– Вот это охота, е-мое! Хоть магазин открывай... – сказал он, когда рыбы набралось с полмешка.
– Это что! Вот у меня однажды охота была! Слушай прикол, – обратился я к нему. – Однажды в Карамазаре – это рудный район в Северном Таджикистане – у нас продукты кончились. Машина во время не пришла и мы одни макароны жрали. А рядом с палаткой, – она в русле пересохшей реки стояла, – под корнями вывороченного дерева была яма, набитая рыбой и... змеями. Чем только я крючок не наживлял – не клюет и все тут! Долго ходил вокруг, но, делать нечего, полез в воду. Смотрю – не трогают гады! А рыбы море – в плавки сама лезет. Такой азарт на меня нашел – ловлю под корнями – и в ведро! Поймал очередную, вынул из воды – змея, не рыба! В ладонь не помещается. Но меня уже понесло – выкинул ее на берег и опять в воду. Вытаскиваю, смотрю – опять змея, а в пасти – маринка, сантиметров на двадцать пять, наверное, только хвост наружу торчит! “Ах, ты, дрянь этакая, – говорю, – отдай на место!” – схватил рыбину и тащу наружу. Змея извивается – жалко ей...
И тут за нашими спинами раздался характерный звук, недвусмысленно давший нам понять, что мы находимся под прицелом взведенного автомата!
6. Появляется шестой. – Покупаем ишаков. – Грязно-зеленая муха. – Банкет в райской роще.
Взглянув в застывшие от страха глаза Феди, я представил его сидящим на колу, врытом у бывшего здания сельсовета на центральной площади Хушона. Он попытался что-то мне сказать, но вместо его голоса я услышали другой, уверенный и резкий:
– Стой! Рука вверх!
Мы медленно, не разгибаясь, повернули головы и увидели стоящего на берегу маленького таджика с кучерявой шевелюрой и окладистой бородой.
– Бабек! – радостно воскликнул я, сразу же узнав своего старого приятеля. – Ты!?
– Здравствуй, Черний! Рыбка ловишь? А я тебя поймал! Пойдем теперь.
– Куда пойдем?
– К тебе пойдем. Где твой машина? Куда едешь?
– На Кумарх еду. Дело там есть. Не пыльное, но денежное, как Житник выражается. И ты нам нужен, мы тебя искали, хотели с собой взять, а нас твой друг Резвон в яму посадил. Пошли к машине. Там все расскажем. Ты только автомат мне отдай, а то Юрка тебя шлепнет – он во-о-н там с ружьем за камнем сидит.
Бабек, не раздумывая, отдал мне автомат, взвалил на плечи мешок, истекавший водой и блестками рыбьей чешуи, и мы пошли к машине. По дороге к нам присоединился Житник – он и в самом деле сидел в кустах и наблюдал за нами и дорогой. Бабек хорошо знал Юрку по полевым работам, но друзьями они не были (у Юрки, по-моему, вообще не было друзей). Они тепло поздоровались – Бабек был рад знакомому человеку, а Житник – что не пришлось поднимать шума и тратить патронов.
У машины я подвел Бабека к Сергею и представил. Бабек рассказал нам, что пришел по собственному желанию – было интересно узнать, что за знакомый явился в ущелье. Еще он рассказал, что за нами люди Резвона не поедут – надо спускать озеро, да и куда мы денемся? Нас будут ждать – и в Хушоне, и в Ромите, когда мы будем возвращаться.
– Этот человек сказал, что с вас кожа будет сдирать, а Наташа ишаку без тыква отдаст, – продолжил Бабек, пытливо глядя мне в глаза и старательно выговаривая забывающиеся русские слова. – Вам надо Арху идти. Перевал Хоки пять лет никто не чистил – бульдозер нет, машина не пройдет. А зачем вам на Кумарх надо? Какой дело там есть?
– Это, дорогой, мы тебе на месте объясним, – усмехаясь, сказал Сергей. – Если хорошо будешь себя вести... А как вообще ты сюда попал? Не с ними приехал?
– Да, с ними приехал. С кем еще? До речка. Потом немнога наверх брод переходил и сюда шел. Видишь, до сих пор весь сапоги от грязь грязный. Им говорил, что вас сторожить буду и потом...
