Вот что рассказал нам Жан, время от времени прислушиваясь к звукам извне.
Свой рассказ он вел прерывающимся голосом, короткими, отрывочными фразами, как будто задыхаясь от быстрой ходьбы.
– Милая Марта, – промолвил он, – этого надо было ожидать, и мне лучше быть здесь, в этой хижине, чем там, под начальством полковника фон Граверта, в эскадроне его сына, лейтенанта Франца!..
Тут Марте и сестре моей в нескольких словах сообщено было об оскорбительном вызове лейтенанта Франца, о предполагавшемся поединке, об отказе от него после зачисления Жана в полк…
– Да, – сказал господин Жан, – я должен был состоять под командой этого офицера, который, конечно, предпочитал видеть меня своим подчиненным и мстить мне, сколько душе угодно, вместо того чтобы драться со мной на дуэли. Ах, Марта, человек этот оскорбил вас, я убил бы его!..
– Жан, бедный мой Жан, – шептала молодая девушка.
– Полк был отправлен в Борну, – продолжал Жан Келлер. – Тут в продолжение месяца на меня налагали самый тяжелый труд, унижали, несправедливо наказывали, обращались хуже, чем с собакой, все из-за этого Франца!.. Я сдерживал себя… я все сносил ради вас, Марта, ради моей матери и всех моих друзей! Ах, что я выстрадал! Наконец полк ушел в Магдебург… Здесь я встретился с матерью и здесь же, вечером, пять дней тому назад, когда мы с ним были одни на улице, лейтенант Франц оскорбил меня, ударил хлыстом. Это переполнило меру моих унижений и оскорблений… Я бросился на него и… в свою очередь… ударил его.
– Жан, мой бедный Жан, – все шептала Марта.
– Если не удастся бежать, я пропал… – продолжал господин Жан. – К счастью, я разыскал мать в гостинице, где она остановилась…
Через несколько минут я переоделся в крестьянское платье, и мы покинули Магдебург!
Вскоре я узнал, что на следующий день военный совет приговорил меня к смертной казни… Голова моя была оценена в тысячу флоринов! Как ускользнуть?.. Я положительно не знал… Но мне хотелось жить, Марта… жить, чтобы вас всех увидеть!..
Господин Жан остановился.
– Нас не могут услышать? – спросил он.
Я тихонько вышел из хижины. Дорога была тиха и безлюдна. Я приложил ухо к земле. Со стороны леса не слышно было ничего подозрительного.
– Ничего не слыхать, – сказал я, возвращаясь.
– Мать и я, – возобновил свой рассказ господин Жан, – направились через Саксонию, надеясь, может быть, встретить вас, так как матери маршрут ваш был известен. Путешествовали мы главным образом ночью, покупая еду в уединенных домиках, проходя по деревням, где я имел возможность читать афишу, оценивающую мою голову…
– Ну да, мы с сестрой видели в Готе такую афишу, – заметил я.
– Мое намерение было, – рассказывал далее господин Жан, – попытаться достигнуть Тюрингии, где, по моим расчетам, вы еще должны были находиться. Кроме того, в Тюрингии я чувствовал бы себя в большей безопасности. Наконец мы добрались до гор!.. Как тяжел путь по ним вы, Наталис, знаете, так как вам пришлось часть его пройти пешком…
– Да, господин Жан, – отвечал я. – Но кто мог сообщить вам об этом?
– Вчера вечером, проходя ущелье Гебауер, – сказал Жан, – я заметил брошенную на дороге сломанную карету, в которой узнал экипаж господина де Лоране… Значит, случилось несчастье!.. Живы ли вы?.. Боже мой, как мы волновались… Мы шли всю ночь, а днем надо было скрываться…
– Скрываться! – воскликнула сестра. – Но зачем? Вас преследовали?
– Да, – отвечал Жан, – нас преследовали три негодяя, встреченные нами в конце ущелья Гебауер: браконьер Бух из Бельцингена и двое его сыновей. Я их уже видел в Магдебурге в тылу армии вместе с массой других подобных им грабителей. Разумеется, зная, что за меня можно получить тысячу флоринов, они погнались за мной. Сегодня ночью, не далее как часа два тому назад, за полулье отсюда мы были атакованы на опушке леса.
– Так что два выстрела, которые я слышал?.. – спросил я.
– Это были их выстрелы, Наталис. Пуля пронзила мне шляпу, но мы ускользнули от этих подлецов, укрывшись в чаще! Решив, вероятно, что мы повернули обратно, они бросились по направлению к горам. Мы тем временем продолжали путь по равнине, и, достигнув границы леса, Наталис, я узнал вас по вашему свисту…
– А я-то стрелял в вас, господин Жан! Вижу, выскочил человек…
– Ничего, Наталис; но весьма возможно, что ваш выстрел услышан… Я должен сию же минуту уйти отсюда!..
– Один? – воскликнула Марта.
– Нет, мы уйдем все вместе! – отвечал Жан. – И, если возможно, не будем расставаться до границы Франции. А затем, может быть, настанет долгая разлука!
