https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/Blanco/
Когда они уставали обзываться, они крутили пальцем у виска или корчили кожи, высовывая скрученные в трубочку языки.
За все это время кончились метелки и прутья, чтобы вязать метелки, не было даже самых распоследних прошлогодних прутьев для метелок. Не было ни утиных яиц для жарки, ни гусиных для варки, ни яиц куриц-бентамок, ни самих куриц-бентамок, ни тележек возить яйца, ни ящиков возить кур, ни кур, ни курятников.
Тысяча щипцов для льда из чистого золота, тысяча тачек из чистого серебра, все подаренные от чистого сердца, давным-давно поломались еще в одной из первых войн из-за цвета свиней – розового или зеленого, в крапинку или в полоску.
Теперь даже свиней уже не было, и нечего было красить в зеленый и в розовый цвет, в крапинку или в полоску. Свиньи, свиньи, свиньи исчезли.
Так налетчики и захватчики потеряли в войнах все, прикрепили к культяшкам деревянные ноги и отправились в далекую-далекую прерию, начать все сначала на дальних реках и горах. Они останавливались только затем, чтобы посчитать ворон, сколько их попалось им навстречу. Если ты увидишь, что кто-то остановился и считает ворон, сколько их попалось ему навстречу, знай, что это скорее всего кто-то из налетчиков и захватчиков.
Тогда суслики в черно-коричневую полоску снова уселись столбиками на свои мягкие куцые хвостики, слушая мурлыканье весеннего южного ветерка и приговаривая: «Вот прерия, и она наша».
Далеко-далеко, где небо сливается с землей, а закат открывает двери ночи – там, где ветры встречаются, разворачиваются кругом и вновь разлетаются – там живут суслики, которые напевают: «Травка зеленеет, солнышко блестит», играют в салки-догонялки, салки-скакалки, салки-выручалки, разные прочие салки. Иногда они садятся в кружок и спрашивают: «Какой в этом „фу“ смысл?» И какой-нибудь старый суслик отвечает: «Фу» говорят не для смысла, а лишь бы сказать».
Вот такую историю поведала одна юная крыса другой под розами и олеандрами, пока чокнутая парочка сидела на изгороди при луне, смотрела на бревна и слушала.
Юная крыса, рассказавшая историю, наконец дожевала свой гвоздь, а та крыса, что слушала, прожевала и проглотила свой.
А чокнутая парочка на изгороди посмотрела на дико вьющиеся розы над бревнами в лунном безумном свете и сказала друг другу: «Легко быть чокнутыми… среди чокнутых… Правда?» Потом они слезли с изгороди и в лунном безумном свете отправились домой.
7. Две истории из высокой травы
Жил-был старик с морщинистым задубелым лицом. Он жил среди кукурузных полей на холмах в прерии неподалеку от реки Шампунь.
Его звали Джон Джонас Джонатан Жужалужастужа. Друзья и родные звали его просто Фуражиром.
У него была дочка, такая кукурузная девочка с волосами, как кукурузный шелк в пору, когда початки уже совсем созрели. Пучки нежно-золотистых шелковинок свисали вниз и покачивались на ветру, ничем не отличаясь от волос девочки. Звали ее Ева Евгения Евангелина Жужалужастужа, а друзья и родные дали ей прозвище Голубичка.
Одиннадцатый месяц ноябрь каждый год опоясывает холмистую прерию кукурузным поясом. В урожайную пору кукурузу повозками увозят с полей, а солому собирают в копны, сияющие желтым светом кукурузных стеблей.
Тогда наступает время урожайной луны: Говорят, она вяжет на небе снопы ноябрьского лунного света в золотые скирды. Так говорят.
Однажды утром в ноябре, как раз в эту пору, старик по прозвищу Фуражир сидел на солнышке, прислонясь к копне.
