ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ

По берегу шла гурьба мальчишек. Передний, черный, как африканец, в линялых серых шортах, катил огромную, туго надутую автомобильную камеру и что-то со смехом рассказывал. За ним шагал длинноногий беловолосый мальчишка, тоже в коротких шортах, только синих, с большим рюкзаком за спиной. Один из ребят, в белой безрукавке, нес детское ведерко с кистью. Всего их было человек семь.
- Это они свистнули тебе в ухо, - сказала Оля. - Тот черный, что с колесом… Давай попросим?
- Не смей! - приказал Одик. - Они только посмеются.
- Мальчики! - крикнула Оля, когда они поравнялись со скалой. Одик мгновенно заткнул ей рот потной ладонью. Она стала вырываться. Мальчики!..
Ребята остановились.
- Ну чего вам? - недовольно спросил кативший камеру.
Одик с ужасом смотрел на них: нет, лучше сидеть на этой скале и умереть с голоду, чем встречаться с ними.
- Помогите нам слезть, - попросила Оля, - мы боимся.
На берегу раздался хохот.
Мальчишка опустил на гальку камеру, сорвал с ног синие кеды и побежал к скале. Второй, крупный, в белой безрукавке, поставил на камни ведерко и бросился за ним. Первый мальчишка, как кошка по стволу дерева, отвесно карабкался вверх, второй - по пятам за ним. Одик лишь видел, как мелькали их руки, хватаясь за выступы. И минуты не прошло, как африканец вскарабкался на скалу.
- Браво, Катран! Утер нос Ильке! - закричали с берега.
"Что за имя?" - подумал Одик и увидел рядом с собой второго, в белой безрукавке, - лоб его почему-то был повязан синей лентой.
- Ух, какой ты толстый! - сказал Катран и покачал головой. - Ну просто пузырь!
Одика бросило в дрожь: они что, сговорились с Олькой?
- А я тебя где-то видел, - продолжал Катран. - Это ты живешь у Краба?
Одик бессмысленно уставился на него.
- Ну, у этого самого… Как его?.. У Карпова, - пояснил Катран.
- Нет, - гордо и независимо промолвила Оля. - Мы живем не у крабов, мы живем у хорошего человека!
Сухое, энергичное, с колющими черными глазами лицо Катрана так и затряслось от смеха.
- Ребята, вы слыхали, что они говорят? - заорал он вниз. - Спускать их после этого с камня или нет?
- Я бы не спускал, - сказал второй, забравшийся сюда, Илька, ржавый от веснушек, большой и плотный, видно, самый старший из ребят.
Одика колотило: вот они, они… Эти самые… Эта банда… Про них и Лиля говорила и Виталик… Они жестокие и бесцеремонные, а Олька позвала их на помощь! Как бы не сбросили еще со скалы…
- Быстрей вы, некогда! - крикнул паренек с рюкзаком.
- Ладно уж, - милостиво сказал Одику с Олей Катран. - Снимай ремень.
Одик стоял как в столбняке и не мог пошевелиться.
- Ну, кому говорят? - Катран даже легонько двинул его в плечо. Девчонку жаль, а тебя, толстяк, оставить бы здесь на съедение чайкам.
Говоря это, он вытащил из петель своих шортов ремень, привязал его к ремню Ильки, чуть не с силой снял ремень с Одика - его штаны тут же поползли вниз, но он, несмотря на страх, по привычке своевременно натужил живот, чтоб не сползли.
- Как ты живешь с таким пузом? - с любопытством спросил Катран. - Как залез-то сюда?
- А тебе что?
Одик ненавидел и боялся этих ребят.
- Он зато может очень быстро бегать, - сразу вступилась за него Оля. - И еще он очень сильный, а живот может пройти. Он ведь мальчик еще.
- Жди! - захохотал Катран.
Одик не знал, что делать, что сказать.
В это время Катран быстро обвязал Олю ремнем вокруг пояса, и она, глупышка, еще улыбнулась ему.
- Мы тебя будем страховать, - инструктировал ее Катран, - а слезать будешь сама… Ну, живо!
Они с Илькой за руки спустили ее за край скалы и, когда Оля зацепилась ногами за выбоины и полезла вниз, стали потихоньку стравливать ремень.
- А твою тушу выдержит ремень? - со смехом спросил у Одика Илька, когда спустили Олю.
- Н-ннее з-знаю, - выдавил Одик.
Его по-прежнему трясло.
- А кто ж знает? - завопил Илька. - Угробишься - потеря невелика!
"Не надо! Не хочу! - рвалось из Одика. - Я позову взрослых, и они снимут меня!" Он оцепенел и позволил им подтолкнуть себя к краю скалы, перевалить через этот край, и почти в беспамятстве, весь горящий и оглушенный страхом, он полез, хватаясь руками и ногами за выступы и углубления и все время чувствуя натянутый ремень. Уже у самой воды он сорвался с уступа, но ремень спас.
Внизу его приняли руки других мальчишек, и он, обессилевший, поплелся к берегу, где Оля уже надевала сандалии.
Все произошло так внезапно, мальчишки были такие нахальные и быстрые, они так обозвали Георгия Никаноровича, они - конечно же, они! - швырнули тогда в него медузу, а вот сейчас выручили их, и Одик не знал, как вести себя, как держаться с ними.
- Спасибо, ребята, - сказала Оля, - за меня и за Одика…
- А кто это? - раздалось сверху, со скалы, где оставались Катран с Илькой.
- Он. - Оля ткнула пальцем в Одика, но никто уже не обращал на них внимания.
Катран вдруг скинул линялые шорты, сбросил рубашку, и оказалось, что он стройный, мускулистый и весь черный. Ну прямо как грач. На нем были тугие синие плавки. Сунув Ильке одежду, он подошел к краю скалы и прыгнул.
Оля от страха ойкнула. Катран летел на фоне белых тучек - руки вперед, упругий, легкий - и, как заостренный прутик, аккуратно вошел в воду. Цок! И стремительным кролем ринулся к берегу. И никто, никто, кроме Оли с Одиком, кажется, и не смотрел, как он нырял.
Илька с одеждой Катрана в зубах быстро слез со скалы. Катран, выйдя из воды, отряхнулся, как собака, но одеваться не стал. Он взял одежду под мышку, поднял с гальки камеру и обернулся к Одику:
- Еще не попались в его клешни?
- Какие клешни?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18