Биология исследует жизнь, формы её проявления, процессы и законы её развития, помимо прочего, также и с точки зрения их распределения в пространстве. Предметом географии является геосфера и её деление на страны и ландшафты, для характеристики которых наряду с другими явлениями немаловажное значение имеет и их растительный и животный мир».
Разве не напоминает сказанное предметно-предметную симметрию и наш пример с ящиками и шарами? Одна «наука», описывая ящики, указывает в том числе и их содержимое. Другая, описывая содержимое, характеризует и его местонахождение, т. е. ящик. «Геоботаника, – пишет И. Шмитхюзен, – изучает систематические единицы растительного мира и растительные сообщества с точки зрения их распространения и зависимости от условий существования.» «Предметом географии растительности являются не отдельные растения и даже не их сообщества, а страны и ландшафты и их заполнение растительностью».
Но по аналогии с биологией и биогеографией можно рассмотреть и такие научные дисциплины, как почвоведение и география почв, климатология и география климатов, демография и география населения, вулканология и география вулканов, экономика и экономическая география, культурология и география культуры. Список можно продолжить, ибо любая область знания, изучающая какие-либо явления, распределённые по поверхности Земли, может породить и порождает соответствующий рефлексивно симметричный раздел географии. Все эти дисциплины, т. е. география, взятая в единстве всех её разделов, и совокупность её предметно-предметных отображений, образуют предметно-предметный комплекс научных дисциплин.
Учёные, работающие в рамках такого предметно-предметного комплекса, могут ставить перед собой очень разные задачи, реализовывать разные программы, быть представителями разных парадигм, но результаты в одной области будут рано или поздно трансформироваться и попадать в другую рефлексивно симметричную область. Так, например, революция, осуществлённая В. В. Докучаевым в почвоведении, революционизировала и географию почв. Вообще любые принципиальные изменения в классификации климатов или вулканов, почв или типов культуры, человеческих рас или форм хозяйственной деятельности рано или поздно перестраивают и соответствующие географические разделы, меняя схемы районирования, легенды карт и т. п.
Перейдём к программно-предметной симметрии. Академик Л. И. Мандельштам, обсуждая вопрос о предмете теории колебаний, пишет: «Каковы же те признаки, по которым выделяется учение о колебаниях? Присмотревшись, мы видим, что они принципиально отличны от тех, по которым делят физику на оптику, акустику и т. д. Это последнее деление производится, очевидно, по признаку физических явлений, которые мы одинаково воспринимаем. С электричеством и магнетизмом дело обстоит несколько сложнее (у нас нет непосредственного восприятия этих явлений), но я не буду на этом задерживаться. С колебаниями дело обстоит принципиально иначе: мы выделяем их не по физическому содержанию нашего восприятия, а по общности метода или подхода к изучению...».
Мандельштам чётко выявляет два способа обособления научных дисциплин. Одни из них – такие, как оптика или акустика, мы будем называть дисциплинами конкретно-предметной ориентации, другие, как теория колебаний, – дисциплинами программно-методической ориентации. Первые строят знания о тех или иных явлениях природы, вторые – разрабатывают методы или подходы, необходимые для получения этих знаний. Вот ещё один аналогичный пример: «И термодинамика и статистическая физика не имеют чётко ограниченной области изучаемых физических явлений в противоположность оптике, механике, электродинамике и другим разделам физики, а представляют собой скорее методы изучения любых макроскопических систем».
Очевидно, однако, что дисциплины выделенных видов не существуют и не могут существовать друг без друга. Трудно представить себе теорию колебаний без механики, акустики, оптики и т. д. Они неразрывно связаны в своём историческом развитии, более того, они представляют собой очевидный пример программно-предметной симметрии. Эта симметрия, конечно, нарушается в ходе обособления названных дисциплин, но её следы всегда присутствуют в соответствующих системах знания. Акустика или оптика не обходятся без методов теории колебаний, а последняя – без примеров из оптики или акустики.