Девчушка, которую все называли Голубичкой, хотя на самом деле она была Евой Евгенией Евангелиной Жужалужастужей, тоже пришла туда. Ее отец сидел на солнышке, прислонившись к копне. И сказал ей, что сидит здесь каждый год, чтобы послушать, как болтают мыши, готовясь переезжать на зиму в большой фермерский дом.
«Когда приходят заморозки, початки собирают, а солому складывают в скирды, тогда поле пустеет, наступают холодные ночи. Папа-мышка и мама-мышка говорят мышатам, что настала пора пробираться на чердак, в подвал или во флигель фермерского дома», – сказал Фуражир дочке Голубичке.
«Я прислушалась и услышала, – ответила она, – как папа-мышка и мама-мышка рассказывают мышатам, что найдут тряпок, бумажек, шерсти, щепочек и соломинок, чтобы сделать на зиму теплое гнездышко в доме фермера – если их не найдут ни кот, ни кошка, ни котята».
Старик Фуражир потерся спиной и плечами о копну сена, потер руки, как будто мыл их в золотом осеннем солнечном свете, а потом рассказал одну историю:
В ту пору, когда мыши в полях шепчутся так, что их можно услышать, я вспоминаю другой ноябрь – ноябрь моего детства.
Как-то вечером в ноябре, когда урожайная луна ярко светит и громоздит в небе золотые соломенные скирды, я потерялся. Вместо того, чтобы идти домой, я пошел прочь от дома. Весь следующий день и всю следующую ночь вместо того, чтобы идти домой, я шел от дома.
На другую ночь я подошел к копне сена, где пел золотистый сверчок. Он пел те же песенки, что и сверчки в скирдах сена там, дома, где Жужалужастужа ворошат сено и кукурузу в кукурузной прерии у реки Шампунь.
Он сказал мне, этот сверчок, он сказал мне, что когда он прислушивается, если конечно все тихо в траве и в небе, то может расслышать пение золотистых сверчков в небесных скирдах, связанных урожайной луной.
Я заснул, слушая пение золотисто-желтых сверчков в копне сена, а глубокой ночью, как мне казалось, задолго до рассвета, мы вдвоем отправились в дальнее путешествие.
Да, мы отправились в путешествие. Дорогу указывал золотисто-желтый сверчок. «Урожайная луна, – объяснил он мне певучим шепотом, – зовет. Мы доберемся до лунных городов, где урожайная луна вяжет на небе кукурузные снопы».
Мы дошли до маленькой небесной долины. Урожайная луна обронила в этой долине три маленьких городка: вот как их называли – Полумесяц, Крошка-Месяц и Серебряный Месяц.
В Полумесяце выглядывают из дверей, а входят в окна. Его жители сняли с дверей дверные звонки и приладили их к окнам. Сначала мы позвонили в дверной звонок, а потом вошли в окно.
В Крошке-Месяце в трубах есть окршки, так что дым может выглянуть и посмотреть, какая сегодня погода и стоит ли выходить из трубы. А когда трубам надоедает стоять на крыше, они спускаются вниз и танцуют в подвале. Мы увидали, как пять труб спустились вниз, взялись за руки, тряхнули головами и станцевали смешной трубный танец.
В Серебряном Месяце подвалы всем недовольны. Они говорят друг другу: «Мы устали быть внизу, вечно внизу». Поэтому подвалы выскальзывают из-под пола, вылезают потихоньку и карабкаются на крышу.
Вот что мы увидели в лунных городках Полумесяце, Крошке-Месяце и Серебряном Месяце. Мы вернулись назад к копне сена, чтобы утром проснуться от ночного сна.
«В эту пору я всегда вспоминаю тот ноябрь», – сказал старик Фуражир своей дочке Голубичке.
Голубичка ответила: «Я тоже буду в ноябре иногда спать на сене, чтобы увидеть золотисто-желтого сверчка, который разговаривает певучим шепотом и может взять меня в путешествие туда, где дверные звонки на окнах, а трубы спускаются с крыши вниз и танцуют».
