-- Добрый день, Изида, -- поклонился Колен. Разрешите
представить вам Ализу. Ализа, это Изида. Шика вы знаете.
Пожатия рук, и Шик воспользовался этим, чтобы умчаться с
Ализой, предоставив Изиде под руку с Коленом катиться следом.
-- Рада вас видеть, -- сказала Изида.
Колен тоже был рад ее видеть. Изида в свои восемнадцать
успела вооружиться каштановыми волосами, белым свитером и
желтой юбкой с кисло-зеленым шейным платком, белыми с желтым
ботинками и солнечными очками. Она была прелестна. Но Колен
хорошо знал ее родителей.
-- На следующей неделе у нас утренник, -- сообщила Изида.
-- День рождения Дюпона.
-- Кто это, Дюпон?
-- Мой пудель. Поэтому я приглашаю всех друзей. Вы
придете? К четырем часам...
-- Конечно, -- ответил Колен. -- Охотно.
-- Попросите прийти и ваших друзей, -- сказала Изида.
-- Шика и Ализу?
-- Да, они такие милые... Итак, до следующего воскресенья!
-- Вы уже уходите? -- спросил Колен.
-- Да, я никогда здесь особо не задерживаюсь. Уже десять
часов, как я здесь, пора уже...
-- Но сейчас всего лишь одиннадцать! -- сказал Колен.
-- Я была в баре!.. До свиданья!..
V
Колен быстро шагал по светлым улицам. Он вдыхал сухой и
свежий ветер, а под его ногами лужицы, покрытые потрескавшимся
льдом, сплющивались и потрескивали.
Люди прятали подбородки кто куда мог: в воротники пальто,
в шарфы, в муфты, он даже увидел человека, который использовал
для этого проволочную клетку для птиц; сопротивляясь, ее дверца
на пружинках изо всех сил упиралась ему в лоб.
-- Завтра я иду к фон Тызюмам, -- думал Колен.
Это были родители Изиды.
-- Сегодня вечером я обедаю с Шиком...
-- Пойду к себе приготовить все на завтра.
Он шагнул с тротуара, стараясь не наступить на зебру
перехода, которая вдруг показалась ему тигром.
-- Если я смогу сделать двадцать шагов, не наступив на
нее, -- сказал Колен, -- завтра на носу у меня не вскочит
прыщик...
Это ни о чем не говорит, -- продолжал он, отдавив всем
своим весом девятую полосу, -- это глупо, все это -- шутки. Все
равно у меня не будет прыщика.
Он нагнулся сорвать голубую с розовым орхидею, которую
мороз выгнал из-под земли. Она пахла так же, как волосы Ализы.
-- Завтра я увижу Ализу...
От этой мысли надо было избавиться. Ализа по полному праву
принадлежала Шику.
-- Я, конечно, найду завтра девушку...
Но мысли Колена задержались на Ализе.
-- Неужели они в самом деле говорят о Жан-Соле Партре,
когда бывают наедине!..
Может быть, было бы лучше не думать о том, что они делают,
оставшись наедине.
-- Сколько статей написал Жан-Соль Партр за последний год?
По крайней мере, он не успел бы их сосчитать по пути
домой.
-- Что приготовит сегодня Николас?..
Если поразмыслить, в сходстве между Ализой и Николасом не
было ничего сверхъестественного, они ведь как-никак
родственники. Но это вновь мягко подтолкнуло его мысли к
запретной теме.
-- Что, говорю я, приготовит сегодня Николас?
-- Я не знаю, что приготовит сегодня Николас, который
похож на Ализу...
Николас на одиннадцать лет старше Ализы. Значит, ему
двадцать девять. Он необычайно талантливый кулинар. Он
приготовит фрикандо.
Колен был уже недалеко от дома.
-- В цветочных магазинах никогда не бывает железных
решеток. Никто не пытается украсть цветы.
Естественно. Он сорвал оранжево-серую орхидею, ее нежный
венчик согнулся. Пестрая, она блестела.
-- Она того же цвета, что и мышь с черными усами... Вот я
и пришел.
Колен поднялся по лестнице из одетого шерстью камня.
Вставил маленький золотой ключик в замочную скважину двери из
посеребренного стекла.
-- Ко мне, мои верные слуги!.. Я вернулся!
Он сбросил плащ на стул и отправился к Николасу.
VI
-- Николас, вы приготовите к вечеру фрикандо? -- спросил
Колен.
-- Помилуйте, -- сказал Николас. -- Месье не предупредил
меня. У меня другие планы.
-- Почему, холера дьяволу в зад, -- сказал Колен, -- вы
постоянно продолжаете обращаться ко мне в третьем лице?
-- Если Месье позволит мне привести ему мои доводы, я
скажу, что известная фамильярность допустима, только когда
взаимно сохраняется некоторая дистанция, что в данном случае не
имеет места.
-- Вы высокомерны, Николас, -- сказал Колен.
-- Я горжусь своим положением. Месье, -- сказал Николас,
-- и вы не можете меня в этом упрекать.
-- Конечно, -- сказал Колен. -- Но мне хотелось бы видеть
вас не таким отчужденным.
