Если бы он понравился ей, было бы забавным открыть ему иное. Но он не
только высокомерен. Он зеленый юнец.
Подошел служитель и предложил напрокат силовые коньки. Гем вызывающе
поглядел на Джин. Она покачала головой:
- Я не слишком ловка. Я сразу перевернулась вниз головой.
- Это легко, - сказал Гем. - Поглядите на этих двух... - он указал в
сторону пары, которая танцевала посреди зала, не тратя, казалось, никаких
усилий, кружась, скользя по воздуху во всех направлениях. - Вы сразу
схватите. Это легко. Лишь шевельните пальцем, если захотите тронуться с
места, нажмите немного - и вы там. Чем сильнее жмете, тем быстрее
двигаетесь. Чтобы остановиться, надо нажать пяткой.
Джин покачала головой.
- Я предпочла бы посидеть здесь и поговорить.
- Об этих расписках?
Она кивнула.
- Если вы поможете, я уступлю вам треть.
Гем сжал губы и прищурил глаза. Джин поняла, что он обдумывал, как бы
получить три третьих части вместо одной.
- Джо Парле погрузил на себя груду мусора, - сказала Джин с
беззаботным видом. - Некоторые из его расписок украдены, а те, что
остались, требуют разъяснений. Я знаю, какие из них имеют ценность.
- М-м-м, - Гем отхлебнул коктейль.
Джин сказала:
- Я не знаю, кто сегодня владеет "Ацтеком", вещи Джо вполне могли
сжечь.
- Я могу провести вас туда, - задумчиво сказал Гем. - Мансарда полна
старого хлама. Годфри говорит, что все это осталось от Парле. Он собирался
очистить чердак, но так и не собрался.
Чтобы скрыть возбуждение, Джин отпила глоток лимонада.
- Когда открывается заведение?
- В десять. Открываю я. Я работаю днем.
- Завтра я буду там в девять.
- Мы будем там вместе, - Гем, наклонился вперед и многозначительно
взял руку Джин. - Вы слишком красивы, чтобы позволить вам скрыться с моих
глаз даже для...
Раздался резкий стук коньков о кабину. Кто-то закричал хриплым
голосом:
- Убери руки от моей девчонки! - и в кабинку просунулось разъяренное
круглое лицо. Джин заметила космы черных кудрей, широкий крепкий торс.
Гем в удивлении и ярости смотрел на него несколько мгновений, затем
вскочил на ноги.
- Не указывай мне, что делать, ты...
Черноволосый юноша повернулся к Джин с горечью на лице:
- Джейд, вы можете катиться к черту.
Он повернулся и вышел. Гем сел, окаменелый, словно статуя. Он совсем
забыл о Джин, он глядел теперь вслед черноволосому юноше. Его рот
искривился нудной усмешкой, но веки не поникли, а пошли вверх и глаза
словно остекленели. Он неторопливо поднялся на ноги. Джин сказала
будничным тоном:
- Не будьте ребенком. Сядьте и сидите спокойно.
Он не обратил внимания. Джин подалась слегка назад. Гем был опасен.
- Сядьте, - сказала она резко.
Усмешка Гема превратилась в гримасу. Он перемахнул ограждение кабинки
и мягким шагом, крадучись, пошел за черноволосым юношей.
Джин ерзала, сжимая в руках бокал. Позволить им подраться... Молодые
бычки, молодые кабанчики... Она надеялась, что черноволосый парень
подотрет землю Гемом. Конечно, он сам поднял бучу. Что он имел ввиду,
называя ее Джейд? Она никогда не видела его раньше. Можно ли в этом случае
возлагать ответственность на вездесущую Марту Колвелл? Казалось, она всюду
предшествовала ей. Джин с интересом огляделась вокруг.
Пятнадцать минут прошло прежде, чем Гем вернулся к столу. Безумие
слетело у него с лица. Молодой бармен был в синяках, одежда порвана и
испачкана, но он явно остался победителем. Джин увидела это потому, как он
важничает, как клонит свою красивую темно-коричневую голову... "Глупое
молодое животное", - подумала Джин без всяких эмоций.
Гем подтянул ноги, они были как деревянные.
- Зафиксировал слегка этого парня, - сказал он приятным голосом.
Словарь Джин был не особенно богат, и слово "катарсис" в нем не
значилось. Она подумала про себя: "Он выместил свою незначительность на
черноволосом парне и чувствует себя от этого лучше. Шаг к приличному
человеку".
И в самом деле, Гем успокоился и остаток вечера держался в тени. В
полночь он предложил уйти. Джин не протестовала. Она не заметила нигде ни
черноволосого парня, ни девушки, которую можно было отождествить с
племянницей Колвелла.
В воздушной лодке Гем привлек ее к себе и страстно поцеловал. Джин
посопротивлялась немного, потом расслабилась. "Почему бы и нет", -
подумала она. Это легче, чем бороться с ним. Хотя она некоторым образом
ненавидела себя за то, что делает вклад в его самооценку.