Дисциплины конкретно-предметной и программно-методической ориентации образуют сложные объединения, которые мы будем называть программно-предметными комплексами. При этом надо иметь в виду, что свою чёткую ориентацию они как раз и получают только в составе таких комплексов, и одна и та же дисциплина в составе разных комплексов может иметь разную ориентацию. Например, география, используя методы физики, химии, биологии выступает как предметно ориентированная. Но та же география нередко функционирует как носитель метода или подхода и входит в программно-предметный комплекс уже совсем в другой роли.
Выше, рассматривая соотношение географии и биологии, мы опирались на точку зрения И. Шмитхюзена. Но возможна и совсем другая позиция. Например, по мнению Э. Мартонна, география прежде всего является носителем определённого метода, существенный компонент которого – принцип пространственности. Мартонн пишет: «Ботаника изучает органы какого-либо растения, его условия жизни, его положение в систематике; если же он пытается определить его область распространения, он говорит, что дело идёт о „ботанической географии“. Геолог анализирует механику вулканического явления самого по себе; когда же он пытается установить распределение вулканов по земной поверхности, то он приходит к заключению, что это – область физической географии». Кто же прав – Мартонн или Шмитхюзен? Скорей всего, правы оба. Речь идёт просто о разных симметричных преобразованиях, которые в одном случае делают географию элементом предметно-предметного комплекса, а в другом – программно-предметного. В рамках последнего география выступает, вероятно, прежде всего как картография. Не случайно Э. Мартонн пишет: «Не утверждая, что география и картография являются синонимами, все же следует отметить, что всякое исследование приобретает географический отпечаток, когда пытаются выразить результаты его картографически».
Подавляющее большинство бросающихся в глаза связей между науками обусловлено нарушением программно-предметной симметрии. И если открытия в области физики означают нередко переворот и в химии, и в геологии, и даже в археологии, если химия воздействует на биологию, то все это представляет собой взаимодействие традиций в рамках программно-предметного комплекса, но не идеализированного, реального, т. е. с нарушенной симметрией. И не только науки программно-методической ориентации влияют на предметно ориентированные дисциплины, но и наоборот. Нельзя представить себе развитие физики без геологии и минералогии, т. е. без янтаря и турмалина, без кристаллов, без естественного магнетизма, без астрономии с её теорией Солнечной системы, без сверхпроводящей керамики и многого другого.

Объектно-инструментальные дисциплинарные комплексы

Известному британскому географу Маккиндеру принадлежат слова: «География представляет науку о настоящем, объясняемым прошлым, геология – науку о прошлом, объясняемом при помощи современного». Эту мысль повторяет известный революционер в области геоморфологии В. М. Дэвис: «Геология изучает изменения, имевшие место в прошлом, ради них самих, поскольку эта наука исследует историю Земли. География изучает прошлое лишь постольку, поскольку она освещает настоящее, ибо география в основном изучает Землю такой, какой она представляется в настоящем». Аналогичные утверждения можно встретить и у современных исследователей: «Биогеографию можно рассматривать либо как объяснение распространения организмов путём применения биологических и геологических теорий, либо как исследование истории Земли. Последнее преследовалось гипотезой сухопутных мостов, позднее – вегенеровской гипотезой дрейфа континентов».
Итак, география, изучая настоящее, использует геологические концепции в качестве средства, инструмента объяснения этого настоящего. В свою очередь геология, изучая прошлое, может реконструировать его только на основе настоящего и использует географию в качестве средства для таких реконструкций. Перед нами объектно-инструментальная симметрия, но не актов деятельности, а научных дисциплин. Изучение прошлого для геологии – это основная задача, а для географии – средство. Напротив, изучение настоящего – это средство для геологии, но основная задача для географа. Будем называть такого рода образования объектно-инструментальными дисциплинарными комплексами. Не трудно видеть, что в идеальном случае речь идёт об одних и тех же исследовательских процедурах, но в рамках разных коллекторских программ.
Рассмотрим на конкретном примере, как осуществляется взаимодействие различных традиций работы в рамках объектно-инструментального комплекса. Вот небольшой отрывок из «Основ тектоники» Ж. Гогеля: «Ничто не отделяет современную эпоху от прошедшего геологического времени, и тектонические движения могут, следовательно, развиваться и в настоящее время, по крайней мере в некоторых районах. Если эти движения протекают слишком медленно, чтобы быть ощутимыми, можно все же попытаться их установить, сравнивая рельеф местности с тем, который должен был бы возникнуть под воздействием только эрозионных процессов, определяющихся хорошо известными в настоящее время закономерностями». Отрывок содержит краткую формулировку геоморфологического метода обнаружения тектонических движений. Но как это произошло, что геоморфология вмешалась в дела геологов?