-- Я испытываю к Месье искреннюю, хотя и скрытую,
привязанность, -- сказал Николас.
-- Я горд и счастлив, Николас, и отвечаю вам тем же. Итак,
что вы приготовите сегодня?
-- Я еще раз последую традиции Гуффе и приготовлю на сей
раз островного колбасенника под мускатным портвейном.
-- А это возможно? -- сказал Колен.
-- Следующим образом: "Возьмите колбасенника и, невзирая
на все крики, обдерите его как липку, стараясь не повредить при
этом кожу. Нашпигуйте колбасенника тонко нарезанными лапками
омаров, с размаху припущенными в достаточно разогретое масло.
Сбросьте на лед в легком чугунке. Поднимите пары, красиво
расположите под ними кружочки тушеного телячьего зоба с рисом,
обманите колбасенника. Когда он испустит ёфа" нижней октавы,
добавьте соль, быстро снимите его с огня и залейте портвейном
высшего качества. Перемешайте платиновым шпателем. Приготовьте
форму; чтобы она не заржавела, смажьте ее маслом. Перед подачей
на стол добавьте в подливку пакетик гидрата окиси лития и
кварту парногй молока. Обложите матовым рисом, подавайте на
стол и сматывайтесь".
-- Обалдеть, -- сказал Колен. -- Гуффе был великим
человеком. Скажите, Николас, не вскочит ли у меня завтра на
носу прыщик?
Николас исследовал носище Колена и пришел к отрицательному
выводу.
-- И, пока я здесь, не умеете ли вы танцевать косячок?
-- В нем я остановился на разболтанном стиле а ля казачок
и на загорской манере, укоренившейся в последнем семестре в
Нейи, -- сказал Николас, -- так что я не обладаю в косячке
глубокими познаниями, а освоил лишь его начатки.
-- Как вам кажется, -- спросил Колен, -- можно овладеть
необходимой техникой за один сеанс?
-- Полагаю, что да, -- сказал Николас. -- В сущности, это
вовсе не сложно. Надо только избегать грубых ошибок и
погрешностей вкуса. В частности, не нужно танцевать косячок в
ритме буги-вуги.
-- Это будет ошибкой?
-- Нет, погрешностью вкуса.
Николас положил на стол грейпфрут, который он ощипывал во
время этого разговора, и вымыл руки холодной водой.
-- Вы очень заняты? -- спросил Колен.
-- Нет, Месье, -- сказал Николас, -- моя кухня на ходу.
-- В таком случае, вы меня обяжете, обучив началам
косячка, -- сказал Колен. -- Пойдемте в гостиную, я поставлю
пластинку.
-- Рекомендую Месье оранжево-блюзовую аранжировку в стиле
"Хлои" в обработке Дюка Эллингтона или же "Концерт для Джонни
Ходжеса", -- подсказал Николас. -- То, что за океаном называют
moody или sultry tune.
VII
-- Основой косячка, -- сказал Николас, -- как, без
сомнения, известно Месье, является произведение интерференции
двумя одушевленными строго синхронными источниками
колебательного движения.
-- Я и не подозревал, -- сказал Колен, -- что здесь
потребуются элементы столь неэлементарной физики.
-- В данном случае, -- сказал Николас, -- партнер и
партнерша держатся на весьма малом расстоянии друг от друга и
приводят свои тела в волнообразное движение, следуя ритму
музыки.
-- Да? -- забеспокоился Колен.
-- Таким образом возникает, -- сказал Николас, -- система
стоячих волн, представляющая, так же как в акустике, узлы и
пучности, это немало способствует созданию особой атмосферы в
танцевальном зале.
-- Несомненно... -- пробормотал Колен.
-- Профессионалам косячка, -- продолжал Николас, -- иногда
удается получить фокусы паразитных волн, приводя в синхронное
колебание по отдельности разные части своего тела. Я не буду
разглагольствовать, а просто постараюсь показать Месье, как это
делается.
Колен выбрал "Хлою", как ему и рекомендовал Николас, и
установил ее на плате проигрывателя. Он аккуратно опустил
кончик иглы на дно первой бороздки и уставился на входящего в
вибрацию Николаса.
VIII
-- У Месье вот-вот получится! -- сказал Николас. -- Еще
одно усилие.
-- Но почему, -- спросил, весь в поту, Колен, -- берется
медленный мотив? Так намного труднее.
-- К этому есть основания, -- сказал Николас. -- В
принципе партнер и партнерша держатся на среднем расстоянии
друг от друга. При медленном мотиве можно так отрегулировать
колебания, чтобы неподвижный фокус находился на уровне центра
тяжести партнеров; голова и ноги тогда подвижны. Это результат
теоретических построений. Случается, и это прискорбно, что не
очень аккуратные люди танцуют косячок на негритянский манер, в
быстром темпе.
-- Что это означает? -- спросил Колен.
-- Это означает, что у них имеется подвижный фокус в
ногах, другой -- в районе головы и, к сожалению, подвижный
промежуток на высоте бедер; неподвижными точками, или как бы
шарнирами, являются при этом грудная клетка и колени.