6
Восход солнца на Кодироне сопровождался уникальным во всей Вселенной
явлением: занавес сине-белого света, словно веко, падал вниз, на западную
сторону горизонта, будто спускался затвор, изгоняющий мрак и дающий дорогу
ледяному свету кодиронского дня. Эффект приписывался флюоресцирующей
компоненте воздуха, которая активизировалась радиацией Минтаки Суб-30, а
резкая линия раздела объяснялась маленькими угловыми размерами диска
Минтаки Суб-30 - почти что точечного источника света.
Джин тихо выскользнула из комнаты, как раз вовремя, чтобы успеть к
представлению. Длинная и пустынная Мейн стрит потонула в синей тьме. Ветер
ударил Джин в лицо. Она сердито облизнула губы и задумалась о том, где
позавтракать. Когда-то припозднившихся пьяниц, игроков и пресытившихся
клиентов обоих городских борделей обслуживали неряшливые кофейни на
Райской Аллее. Возможно, они еще существовали.
Джин дрожала от ветра, хлеставшего с голых скал Кодирона. Она
подтянула свой темно-синий жакет на шее. Девушка ощущала, что кожа ее
стала грязной, липкой, но в ранний час в ванных отеля горячей воды не было
- при помощи таких вот экономических мер "Сунхауз" достигал показного
великолепия фасада. Поверхностный блеск и внутренние пороки, точно так же,
как у некоторых людей. Джин припомнила Гема Моралеса. Рот ее растянулся в
ледяной улыбке. Самонадеянное своевольное существо. Он так важно удалился
от "Сунхауза", так собой доволен... Джин выбросила его из головы. В
огромной Вселенной он был атомом, пусть наслаждается собой, продвигая ее
расследование.
Девушка дрожала. Было и в самом деле очень холодно и очень рано для
каких-либо дел. Чердак, наверное, все еще в клубах свежего табачного дыма,
в запахе пива и парах виски. Под ее пальцами въевшаяся грязь, многолетняя
пыль будут казаться липкими, но она и не ожидала, что поиск окажется
сплошным наслаждением. Сортировать старые вещи Джо Парле будет куда менее
хлопотно без Гема Моралеса.
Джин привычно свернула на Райскую Аллею у здания суда и увидела
впереди желтые огоньки кафе "Нью-Йорк". Она скользнула внутрь и села у
стойки рядом с сопящим рабочим фермы, все еще тупым после ночной пирушки.
Она тихо пила кофе и ела торт, поглядывая на себя в зеркало за стойкой -
очень красивая девушка с коротко остриженными густыми черными волосами,
кожей как матовое оконное стекло с желтой подсветкой, широким
бледно-розовым ртом и изящным подбородком, черными глазами, которые могли
становиться огромными от возбуждения, а могли быть длинными и узкими под
густыми ресницами... "Я буду красивой очень долго, - подумала Джин, - если
не позволю себе выдохнуться. Мне очень много дает моя жизненная сила. Я
надеюсь на это не потому, что мне только семнадцать, девичий возраст, так
сказать. Это больше".
Она покончила с кофе и вышла обратно на Райскую Аллею. На Мейн стрит
сияли бело-голубые утренние лучи, все углы, все выступы ловили свет и
светились сами, словно в огнях Святого Эльма.
Впереди, темный и облезлый, вырос фасад таверны "Старый Ацтек".
Таверны Джо Парле, первого дома в ее памяти.
Джин обошла вокруг и последовала хорошо запомнившимся путем: залезть
на крышу сарайчика-пристройки для продуктов, затем дернуть за жалюзи,
казавшиеся вроде бы прочными - и открывался проход внутрь.
Протиснуться, извиваясь, тяжело дыша, спрыгнуть на лестницу,
перевести дыхание и, царапаясь о стены, по узеньким ступенькам взобраться
на чердак.
Джин вслушалась. Ни звука. Не колеблясь, она взбежала по ступенькам и
толкнула запыленную дверь. Остановилась в проеме, и воспоминания одолели
ее, перехватывая дыхание и переполняя жалостью к черноглазой маленькой
негоднице, которая когда-то спала здесь. Девушка заморгала, затем
отодвинула эмоции в сторону. Огляделась. Сквозь грязное окно сочился свет.
Груда грязных коробок - вот что осталось от злобного Джо Парле.
Как и опасалась Джин, все было пыльное, сырое и липкое, и пахло
эманациями бара. В первой коробке она нашла счета, расписки, оплаченные
чеки. Во второй лежал фотоальбом, который она отложила в сторону, а также
множество магнитофонных лент. Третий хранил... Она подняла голову в
тревоге. Вкрадчивый скрип пола. Джин набрала воздуха и повернулась. В
дверях, глядя на нее, стоял Гем Моралес. Он слегка улыбался, скаля зубы.
Очень неприятное выражение.
- Так я и думал, что найду вас здесь, - сказал он тихо.
