Русские матросы и испанцы обосновались в боковых галереях, куда проникало тепло из большой пещеры, что делало их вполне пригодными для жилья. Все это вместе взятое и составляло Улей Нины. Разместившись там, маленькая колония могла без страха ждать прихода долгой и суровой зимы, которая превратит их в узников Теплой Земли. Теперь им нечего было бояться, даже если Галлия достигнет орбиты Юпитера, где температура настолько низка, что не превышает одной двадцать пятой земной температуры.
Но что же делал Хаккабут в гавани острова Гурби, пока шли сборы к переезду, пока все, в том числе и испанцы, лихорадочно готовились к зимовке?
Недоверчивый и подозрительный старик не внимал никаким доводам, которыми из сострадания пытались его переубедить, и безотлучно сидел на тартане, трепеща над своими товарами, как скупой над сокровищами, ворча, охая, не сводя глаз с горизонта в тщетной надежде, что у берегов острова Гурби появится корабль. Впрочем, в Улье Нины отлично обходились без неприятной физиономии ростовщика и не жалели об его отсутствии. Хаккабут наотрез отказался торговать иначе как за наличные деньги. Тогда капитан Сервадак запретил что-либо покупать или брать у него в кредит. Он хотел дождаться того момента, когда упрямство Хаккабута будет сломлено необходимостью, когда его переубедит сама действительность, а этого ждать оставалось уже недолго.
Между тем Хаккабут явно не разделял общего мнения, что колонии угрожает серьезная опасность. Он был уверен, что живет по-прежнему на земле, лишь частично пострадавшей от катастрофы, и надеялся рано или поздно любым способом уехать с острова Гурби и снова заняться торговлей на средиземноморском побережье. Не варя никому и ничему, он вообразил, что против него готовят заговор, чтоб завладеть всем его достоянием. Именно поэтому, подозревая обман, он не желал признать гипотезу, утверждавшую, что Галлия лишь осколок Земли, уносимый в межпланетное пространство; именно поэтому он день и ночь неусыпно стерег свое добро. Однако до сих пор все подтверждало, что в околосолнечном мире странствует новое небесное тело — новая планета, все население которой состоит из англичан на Гибралтарском утесе и колонистов с острова Гурби; Хаккабут мог сколько его душе угодно сидеть, наставив на горизонт древнюю подзорную трубу, похожую на дырявую дымовую трубу, — у берегов не появлялся ни один корабль и ни один купец не спешил обменять свое золото на сокровища «Ганзы».
Прослышав о планах на зимовку и о приготовлениях к переезду, Хаккабут сначала по своему обыкновению ничему не поверил. Но когда он увидел, как шкуна, нагруженная зерном и скотом, направлялась на юг, он убедился, что капитан Сервадак и его товарищи решили покинуть остров Гурби.
Тогда-то Хаккабута и одолели мучительные сомнения. Что ожидает его, беднягу, если все окажется правдой? Неужели он действительно на берегу не Средиземного, а Галлийского моря? Неужто никогда больше он не увидит свое отечество, свою добрую старую Германию? Неужто ему не суждено больше обсчитывать простаков покупателей на триполитанском и тунисском побережьях? Ведь ему грозит разорение!
Хаккабут стал чаще наведываться на берег, пытаясь вступать в разговор то с испанцами, то с русскими, но в ответ слышал лишь весьма соленые шутки на свой счет. Он попробовал улестить Бен-Зуфа, предложив ему несколько понюшек табаку, однако тот решительно отклонил его подношения, сославшись на «приказ начальства».
— Нет, старина Завулон, — говорил Бен-Зуф, — не возьму ни понюшки! Запрещено! Лопай сам свой товар, пей, нюхай его, Сарданапал ты этакий!
Сообразив, что надо действовать по пословице: «Не помогли святые угодники, так взывай прямо к богу», Хаккабут обратился к Сервадаку с вопросом, верны ли дошедшие до него слухи, и выразил надежду, что французский офицер не станет обманывать такого бедняка, как он.
— Ну да, черт возьми, все это истинная правда, — отвечал Гектор Сервадак, которому надоел вздорный старик. — Вы едва успеете перебраться в Улей Нины!
— Спаси и помилуй меня предвечный бог и Магомет, — пробормотал Хаккабут, и в этом возгласе выразилась вся сущность вероотступника-торгаша.
— Хотите, я дам вам матросов, и они отведут «Ганзу» в бухту у Теплой Земли? — предложил капитан Сервадак.
— Мне хотелось бы добраться до Алжира, — ответил ростовщик.
— Повторяю вам еще раз, что Алжира больше не существует!
— Во имя аллаха, возможно ли это?
— Спрашиваю в последний раз, хотите ли вы отвести тартану на Теплую Землю и зимовать с вами?
— Помилосердствуйте! Ведь там мое добро разграбят!
— Не хотите? Что ж, тогда мы отведем «Ганзу» в безопасное место без вас и против вашего желания!