Старик промурлыкал: «Не забудь о подвалах, уставших быть внизу, вечно внизу».
Совсем рядом с Крем-Торт-тауном есть куча бейсбольных городков, спрятанных в высокой траве. Мимо проходят поезда, из окон выглядывают пассажиры, но в высокой траве они не замечают бейсбольных городов. Однако, они там, и высокая трава полна питчеров и кетчеров, бейсменов и полевых, беттеров и защитников, игроков-левшей и игроков-правшей. Они играют в бейсбол до темноты, и в темноте они тоже играют. В стране Рутамяте все самые быстрые игроки в бейсбол из этих городков в высокой траве.
Раньше эти города так и назывались, как в учебнике написано, теперь их имена из бейсбольного жаргона: Прорванная Защита, База-Дом, Щиток-на-грудь, Рукавицы, Девять Иннингов, Три Бола и Два Страйка, Двое на Базе, Большая Лига, Резаный Мяч, Вне Игры, Мертвый Мяч, Крученый Мяч, Ложный Бросок.
Как-то вечерком Ночной Полицейский Крем-Торт-тауна зашел в табачную лавочку, и компания молодых бейсболистов, проводящих время за бейсбольной болтовней, спросила его, что новенького носится в воздухе. Вот что он им ответил:
Я сидел на ступеньках почты, размышляя о том, сколько пропадает писем, так что на них и ответить-то нельзя. Ко мне подошел один бейсболист с пакетом под мышкой и сказал, что зовут его Ловкие Пальцы, и что рука у него тяжелая, а игрок он прекрасный, а его команда «Ложный бросок» играла вчера решающий матч с командой «Резаный Мяч». Накануне игры он приходил в Крем-Торт-таун, чтобы найти снукса и гринго и попросить сделать ему базовую майку. Он рассказал мне, что в такой майке каждый раз как берешь в руки биту, попадаешь мячом прямо в базу «дом». Он сказал, что взяв в руки биту, он всегда попадал в базу «дом», и это его мячи выиграли встречу для «Ложных бросков». А сейчас он несет пакет, а в пакете базовая майка, и он возвращает ее снуксу и гринго, потому что они только одолжили ее, и он обещал им вернуть ее после матча. Последний раз я видел его когда он топал-топ-топ – по улице с пакетом под мышкой.
Только я поболтал с Ловкими Пальцами, как показался другой бейсболист. У него под мышкой тоже был пакет. Он сказал, что зовут его Три Удара, и он отличный питчер-левша из команды «Резаный мяч», накануне игравшей с командой «Ложный бросок». Он сказал, что настоящий удар уже потерян, и так очков не заработаешь. Поэтому накануне игры он отправился в Крем-Торт-таун, нашел там снукса и гринго, и попросил дать ему мячевую майку. Крученый мяч только кажется легким, пояснил он, но он аж дымится и весь в шипах, и до него никак не дотянуться. Он сказал, что попал мячом «Ложным броскам» прямо в лицо, так что они даже до первой базы не добрались. Три Удара нес пакет и объяснил, что в нем мячевая майка, он должен вернуть ее скунсу и гринго, она принадлежит им, а ему они ее только одолжили. Последний раз я его видел, когда он топал-топ-топ по улице с пакетом под мышкой.
Компания молодых бейсболистов в табачной лавке спросила Ночного Полицейского: «Кто же выиграл матч? „Ложные броски“ или „Резаные мячи“? Кто получил главный приз?»
«Спрашивайте, сколько хотите, – ответил тот мальчишкам, – если снукс и гринго пройдут мимо почты сегодня вечером, когда я буду сидеть там на ступеньках и изумляться тому, как много писем пропадает так, что на них и ответить-то нельзя, я спрошу их, и если они мне ответят сегодня вечером, завтра я расскажу вам».