– Врешь! – прищурившись, перебил его Житник. – Это Резвон по наши души тебя послал!!? Говори, так?
– Да, посылал. Беги, сказал, пешком и их машина догоняй, – криво улыбнулся Бабек. – Потом, сказал, “Калашник” отдавай и стенка становись.
– Да, он прав... Не могли они знать, что у нас машина сломалась. А если замочить нас послал, то зачем он к нам с Федей вышел?
– Тебя ему жалко стало! – процедил в ответ Житник.
– А что с Саидом? – сменил я тему разговора, увидев в глазах Сергея, что и он не верит в сговор Бабека с Резвоном.
– Чай пьет, песня поет, – пожав плечами, ответил Бабек. – Очень веселый человек. За машина свой савсем не боится. “Куда денется? Из долина никуда не уйдет” – говорит. Женя, давай поехали быстрей. Лучше уезжать отсюда, пока Резвон ничего не придумал.
* * *
И мы поехали. Впереди были несколько кишлаков, но без дури в лице бандитов смутного времени. По дороге, оставив машину у трепещущего подвесного моста, зашли в Гускеф, большой красивый кишлак, развесивший свои дома на крутых береговых скалах. В кишлаке, конечно же, нашлись родственники Бабека, и нас оставили обедать.
После обеда мы задешево купили пару молодых ишаков и задорого полмешка муки. Хозяйственный Житник раздобыл три ватных одеяла – наверняка на это его подвигла забота о бедной Наташе.
Они сразу подружились, хотя внимательный наблюдатель мог заметить, что видимость этой дружбы создается самим Юркой – он крутился вокруг стройной, ладненькой Наташи и если видел, что кто-нибудь собирается перекинуться с ней парой слов, то немедленно вступал с нею в разговор. Она же, как я сразу заметил, пыталась встретить глаза Сергея. “Ну-ну, Серый, – подумал я, наблюдая за ней, – как-то ты разберешься с Юркой? С ним шутки плохи...”
Купленные ишаки никак не хотели лезть в кузов по скату, устроенному из корявых досок, но мы особенно здесь не церемонились. У всех было приподнятое настроение – как же, считай, смерти избежали!
При погрузке Сергей со смехом, переходящим в общий хохот, рассказывал Феде как на первом курсе он, выбравшись вместе со мной и Суворовым на улицу, чтобы хоть немного отдышаться и придти в себя от беспробудной послеполевой пьянки, обнаружил в палисаднике большого белого ишака, неизвестно как оказавшегося в городской черте.
“Сначала Черный на него сел, поехал, потом я сзади заскочил, – рассказывал Кивелиди, давясь от смеха. – Лехе тоже захотелось, и он стал проситься в пассажиры: “Возьмите меня, гады” кричит. Ну, посадили мы его, ткнули шестью ногами ишаку в бока, чтобы бежал быстрее, но он, скотина, – ни с места! Я посмотрел под осла и вижу – брюхо его от тяжести трех седоков по земле волочится! Жалко нам его стало, слезли и думаем, что дальше делать? Тут Черный и говорит: “Давай его на четвертый этаж затащим!” “Классная идея!” – сказал фельдмаршал Суворов, и мы погнали беднягу-ишака к ближайшей хрущевке. Как мы его затащили – не знаю. Килограмм двести он весил, ну, до нашей встречи, конечно. Наверху привязали его моим новым галстуком к дверной ручке и – деру! Черный тогда от смеха болел два дня – сорвал что-то в горле”.
После погрузки Бабек ушел прощаться в кишлак. С ним в экскурсионных целях увязалась Наташа. Мы же с Сережкой и Федей, сели на придорожную траву и закурили на посошок. Некурящий Житник закрыл глаза и тут же заснул. Лейла спустилась к речке и чертила что-то пальчиком в мокром прибрежном песке. Сережка смотрел на нее сквозь прикрытые веки.
– Ты ее не потеряй, – сказал он мне, закрыв глаза.
– А куда денешься? Не моя она... Как украл... А люблю. Потеряю – все... Не выживу.
– Брось. Пока твоя. Смотри, она как нимфа. Часть природы...
– Природа ее часть... А ты, брат, поэт... Хорошо-то как... Похоже, все у нас будет тип-топ...