Мы узнали все, что нам важно было знать, а именно: какая опасность грозит Жану, если браконьер Бух с сыновьями снова нападет на его след. Конечно, мы будем защищаться, не сдадимся без борьбы этим негодяям! Но чем может кончиться эта борьба, в случае если они набрали еще несколько таких же разбойников, в огромном количестве шляющихся по большим дорогам?
В нескольких словах познакомили мы господина Жана с тем, что с нами было со дня отъезда из Бельцингена, и рассказали, как благоприятно совершилось наше путешествие до катастрофы в ущелье Гебауер.
В данную минуту нас главным образом беспокоило отсутствие лошадей и экипажа.
– Надо во что бы то ни стало добыть средства передвижения, – сказал Жан.
– Я надеюсь найти что-нибудь в Танне, – отвечал господин де Лоране. – Во всяком случае, милый Жан, не следует больше оставаться в этой хижине. Бух с сыновьями может находиться где-нибудь поблизости… Воспользуемся ночной темнотой.
– В состоянии ли вы сопровождать нас, Марта? – обратился к ней Жан.
– Я готова! – отвечала Марта.
– А ты, мама? Ведь ты уже так устала?
– Вперед, мой сын! – воскликнула госпожа Келлер.
У нас еще оставалось немного провизии, до Танна хватит, так что можно будет не останавливаться в деревнях, чтобы как-нибудь не повстречаться там с Бухом.
Вот к какому решению пришли мы на общем совете.
Решено было не расставаться до тех пор, пока совместное путешествие не представит серьезной опасности. Конечно, то, что было сравнительно легко для господина де Лоране, Марты, Ирмы и меня, имевших паспорта, обеспечивавшие наше путешествие до французской границы, для госпожи Келлер и ее сына было неизмеримо труднее. Мы условились, что они будут обходить города, указанные в нашем маршруте, и присоединяться к нам только при выходе из них.
Только при таких условиях и возможно было совместное путешествие.
– Ну, идемте! – сказал я. – Если мне в Танне удастся купить лошадей и экипаж, – это избавит вашу матушку и невесту от излишнего утомления. А для нас с вами, господин Жан, провести несколько ночей под открытым небом не представит особого труда, особенно под небом Франции. Вы увидите, как ярко там блещут звезды!
С этими словами я вышел из хижины и сделал несколько шагов по дороге.
Было 2 часа ночи. Все утопало в глубокой тьме, но на вершинах гор светлели первые проблески зари.
Я ничего не видел, но зато легко мог слышать и прислушивался с большим вниманием. В воздухе стояла такая тишина, что малейший шум в кустах или на дороге не ускользнул бы от моего слуха.
Все было тихо… Надо полагать, что Бух с сыновьями потеряли след Жана Келлера.
Мы все вышли из хижины. Я вынес оставшуюся провизию, которой было не особенно много. Из двух наших пистолетов я отдал один Жану, а другой оставил себе. В случае надобности мы сумеем пустить их в дело.
Жан, взяв Марту за руку, сказал ей:
– Марта, когда я хотел сделать вас своей женой, – моя жизнь принадлежала мне! Теперь я потерял право соединить вашу жизнь с моею…
– Жан, – отвечала Марта, – Бог соединил нас… Пусть Он и руководит нами!

Глава восемнадцатая

Я не буду подробно останавливаться на первых двух днях нашего путешествия с госпожой Келлер и ее сыном. Скажу только, что нам удалось покинуть Тюрингию без всяких неприятных встреч и приключений.
Все мы нервные, взволнованные, шли хорошим шагом, как будто усталости и не бывало. Казалось, госпожа Келлер, Марта и сестра хотели показать нам пример бодрости, так что даже приходилось сдерживать их. Отдыхали мы аккуратно по часу после каждых трех часов ходьбы, что к концу дня составило довольно солидную прогулку.
Малоплодородная земля была изрыта извилистыми рвами, в которых росли ивы и осины.
В общем, в этой части провинции Гессен-Нассау природа довольно дикая (провинция эта теперь представляет Кассельский округ). Деревни встречались редко, только кое-где попадались фермы с плоскими крышами без желобов. Мы проходили Шмалькальден в благоприятную погоду: небо было серое, и прохладный ветерок приятно освежал нас. Тем не менее спутницы наши были сильно утомлены, когда мы, 24 августа, сделав десяток лье пешком, прибыли около 10 часов вечера в Танн.
Здесь, как было условлено, Жан с матерью должны были с нами расстаться. Им опасно было бы входить в город, где Жан легко мог быть узнан.
Решено было соединиться на другой день в 8 часов утра на дороге в Фульду, и если мы немного опоздаем, то, значит, нас задержала покупка экипажа и лошади. Госпожа Келлер с сыном не должны были ни под каким видом проникать в город. Решение это было очень благоразумно, так как агенты выказали необыкновенную строгость при проверке наших паспортов; я даже предвидел момент, когда арестуют нас, изгоняемых из страны. Надо было сообщить, каким образом мы путешествуем, как потеряли экипаж, и так далее.