- И я думала, что найду здесь вас.
Гем сделал шаг в комнату.
- Вы занялись немножечко воровством...
Джин увидела, что лицо его проходит последовательность выражений
прошлой ночи. Она напряглась. Еще минуту...
Она сказала:
- Гем!
- Да?
- Вы боитесь смерти?
Он не ответил, но стоял наготове, как кот перед прыжком. Джин
сказала:
- Если будете вести себя неосторожно, вам придется умереть.
Он беспечно шагнул вперед.
- Не подходите ближе...
Тело бармена еще приблизилось. Он слегка наклонился вперед и
потянулся к ней.
- Еще два шага, Гем...
Джин показала ему то, что держала в руках - маленький брусочек, не
более спичечного коробка. Из крошечной дырочки в передней грани вылетала
игла, способная вонзиться на шесть дюймов в человеческую плоть, где
тончайшая нить из митрокса взрывалась. Гем замер.
- Вы не осмелитесь. Вы не осмелитесь меня убить!
У него не хватало умственных способностей постичь, что Вселенная
может существовать без него, Гема Моралеса. Дернув плечами, он шагнул
вперед. Игла щелкнула в воздухе, всколыхнула материю рубашки. Джин
услышала, как внутри его тела что-то глухо хлопнуло, затем оно шлепнулось
на пол, который от удара слегка задрожал.
Девушка поморщилась и не спеша засунула брусочек обратно в рукав.
Потом вернулась к коробкам. Возможно, ей не следовало подстрекать Гема
болтовней о спрятанном богатстве, искушать того, кто так пуст, так слаб,
не было честным поступком.
Она вздохнула и открыла третью коробку. В ней, как и в четвертой,
лежали календари. Джо Парле хранил календари, отмечая красным карандашом
день за днем. Джин видела, как он покрывал каракулями пустые места.
Памятные записки, что ли - Джин тогда не умела читать. Она перелистала
назад семнадцать лет, затем стала отмеривать цепочку дней. Январь,
февраль, март - ее глаз поймал каракули, выцветшие черные чернила:
"Сказать Молли в последний раз, чтобы забрала свое чертово отродье".
Молли. Имя ее матери было неизвестно. А кто такая Молли? Любовница Джо?
Возможно ли, что сам Джо Парле был ее отцом? Джин подумала и решила, что
нет. Слишком много раз Джо поносил судьбу, которая заставила его
заботиться о девочке. И еще она вспомнила, как однажды Джо напился до
белой горячки, до кошмаров. Она тогда уронила на пол кастрюлю, звон
заставил нестройно зазвучать диссонирующую паутину его нервов. Джо
закричал голосом тонким, как корнет-а-пистон. Он проклинал то, что она
здесь, ее лицо, зубы, сам воздух, которым она дышала. Он безрассудно и
дико кричал, что скорее убьет эту девчонку, чем посмотрит на нее, что он
будет держать ее только до тех пор, пока не подрастет, а потом продаст.
Это разрешало вопрос. Если она частица его тела, он бы нянчился с ней,
показывал бы самое лучшее, что в нем было. Она могла бы стать для него
началом новой жизни. Джо не был ее отцом.
Но кто такая Молли? Джин подняла альбом с фотографиями и замерла.
Шаги на улице затихли. Она услышала, как загремела входная дверь, как
позвали кого-то, но не поняла кого. Затем снова дребезжание, шаги
удалились. Тишина. Джин села на коробку и открыла альбом.
На первых двух картинках было детство Джона Парле. Дюжина снимков
венерианского дома на сваях, очевидно на Бренди-Бич. Маленький мальчик в
рваных розовых шортах, в котором она узнала Джо, стоял рядом с пышногрудой
женщиной с суровым лицом. Через несколько страниц Джо стал молодым
человеком. Он позировал у старого воздушного вагона "Дюрафлайт". На заднем
плане виднелись корявые коричнево-белые кисточные деревья, местом действия
все еще была Венера. На следующей странице только одна картинка:
миловидная девушка с пустоватым выражением лица. Зелеными чернилами было
накарябано: "Слишком плохо, Джо".
Действие переместилось на Землю. Бар, ресторан, большой групповой
снимок, где Джо, безмятежный и помпезный, стоял среди дюжины мужчин и
женщин, явно его служащих. Дальше в альбоме было только несколько
фотографий. Очевидно, по мере того, как таяло состояние Джо, он лишался
энтузиазма сниматься. На двух фотографиях, профессионально выполненных,
была женщина, блондинка с медным отливом, явно хозяйка приема. Подпись
гласила: "Славному малому. Вирли."
Оставалась только одна фотография, с таверной "Ацтек" двадцатилетней
давности, - так рассудила Джин по облику Джо. Он стоял в дверях, с одной
стороны от него были два бармена в безрукавках и швейцар, человек,
которого Джин помнила как азартного игрока, а с другой - четыре нахальных
женщины в вызывающих позах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17