— Без моего согласия, господин губернатор?
— Да, я не могу допустить, чтобы ценный груз бессмысленно погиб из-за вашего глупого упрямства.
— Вы меня разоряете!
— Вы скорее разоритесь, если мы оставим вас здесь, — ответил Сервадак, пожимая плечами. — А теперь убирайтесь к черту!
Хаккабут поплелся к своей тартане, воздевая руки к небу и негодуя по поводу неслыханной алчности «нечестивцев».
К двадцатому марта работы на острове Гурби закончились. Оставалось только перебраться на Теплую Землю. Термометр показывал в среднем около восьми градусов ниже нуля. Вода в колодцах превратилась в лед. Колонисты решили на следующий день погрузиться на «Добрыню» и переехать в Улей Нины. Заодно решили отвести туда же и тартану, несмотря на все возражения ее владельца. Лейтенант Прокофьев заявил, что если «Ганза» останется в Шелиффской гавани, она будет затерта льдами и неминуемо раздавлена. В бухте же Теплой Земли тартана будет лучше защищена, а если даже и погибнет, то удастся спасти хотя бы ее груз.
Вот почему сразу же после того, как шкуна отчалила, «Ганза» тоже снялась с якоря, невзирая на вопли и проклятия Хаккабута. Четверо русских матросов по приказу лейтенанта Прокофьева взошли на борт «Ганзы»; корабль-лавка, как назвал его Бен-Зуф, поднял паруса и, покинув стоянку у острова Гурби, направился на юг.
Трудно передать, какою бранью ссыпал матросов жалкий скряга, с каким ожесточением он твердил, что ни в ком не нуждается и ни у кого не просит помощи. Он рыдал, стонал, всхлипывал, но сквозь притворные слезы его серые глазки метали искры. И если бы через три часа, после того как тартана пришвартовалась в бухте Теплой Земли и Хаккабут убедился, что он вместе со своим имуществом находится в полной безопасности, кто-нибудь подошел бы к нему поближе, то был бы поражен, увидев, какой откровенной радостью горели глаза торгаша, когда он бормотал:
— Отвели судно задаром! Дураки! Идиоты! Ничего не взяли с меня за это!
В словечке «задаром» снова проявилась вся его сущность: он был не способен понять, что можно оказывать услуги бескорыстно.
Отныне и бесповоротно остров Гурби был покинут людьми. На последнем клочке французской колонии остались только птицы и те животные, которые ускользнули от загонщиков, но и они должны были замерзнуть. Не найдя другого пристанища, птицы снова слетелись на остров, и это лишний раз убеждало в том, что земля кругом бесплодна.
В этот день капитан Сервадак и его товарищи торжественно вступили во владение своим жилищем. Улей Нины понравился всем, и каждый радовался тому, как удобно, а главное как тепло в новом доме. Общей радости не разделял только Хаккабут; он не пожелал даже заглянуть, вовнутрь и сидел один на тартане.
— Боится, должно быть, что его заставят платить за квартиру, — сказал Бен-Зуф. — Ну, да ладно! Придет час, когда он сам выползет из своего логова, мороз выгонит старую лисицу из норы!
Вечером в большом зале отпраздновали новоселье, За горячим ужином, приготовленным на огне вулкана, собралось все население Галлии. Во время пира не раз поднимали бокалы, в которых играло французское вино из погреба «Добрыни», — пили за здоровье генерал-губернатора и его «административного совета». Разумеется, Бен-Зуф принял добрую часть этих почестей на свой счет.
Ну и весело же было! Особенное оживление внесли испанцы: один взял гитару, другой кастаньеты, и все запели хором. Затем Бен-Зуф исполнил знаменитую «песенку зуава», широко известную во французской армии; но лишь тот, кто слышал ее в виртуозном исполнении денщика капитана Сервадака, способен оценить ее по достоинству:
Мисти гот дар дар тир лире, Тир лир лир лиретт лира.
Кипит игра, Раздайся шире — Нам забаву отыскал Зубоскал.
Без конца под вой свинца скачи, гояцы!
Если поняли припев — Вы молодцы!
Затем состоялся бал, бесспорно первый бал на Галлии. Матросы с «Добрыни» сплясали русскую и заслужили бурное одобрение публики даже после фанданго, изумительно исполненного испанцами. К концу вечера Бен-Зуф показал сольный номер, блеснув в модном танце, весьма принятом на Монмартре, с такой грацией и мужественной силой, что снискал самые искренние похвалы Негрете.
К девяти часам торжества окончились. Всем захотелось подышать свежим воздухом, потому что после танцев, особенно при здешней температуре, было очень жарко.
Шествие возглавлял Бен-Зуф; он вел своих приятелей по главной галерее, выходившей на побережье Теплой Земли. Капитан Сервадак, граф, лейтенант Прокофьев, не торопясь, шли позади. Вдруг до них донеслись крики. Они ускорили шаг; в сухом и чистом воздухе оглушительно, словно оружейная пальба, раздавались восклицания, однако вовсе не выражающие ужас: то были крики «ура» и «браво».