Но нет худа без добра. Заслышав наш рассказ, один из агентов, в надежде на прибыль, предложил свести нас к извозопромышленнику, на что мы, разумеется, согласились.
Проводив Марту и Ирму в гостиницу, господин де Лоране, прекрасно говоривший по-немецки, отправился со мной за экипажем.
Дорожной кареты не нашлось, так что мы должны были удовлетвориться какой-то повозкой на двух колесах, запряженной одной лошадью. Нечего и говорить, что господину де Лоране пришлось заплатить за лошадь вдвое, а за повозку второе против их цены.
На следующий день мы встретились в условленном месте с госпожой Келлер и ее сыном. Ночь они провели в каком-то скверном кабачке, причем Жан спал на стуле, а его мать на ужаснейшей кровати. Господин де Лоране, Марта, госпожа Келлер и Ирма сели в повозку, куда я уложил провизию, купленную в Танне. Потеснившись немного, можно было дать место и пятому человеку, и я предложил его Жану, но он отказался; в конце концов решено было, что мы с ним будем садиться поочередно, – но большей частью нам приходилось обоим идти пешком, чтобы не слишком обременять лошадь, взятую нами потому, что другой не было. Ах, наши бедные бельцингейские лошади!
Днем 26 августа вдали показалась колокольня Фульского собора и стоящий на возвышенности французский монастырь, а к вечеру мы прибыли в Фульду; 27 проехали Шлинхтерн, Содон, Сальмюнстер при слиянии Зальца с Кинцитом, 28 были в Гельнгаузене и, если бы путешествовали для удовольствия, то должны были, как мне потом говорили, посетить замок, в котором жил Фридрих Барбаросса. Но нам, беглецам, было не до того.
Повозка тем временем продвигалась вперед очень медленно благодаря плохому состоянию дороги, которая особенно в окрестностях Сальмюнстера пересекала бесконечные леса, испещренные обширными озерами. Ехали шагом, вследствие чего двигались с опозданием, которое нас очень беспокоило. 13 дней, как мы выехали; еще 7 дней – и наши паспорта потеряют силу.
Госпожа Келлер была страшно утомлена. Что будет дальше, если силы ей изменят, и ее придется оставить в каком-нибудь городе или деревне? Сын ее не может быть с ней; да она и не позволит этого. Пока французская граница не отделяет Жана от прусских агентов, жизни его грозит опасность.
Как трудно было нам пробраться через лес Ломбой, тянущийся по обоим берегам Кинцига до Гессен-Дармштадтских гор! Так много времени потеряно было в поисках брода, что я думал, мы никогда не выберемся на противоположный берег.
29 числа наша повозка наконец ненадолго остановилась в Ганау. Мы должны были переночевать в этом городе, полном шума войск и экипажей. Так как Жану и его матери пришлось бы сделать большой крюк, чтобы обойти город, господин де Лоране и Марта остались с ними в повозке, а я с сестрой отправился в город возобновить наши припасы. На другой день, все сошлись на дороге, пересекающей Висбаденский округ. Около полудня мы проехали мимо городка Оффенбах, не въезжая в него, а к вечеру были во Франкфурте-на-Майне.
Не буду распространяться об этом большом городе, скажу только, что стоит он на правом берегу реки и кишит евреями. Переехав на пароме Майн, мы очутились на дороге, ведущей в Майнц. Необходимо было заехать во Франкфурт для предъявления паспортов, и мы, исполнив это, вернулись к Жану и его матери. Этой ночью мы, стало быть, могли не расставаться, что всегда было для нас ужасно грустно, а еще приятнее было то, что мы, хотя скромно, но хорошо устроились на ночлег в предместье Сальзенгаузена, на левом берегу Майна.
После совместного ужина все поспешили улечься, кроме сестры и меня; нам надо было кое-что закупить.
Зайдя в булочную, Ирма, между прочим, услышала, как несколько человек рассуждали о солдате Жане Келлере. Говорили, что его поймали около Сальмюнстера, причем описывали подробности этого происшествия. Будь мы в другом настроении, нас все это, конечно, позабавило бы…
Но важнее всех этих разговоров был, по-моему, слух о близком приходе Лейбского полка, направлявшегося из Франкфурта через Майнц в Тионвиль.
Если это верно, то полковник фон Граверт с сыном пойдут по одной дороге с нами, и не лучше ли будет, ввиду возможной неприятной встречи, изменить наш маршрут, взяв более северное направление и даже рискуя не заезжать в города, указанные нам прусской полицией?
На следующий день я сообщил Жану эту неприятную весть. Он посоветовал ничего не говорить его матери и Марте, у которых и без того было достаточно забот и тревог. После Майнца видно будет, что нужно предпринять и есть ли необходимость расстаться раньше границы Франции. Будем спешить, тогда нам, может быть, удастся, опередив Лейбский полк, раньше него достигнуть Лотарингии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20