Колен покраснел.
-- Я понял, -- сказал он.
-- В буги, -- заключил Николас, -- результат оказывается,
скажем прямо, тем более непристойным, что мотив неотвязен.
Колен пребывал в задумчивости.
-- Где вы изучали косячок? -- спросил он у Николаса.
-- Меня ему обучила племянница... -- сказал Николас. -- Ну
а общую теорию косячка я усвоил в процессе бесед с моим зятем.
Он -- член Академии, как Месье, без сомнения, знает, и ему было
не очень трудно ухватить метод. Он мне даже признался, что
сделал это девятнадцать лет тому назад...
-- Вашей племяннице восемнадцать? -- спросил Колен.
-- И три месяца... -- подправил Николас. -- Если у Месье
нет более во мне необходимости, я вернусь на кухню.
-- Идите, Николас, и спасибо, -- сказал Колен, снимая
кончившуюся пластинку.
IX
-- Надену бежевый костюм, и голубую рубашку,
красно-бежевый галстук, и ботинки из замши в дырочку, и
бежево-красные носки.
-- А сначала ополоснусь, и побреюсь, и осмотрюсь. И пойду
на кухню к Николасу.
-- Николас, не хотите ли пойти со мной на танцы?
-- Помилуйте, -- сказал Николас, -- если Месье на этом
настаивает, я пойду, но в противном случае я был бы счастлив
уладить кое-какие свои дела, срочность которых делает их
настоятельными.
-- Наверное, нескромно, Николас, спрашивать вас о
подробностях?
-- Я, -- сказал Николас, -- состою президентом
Философского Кружка Прислуги округа и, следовательно, подлежу
постоянному присутствию на его собраниях.
-- Я не осмеливаюсь, Николас, спрашивать вас о теме
сегодняшнего собрания...
-- Сегодня речь будет идти о завербованности. Установлена
параллель между завербованностью иди ангажированностью в смысле
философских теорий Жан-Соля Партра, завербованностью или
добровольным поступлением (быть может, и на сверхсрочную
службу) в колониальные войска и завербованностью или наймом
частными лицами так называемого персонала для дома.
-- Как раз это интересует Шика! -- сказал Колен.
-- Весьма прискорбно, -- сказал Николас, -- но устав
Кружка очень строг. Месье Шик не может быть допущен. Только
обслуживающий дома персонал...
-- Почему, Николас, -- спросил Колен, -- всегда говорят
так безлично: "персонал"?
-- Месье, без сомнения, заметил, -- сказал Николас, -- что
если "мужчина для дома" остается еще весьма бесцветным
выражением, то "женщина для дома" принимает значение по меньшей
мере вызывающее.
-- Вы правы, Николас. Как вы думаете, не удастся ли мне
сегодня встретить родственную душу... сестру, так сказать?..
Мне бы хотелось родственную душу типа вашей племянницы...
-- Месье зря думает о моей племяннице, -- сказал Николас,
-- ведь последние события показывают, что Месье Шик сделал свой
выбор первым.
-- Но, Николас, -- сказал Колен, -- я так хочу быть
влюбленным...
Легкий пар вырвался из носика чайника, и Николас пошел
открывать. Привратник принес два письма.
-- Есть почта? -- спросил Колен.
-- Виноват, Месье, -- сказал Николас, -- но оба письма для
меня. Месье ждет новостей?
-- Я хотел бы, чтобы мне написала юная девушка, -- сказал
Колен. -- Я бы ее очень полюбил.
-- Уже полдень, -- заключил Николас. -- Не хочет ли Месье
позавтракать? Могу предложить толченый бычий хвост и чашу
благовонного пунша с гренками, намазанными анчоусным маслом.
-- Николас, почему Шик отказывается обедать у меня с вашей
племянницей до тех пор, пока я не приглашу другую девушку?
-- Месье простит меня, -- сказал Николас, -- но я бы
поступил точно так же. Месье, вне всякого сомнения, -- весьма
красивый молодой человек.
-- Николас, -- сказал Колен, -- если сегодня вечером я
всерьез не влюблюсь, я... я начну собирать произведения
герцогини де Бонвуар, чтобы подшутить над моим другом Шиком.
X
-- Я хотел бы влюбиться, -- сказал Колен. -- Ты хотел бы
влюбиться. Он хотел бы того же (быть влюбленным). Мы, вы,
хотим, хотите. В равной степени и они хотели бы влюбиться...
Он завязывал галстук перед зеркалом в ванной комнате.
-- Мне осталось надеть куртку, и пальто, и шейный платок,
и правую перчатку, и левую перчатку, И никаких шляп, а то я
растреплю волосы. Что ты там делаешь? -- обратился он к серой
мышке с черными усами, которой, конечно же, было не место в
зубном стакане, о край которого она с равнодушным видом
облокотилась.
-- Предположим, -- сказал он мыши, садясь на край ванны
(прямоугольник из желтой эмали), чтобы быть к ней поближе, -- я
встречу у фон Тызюмов моего старого друга Типа.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4