С тех пор, когда в бейсбольных городках, спрятанных в высокой траве, болтают о бейсболе, говорят, что есть только один верный способ выиграть матч – заполучить питчера в мячевой майке, который на нее надел еще и базовую майку, если конечно эти майки сделаны снуксом и гринго.
8. Две истории из Оклахомы и Небраски
Иона Иона Полотнокс был фермером и жил в Небраске со своей женой Мамми Мамми Полотнокс и дочкой Пони Пони Полотнокс.
«Кто назвал тебя двумя одинаковыми именами? Отец?» – спрашивали его.
Он отвечал: «Да, так легче запомнить два имени. Если я не услышу, как меня зовут первым именем – Иона, может я услышу, как меня зовут вторым – Иона».
«Я и свою, похожую на пони, дочурку, – продолжал он, – назвал Пони Пони, и если она не услышит меня с первого раза, то уж со второго услышит наверняка».
Все трое, Иона Иона Полотнокс, его жена Мамми Мамми Полотнокс и их похожая на пони дочка Пони Пони Полотнокс жили на ферме и растили кукурузу, причем того самого сорта, из которого делают воздушную кукурузу.
Как-то, собрав урожай, они набили кукурузой все амбары, все сараи, все закрома, все риги, все углы и закоулки фермы.
«Мы завалим воздушной кукурузой всю Небраску, – сказал Иона Иона, – спорю, ее хватит на всех продавцов воздушной кукурузы и на всех друзей и родных всех продавцов воздушной кукурузы во всех Соединенных Штатах».
В тот год Пони Пони впервые собралась печь тыквенный пирог сама. В дальнем углу кукурузного амбара, совсем заваленный кукурузой, у нее хранился секрет, большая круглая тыква, толстая желтая тыква, чудная тыква, вся в золотых пятнышках.
Она принесла тыкву на кухню, взяла длинный острый нож и разрезала ее пополам, так что получилось две половинки. Внутри, как и снаружи, тыква вся была в золотых пятнышках. Вдруг что-то блеснуло серебром. Пони Пони удивилась, что может быть в тыкве серебряного. Она засунула пальчики поглубже и вытащила что-то.
«Это пряжка! Серебряная китайская пряжка от туфельки».
Она побежала к отцу и сказала: «Посмотри, что я нашла, когда разрезала золотисто-желтую тыкву, усеянную золотыми пятнышками – серебряную китайскую пряжку от туфельки».
«Это к перемене судьбы и не знаю, к удаче или к несчастью», – сказал Иона Иона своей дочери Пони Пони Полотнокс.
Тогда она побежала к матери и сказала: «Смотри, что я нашла, когда разрезала золотисто-желтую тыкву, усеянную золотыми пятнышками – серебряную китайскую пряжку от туфельки».
«Это к перемене судьбы, и не знаю, к удаче или к несчастью», – сказала Мамми Мамми Полотнокс.
В ту ночь в амбарах, сараях, закромах, ригах, во всех углах и закоулках фермы, где держали кукурузу, загорелся огонь. Всю долгую ночь взрывалась воздушная кукуруза. Наутро вся земля вокруг фермы и все амбары были завалены белой воздушной кукурузой, так что казалось, будто вокруг огромные снежные сугробы.
Огонь горел весь следующий день, и воздушной кукурузы навалило столько, что когда Пони Пони шла от дома до сарая, кукуруза доходила ей до плеч. Всю следующую ночь во всех амбарах, сараях, закромах и ригах продолжала жариться кукуруза.
Наутро, когда Иона Иона Полотнокс выглянул из окна над лестницей, он увидел, как гора воздушной кукурузы растет все выше и выше. Она уже почти доходила до окна. В тот же день Иона Иона Полотнокс, его жена Мамми Мамми Полотнокс и их дочка Пони Пони Полотнокс еще до наступления темноты вышли из дома, приговаривая: «Мы хотели завалить кукурузой всю Небраску, но она завалила нас. Пока ветер не сдует кукурузу, мы назад не вернемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
За все это время кончились метелки и прутья, чтобы вязать метелки, не было даже самых распоследних прошлогодних прутьев для метелок. Не было ни утиных яиц для жарки, ни гусиных для варки, ни яиц куриц-бентамок, ни самих куриц-бентамок, ни тележек возить яйца, ни ящиков возить кур, ни кур, ни курятников.