Все начинается в конце ХIХ века, когда американский географ В.М. Дэвис разработал теорию географических циклов, т. е. циклов эрозии, объясняющую формирование и развитие форм рельефа. Модель, предложенная Дэвисом, предполагает исходное тектоническое поднятие и дальнейшее действие эрозии и денудации в условиях отсутствия тектонических движений. Дэвис чётко осознавал, что речь идёт о некотором идеальном цикле, который сравнительно редко фактически реализуется. Отклонения эмпирической картины от идеальной модели Дэвис объяснил рядом факторов, в том числе тем, что тектонические движения продолжаются и в ходе цикла эрозии.
Таким образом, Дэвис строит теорию развития рельефа, а ссылка на тектонические движения, которые сильно усложняют эмпирическую картину и вызывают отклонения от предсказаний теории в рамках его коллекторской программы – это своего рода защитный пояс, т. е. средство, позволяющее теории выстоять. Геолог, однако, интересуется именно тектоникой, и факты отклонения геоморфологической теории от эмпирии становятся в рамках его программы средством обнаружения тектонических движений. Иными словами, геоморфолог и специалист в области тектоники работают в разных традициях и преследуют разные цели, но результаты, полученные в одной области, получают своё симметричное отображение в другой.
Приведём ещё несколько примеров объектно-инструментальных комплексов. Выше мы противопоставляли геологию географии, но строго говоря, речь должна идти об исторической геологии, а не о геологии в целом. Геология фактически сама представляет собой объектно-инструментальный комплекс, ибо изучая, к примеру, современные обнажения, геолог постоянно делает выводы о далёком прошлом и наоборот. Другой пример – история и источниковедение, которое рассматривают обычно как вспомогательную историческую дисциплину. Исторический источник – это нечто существующее в настоящем и доступное непосредственному исследованию. Историк изучает прошлое, опираясь на источники. Источниковед – настоящее, опираясь на прошлое.

История науки и кумулятивизм

Очень часто, читая труды по истории науки, можно представить дело так, точно огромное количество учёных дружно идёт к одной и той же заранее намеченной цели, спотыкаясь и падая, делая ошибки, но в конечном итоге достигая истины, т. е. того уровня знаний, на котором находится сам историк. Это и понятно, ибо автор как раз и хотел показать, как все участники процесса, начиная с древних времён, дружно несли крупицы знания в его сегодняшнюю «копилку», выделив с благодарностью тех, чьи результаты были весомей и неожиданней, и вспомнив тех, кто незаслуженно забыт. А то, что все пришли к тому, к чему пришли, определяется самим объектом, самой природой, т. е. опять-таки тем уровнем знаний, на котором находится сам историк.
Изложенные представления – это так называемая кумулятивистская модель развития науки, в рамках которой до сих пор, несомненно, мыслят многие учёные и историки. Первый удар по этой модели нанёс Т. Кун своей теорией научных революций. В чем конкретно его концепция противоречит кумулятивистской модели? Да в том, что кумулятивизм, строго говоря, предполагает одну парадигму, одну программу, в которой работают все, начиная с первых шагов познания. Он предполагает, явно или неявно, что все мыслят и познают одинаково, что существует единая общечеловеческая рациональность, единый суд разума. А в рамках концепции Куна, в истории происходит революционная смена фундаментальных программ познания, и на место единого для всех эпох разума приходят разные исторические типы рациональности.
Сокрушив кумулятивизм, Кун, однако, породил новую и достаточно фундаментальную проблему, проблему новаций. Действительно, если учёный жёстко запрограммирован в своей работе, то как происходит смена самих этих программ? Можем ли мы, работая в некоторой парадигме, изменить эту парадигму? Не напоминает ли это барона Мюнхаузена, который вытащил сам себя за волосы из болота? Но, породив проблему, Кун одновременно и заложил основу для её преодоления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65