Подойдя к выходу из галереи, Сервадак и его спутники увидели, что все столпились на скалах, а Бен-Зуф в несказанном восторге замер, указывая рукой на небо.
— Ах, господин генерал-губернатор! Ах, монсеньер! — восклицал он в неописуемой радости.
— Ну же! Что там такое? — спросил капитан Сервадак.
— Луна! — отвечал Бен-Зуф.
Он сказал правду: из вечерней мглы выплыла Луна, впервые за все это время взойдя на небосклоне Галлии.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ,

кончающаяся маленьким, но довольно любопытным опытом из области занимательной физики
Луна! Но если это Луна, то почему ее не было до нынешнего вечера? А если сейчас она явилась снова, то откуда? До сих пор Галлию в ее обращении вокруг Солнца не сопровождал никакой спутник. Неужели же вероломная Диана изменила Земле и перешла на службу к новому светилу?
— Нет, это немыслимо! — сказал лейтенант Прокофьев. — Земля удалена от нас на многие миллионы лье, и Луна по-прежнему тяготеет к ней!
— Ах, лейтенант, — ответил Гектор Сервадак, — что мы знаем? Разве нельзя предположить, что Луна с недавних пор попала в сферу притяжения Галлии и стала ее спутником?
— Тогда бы она появилась раньше, — возразил граф, — и нам не пришлось бы ждать три месяца ее появления на этом горизонте.
— Что поделать, — сказал Сервадак, — по чести говоря, все, что с нами здесь происходит, более чем странно!
— Господин Сервадак, — вмешался лейтенант Прокофьев, — невозможно принять гипотезу, будто Галлия обладает столь мощной силой притяжения, что способна перетянуть к себе земного спутника!
— Хорошо, лейтенант, — ответил Сервадак, — а кто нам докажет, что те самые силы, которые оторвали нас от земного шара, не могли заодно совратить с пути истинного и Луну. Блуждая в пространствах солнечной системы, она пристала к нам и…
— Нет, нет, капитан, — прервал его Прокофьев, — есть совершенно неопровержимый довод против вас!
— Какой же?
— Масса Галлии бесспорно меньше массы спутника Земли, поэтому не Луна должна была бы стать спутником Галлии, а наоборот — Галлия стала бы спутником Луны!
— С этим я, пожалуй, соглашусь, — ответил Сервадак. — Тогда как доказать, что мы не стали луной Луны и не сопровождаем земного спутника по межпланетному миру, если ему была предназначена новая орбита?
— Вам очень хочется, чтобы я опроверг и эту гипотезу? — спросил лейтенант Прокофьев.
— Нет, — улыбнулся капитан Сервадак, — потому что, если наш астероид действительно только спутник спутника, ему не понадобилось бы три месяца, чтобы пройти полпути вокруг Луны, и мы бы уже неоднократно видели ее после катастрофы.
Тем временем спутник Галлии, пока о нем спорили, быстро поднимался над горизонтом, что подтверждало последний довод Сервадака. Теперь планета вполне поддавалась наблюдению, и когда принесли подзорные трубы, стало совершенно ясно, что это отнюдь не прежняя Луна, не Феба земных ночей.
Дело в том, что хотя спутник Галлии и находился к ней ближе, чем Луна к Земле, он казался гораздо меньше Луны, — поверхность его была примерно раз в десять меньше земного спутника. Итак, сателлит Галлии представлял собой лишь уменьшенную копию Луны и так слабо отражал солнечный свет, что не затмил бы даже звезд восьмой величины. Галлийская луна взошла на западе как раз в точке противостояния с дневным светилом, — следовательно, было полнолуние. Спутать эту планету с Луной сейчас уже не смог бы никто. Сервадак поневоле признал, что на диске его нет ни морей, ни борозд, ни кратеров, ни гор — словом, ни одной из тех особенностей рельефа, так ясно видных в лунных картах. То не был кроткий лик Аполлоновой сестры, по одним преданиям — свежей и юной, по другим — старой и морщинистой, которая уже столько веков бесстрастно созерцает бытие смертных в подлунном мире.
Следовательно, на небосклоне сияла какая-то особенная луна, — по предположению графа, это мог быть астероид, притянутый Галлией, когда она проходила через пояс малых планет. Что же это за светило? Принадлежит ли оно к разряду ста шестидесяти девяти малых планет, уже подсчитанных современными астрономами, либо к другой, еще неизвестной их разновидности? Впоследствии, вероятно, удастся узнать и это. Существуют совсем крохотные астероиды, и хороший ходок мог бы за сутки совершить пешком кругосветное путешествие по такому астероиду. Их масса значительно меньше массы Галлии, и сила ее притяжения способна была повлиять на это крошечное светило.
Первая ночь в Улье Нины прошла спокойно. На следующий день был окончательно установлен общий распорядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48