Тысяча щипцов для льда из чистого золота, тысяча тачек из чистого серебра, все подаренные от чистого сердца, давным-давно поломались еще в одной из первых войн из-за цвета свиней – розового или зеленого, в крапинку или в полоску.
Теперь даже свиней уже не было, и нечего было красить в зеленый и в розовый цвет, в крапинку или в полоску. Свиньи, свиньи, свиньи исчезли.
Так налетчики и захватчики потеряли в войнах все, прикрепили к культяшкам деревянные ноги и отправились в далекую-далекую прерию, начать все сначала на дальних реках и горах. Они останавливались только затем, чтобы посчитать ворон, сколько их попалось им навстречу. Если ты увидишь, что кто-то остановился и считает ворон, сколько их попалось ему навстречу, знай, что это скорее всего кто-то из налетчиков и захватчиков.
Тогда суслики в черно-коричневую полоску снова уселись столбиками на свои мягкие куцые хвостики, слушая мурлыканье весеннего южного ветерка и приговаривая: «Вот прерия, и она наша».
Далеко-далеко, где небо сливается с землей, а закат открывает двери ночи – там, где ветры встречаются, разворачиваются кругом и вновь разлетаются – там живут суслики, которые напевают: «Травка зеленеет, солнышко блестит», играют в салки-догонялки, салки-скакалки, салки-выручалки, разные прочие салки. Иногда они садятся в кружок и спрашивают: «Какой в этом „фу“ смысл?» И какой-нибудь старый суслик отвечает: «Фу» говорят не для смысла, а лишь бы сказать».
Вот такую историю поведала одна юная крыса другой под розами и олеандрами, пока чокнутая парочка сидела на изгороди при луне, смотрела на бревна и слушала.
Юная крыса, рассказавшая историю, наконец дожевала свой гвоздь, а та крыса, что слушала, прожевала и проглотила свой.
А чокнутая парочка на изгороди посмотрела на дико вьющиеся розы над бревнами в лунном безумном свете и сказала друг другу: «Легко быть чокнутыми… среди чокнутых… Правда?» Потом они слезли с изгороди и в лунном безумном свете отправились домой.
7. Две истории из высокой травы
Жил-был старик с морщинистым задубелым лицом. Он жил среди кукурузных полей на холмах в прерии неподалеку от реки Шампунь.
Его звали Джон Джонас Джонатан Жужалужастужа. Друзья и родные звали его просто Фуражиром.
У него была дочка, такая кукурузная девочка с волосами, как кукурузный шелк в пору, когда початки уже совсем созрели. Пучки нежно-золотистых шелковинок свисали вниз и покачивались на ветру, ничем не отличаясь от волос девочки. Звали ее Ева Евгения Евангелина Жужалужастужа, а друзья и родные дали ей прозвище Голубичка.
Одиннадцатый месяц ноябрь каждый год опоясывает холмистую прерию кукурузным поясом. В урожайную пору кукурузу повозками увозят с полей, а солому собирают в копны, сияющие желтым светом кукурузных стеблей.
Тогда наступает время урожайной луны: Говорят, она вяжет на небе снопы ноябрьского лунного света в золотые скирды. Так говорят.
Однажды утром в ноябре, как раз в эту пору, старик по прозвищу Фуражир сидел на солнышке, прислонясь к копне.
Девчушка, которую все называли Голубичкой, хотя на самом деле она была Евой Евгенией Евангелиной Жужалужастужей, тоже пришла туда. Ее отец сидел на солнышке, прислонившись к копне. И сказал ей, что сидит здесь каждый год, чтобы послушать, как болтают мыши, готовясь переезжать на зиму в большой фермерский дом.
«Когда приходят заморозки, початки собирают, а солому складывают в скирды, тогда поле пустеет, наступают холодные ночи. Папа-мышка и мама-мышка говорят мышатам, что настала пора пробираться на чердак, в подвал или во флигель фермерского дома», – сказал Фуражир дочке Голубичке.
«Я прислушалась и услышала, – ответила она, – как папа-мышка и мама-мышка рассказывают мышатам, что найдут тряпок, бумажек, шерсти, щепочек и соломинок, чтобы сделать на зиму теплое гнездышко в доме фермера – если их не найдут ни кот, ни кошка, ни котята».
Старик Фуражир потерся спиной и плечами о копну сена, потер руки, как будто мыл их в золотом осеннем солнечном свете, а потом рассказал одну историю:
В ту пору, когда мыши в полях шепчутся так, что их можно услышать, я вспоминаю другой ноябрь – ноябрь моего детства.
Как-то вечером в ноябре, когда урожайная луна ярко светит и громоздит в небе золотые соломенные скирды, я потерялся. Вместо того, чтобы идти домой, я пошел прочь от дома. Весь следующий день и всю следующую ночь вместо того, чтобы идти домой, я шел от дома.
На другую ночь я подошел к копне сена, где пел золотистый сверчок. Он пел те же песенки, что и сверчки в скирдах сена там, дома, где Жужалужастужа ворошат сено и кукурузу в кукурузной прерии у реки Шампунь.
Он сказал мне, этот сверчок, он сказал мне, что когда он прислушивается, если конечно все тихо в траве и в небе, то может расслышать пение золотистых сверчков в небесных скирдах, связанных урожайной луной.
Я заснул, слушая пение золотисто-желтых сверчков в копне сена, а глубокой ночью, как мне казалось, задолго до рассвета, мы вдвоем отправились в дальнее путешествие.
Да, мы отправились в путешествие. Дорогу указывал золотисто-желтый сверчок. «Урожайная луна, – объяснил он мне певучим шепотом, – зовет. Мы доберемся до лунных городов, где урожайная луна вяжет на небе кукурузные снопы».
Мы дошли до маленькой небесной долины. Урожайная луна обронила в этой долине три маленьких городка: вот как их называли – Полумесяц, Крошка-Месяц и Серебряный Месяц.
В Полумесяце выглядывают из дверей, а входят в окна. Его жители сняли с дверей дверные звонки и приладили их к окнам. Сначала мы позвонили в дверной звонок, а потом вошли в окно.
В Крошке-Месяце в трубах есть окршки, так что дым может выглянуть и посмотреть, какая сегодня погода и стоит ли выходить из трубы. А когда трубам надоедает стоять на крыше, они спускаются вниз и танцуют в подвале. Мы увидали, как пять труб спустились вниз, взялись за руки, тряхнули головами и станцевали смешной трубный танец.
В Серебряном Месяце подвалы всем недовольны. Они говорят друг другу: «Мы устали быть внизу, вечно внизу». Поэтому подвалы выскальзывают из-под пола, вылезают потихоньку и карабкаются на крышу.
Вот что мы увидели в лунных городках Полумесяце, Крошке-Месяце и Серебряном Месяце. Мы вернулись назад к копне сена, чтобы утром проснуться от ночного сна.
«В эту пору я всегда вспоминаю тот ноябрь», – сказал старик Фуражир своей дочке Голубичке.
Голубичка ответила: «Я тоже буду в ноябре иногда спать на сене, чтобы увидеть золотисто-желтого сверчка, который разговаривает певучим шепотом и может взять меня в путешествие туда, где дверные звонки на окнах, а трубы спускаются с крыши вниз и танцуют».
Старик промурлыкал: «Не забудь о подвалах, уставших быть внизу, вечно внизу».
Совсем рядом с Крем-Торт-тауном есть куча бейсбольных городков, спрятанных в высокой траве. Мимо проходят поезда, из окон выглядывают пассажиры, но в высокой траве они не замечают бейсбольных городов. Однако, они там, и высокая трава полна питчеров и кетчеров, бейсменов и полевых, беттеров и защитников, игроков-левшей и игроков-правшей. Они играют в бейсбол до темноты, и в темноте они тоже играют. В стране Рутамяте все самые быстрые игроки в бейсбол из этих городков в высокой траве.
Раньше эти города так и назывались, как в учебнике написано, теперь их имена из бейсбольного жаргона: Прорванная Защита, База-Дом, Щиток-на-грудь, Рукавицы, Девять Иннингов, Три Бола и Два Страйка, Двое на Базе, Большая Лига, Резаный Мяч, Вне Игры, Мертвый Мяч, Крученый Мяч, Ложный Бросок.
Как-то вечерком Ночной Полицейский Крем-Торт-тауна зашел в табачную лавочку, и компания молодых бейсболистов, проводящих время за бейсбольной болтовней, спросила его, что новенького носится в воздухе. Вот что он им ответил:
Я сидел на ступеньках почты, размышляя о том, сколько пропадает писем, так что на них и ответить-то нельзя. Ко мне подошел один бейсболист с пакетом под мышкой и сказал, что зовут его Ловкие Пальцы, и что рука у него тяжелая, а игрок он прекрасный, а его команда «Ложный бросок» играла вчера решающий матч с командой «Резаный Мяч». Накануне игры он приходил в Крем-Торт-таун, чтобы найти снукса и гринго и попросить сделать ему базовую майку. Он рассказал мне, что в такой майке каждый раз как берешь в руки биту, попадаешь мячом прямо в базу «дом». Он сказал, что взяв в руки биту, он всегда попадал в базу «дом», и это его мячи выиграли встречу для «Ложных бросков». А сейчас он несет пакет, а в пакете базовая майка, и он возвращает ее снуксу и гринго, потому что они только одолжили ее, и он обещал им вернуть ее после матча. Последний раз я видел его когда он топал-топ-топ – по улице с пакетом под мышкой.
Только я поболтал с Ловкими Пальцами, как показался другой бейсболист. У него под мышкой тоже был пакет. Он сказал, что зовут его Три Удара, и он отличный питчер-левша из команды «Резаный мяч», накануне игравшей с командой «Ложный бросок». Он сказал, что настоящий удар уже потерян, и так очков не заработаешь. Поэтому накануне игры он отправился в Крем-Торт-таун, нашел там снукса и гринго, и попросил дать ему мячевую майку. Крученый мяч только кажется легким, пояснил он, но он аж дымится и весь в шипах, и до него никак не дотянуться. Он сказал, что попал мячом «Ложным броскам» прямо в лицо, так что они даже до первой базы не добрались. Три Удара нес пакет и объяснил, что в нем мячевая майка, он должен вернуть ее скунсу и гринго, она принадлежит им, а ему они ее только одолжили. Последний раз я его видел, когда он топал-топ-топ по улице с пакетом под мышкой.
Компания молодых бейсболистов в табачной лавке спросила Ночного Полицейского: «Кто же выиграл матч? „Ложные броски“ или „Резаные мячи“? Кто получил главный приз?»
«Спрашивайте, сколько хотите, – ответил тот мальчишкам, – если снукс и гринго пройдут мимо почты сегодня вечером, когда я буду сидеть там на ступеньках и изумляться тому, как много писем пропадает так, что на них и ответить-то нельзя, я спрошу их, и если они мне ответят сегодня вечером, завтра я расскажу вам».
С тех пор, когда в бейсбольных городках, спрятанных в высокой траве, болтают о бейсболе, говорят, что есть только один верный способ выиграть матч – заполучить питчера в мячевой майке, который на нее надел еще и базовую майку, если конечно эти майки сделаны снуксом и гринго.
8. Две истории из Оклахомы и Небраски
Иона Иона Полотнокс был фермером и жил в Небраске со своей женой Мамми Мамми Полотнокс и дочкой Пони Пони Полотнокс.
«Кто назвал тебя двумя одинаковыми именами? Отец?» – спрашивали его.
Он отвечал: «Да, так легче запомнить два имени. Если я не услышу, как меня зовут первым именем – Иона, может я услышу, как меня зовут вторым – Иона».
«Я и свою, похожую на пони, дочурку, – продолжал он, – назвал Пони Пони, и если она не услышит меня с первого раза, то уж со второго услышит наверняка».
Все трое, Иона Иона Полотнокс, его жена Мамми Мамми Полотнокс и их похожая на пони дочка Пони Пони Полотнокс жили на ферме и растили кукурузу, причем того самого сорта, из которого делают воздушную кукурузу.
Как-то, собрав урожай, они набили кукурузой все амбары, все сараи, все закрома, все риги, все углы и закоулки фермы.
«Мы завалим воздушной кукурузой всю Небраску, – сказал Иона Иона, – спорю, ее хватит на всех продавцов воздушной кукурузы и на всех друзей и родных всех продавцов воздушной кукурузы во всех Соединенных Штатах».
В тот год Пони Пони впервые собралась печь тыквенный пирог сама. В дальнем углу кукурузного амбара, совсем заваленный кукурузой, у нее хранился секрет, большая круглая тыква, толстая желтая тыква, чудная тыква, вся в золотых пятнышках.
Она принесла тыкву на кухню, взяла длинный острый нож и разрезала ее пополам, так что получилось две половинки. Внутри, как и снаружи, тыква вся была в золотых пятнышках. Вдруг что-то блеснуло серебром. Пони Пони удивилась, что может быть в тыкве серебряного. Она засунула пальчики поглубже и вытащила что-то.
«Это пряжка! Серебряная китайская пряжка от туфельки».
Она побежала к отцу и сказала: «Посмотри, что я нашла, когда разрезала золотисто-желтую тыкву, усеянную золотыми пятнышками – серебряную китайскую пряжку от туфельки».
«Это к перемене судьбы и не знаю, к удаче или к несчастью», – сказал Иона Иона своей дочери Пони Пони Полотнокс.
Тогда она побежала к матери и сказала: «Смотри, что я нашла, когда разрезала золотисто-желтую тыкву, усеянную золотыми пятнышками – серебряную китайскую пряжку от туфельки».
«Это к перемене судьбы, и не знаю, к удаче или к несчастью», – сказала Мамми Мамми Полотнокс.
В ту ночь в амбарах, сараях, закромах, ригах, во всех углах и закоулках фермы, где держали кукурузу, загорелся огонь. Всю долгую ночь взрывалась воздушная кукуруза. Наутро вся земля вокруг фермы и все амбары были завалены белой воздушной кукурузой, так что казалось, будто вокруг огромные снежные сугробы.
Огонь горел весь следующий день, и воздушной кукурузы навалило столько, что когда Пони Пони шла от дома до сарая, кукуруза доходила ей до плеч. Всю следующую ночь во всех амбарах, сараях, закромах и ригах продолжала жариться кукуруза.
Наутро, когда Иона Иона Полотнокс выглянул из окна над лестницей, он увидел, как гора воздушной кукурузы растет все выше и выше. Она уже почти доходила до окна. В тот же день Иона Иона Полотнокс, его жена Мамми Мамми Полотнокс и их дочка Пони Пони Полотнокс еще до наступления темноты вышли из дома, приговаривая: «Мы хотели завалить кукурузой всю Небраску, но она завалила нас. Пока ветер не сдует кукурузу, мы назад не вернемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19