Но Всевышний вновь не позволил благодушию и оптимизму освоиться в наших сердцах: “Тр-тр-тр-тр-тр”, – раздалось где-то совсем рядом. – “Тр-тр-тр-тр-тр.” Вмиг застыв, мы смотрели друг на друга, кто недоуменно, кто испуганно.
– Вон он!!! – встрепенулся Житник, указывая не вверх, а в сторону пышной ореховой рощи, разросшейся в сотне метров выше по реке.
Мы увидели несущуюся прямо на нас большую грязно-зеленую муху. Она, замедлив ход, и, едва не чиркнув винтами по придорожным скалам, пролетела над нами на высоте всего десяти метров. Я смог ясно различить в кабине не только пилотов в обычной гражданской летной форме, но и их лица. Из-за голов пилотов выглядывал, выгнув шею, плотный, загорелый, коротко стриженый человек в белой мятой рубашке с короткими рукавами.
Когда тарахтение вертолета стихло, мы обернулись к машине и увидели вылезающего из-под нее Сергея.
– Ты чего сховался? – удивленно спросил его Федя.
– Чего, чего... А вдруг там кореш мой, Абдурахманов? Чтобы он сдох или подавился! Матушку жалко... Достанет ее... Он же, гад, не остановится...
– Дык он меня как облупленного знает! – усмехнулся я. – Как, впрочем и то, что мы с тобой друзья-однокурсники...
– Значит, и тебе надо было прятаться... Гадом буду, я уже жалею, что сюда поперся... Полпути не приехали, а уже покалечили... Печень болит, полголовы не чувствую. Этот гад своими сапогами меня всего переделал...
– Да ладно тебе плакаться, – раздраженно махнул я рукой. – Обойдется.
– А в кабине за спиной пилотов стоял один фраер, – проговорил Фредди, прищурив глаза, разглядывая “шестерившего” Сергея. – В белой рубашке, и глаза ментовские.
– Да, и очень похожий на Тимурчика фраер. И, похоже, с Кумарха они летели. Через Арху, – сказал Житник, меняя патроны в вертикалке.
– А вы, Юрий Львович, никак переживаете? – криво усмехаясь, спросил я товарища, явно выбитого из колеи. – Забыл, что нам говорил, когда первый раз вертушку увидели?
– Она, наверное, не знает, что я не железный. И не зеленый, как она. Следующий раз вдарю ей в брюхо из обоих стволов. Летально, – не глядя ни на кого, ответил Юра жестким голосом. – Лично я не сомневаюсь, что это Абдурахманов в вертолете был. И летел с Уч-Кадо. Где гавриков своих высадил золотишко добывать. Через три дня, максимум через неделю, вернется за ними с чемоданами.
– Если это так, то... – задумчиво пробормотал Сергей, расковыривая на груди прыщик. – То что делать будем? Если на Уч-Кадо найдем кого-нибудь?
– Возьмем на абордаж гавриков. Ночью, – отозвался Житник, целясь в верхушки гор. – А Абдурахманова тебе придется кончать. Выхода у тебя, Серый, нету. Или он, или золото... Выбирай.
– Да хватит вам душу травить. На месте все решим. Айда купаться! – сказал я, увидев Бабека и Наташу, идущих из кишлака. И пошел к мосту.
* * *
А тот человек в белой рубашке, рассматривавший нас из вертолета, и в самом деле был Абдурахмановым...
Когда на Зеленом базаре Кивелиди упал пьяным под стол и заснул, Абдурахманов ему не поверил. Он брезгливо ткнул его пару раз носком ботинка в живот, и пошел купить домой зелени и резаной морковки. Через пятнадцать минут на обратном пути он заглянул в забегаловку и, увидев Сергея в прежней позиции, успокоился.
Абдурахманов недолюбливал русских. Возникла эта неприязнь в университете, где он понял, что городские русские лучше подготовлены, чем он, отличник кишлачной школы. Закончив геологический факультет с красным дипломом, он начал работать в Карамазаре, работать с известными по всему Союзу геологами. Почти все они были фанатиками своего дела, то есть работали до упада, потом пили до упада, потом валились в постель с предусмотрительно принятыми для этого на работу женщинами. И жили они для всего этого. А у Абдурахманова были жена и куча ребятишек, и он работал, чтобы жить с ними в своем маленьком домике под тенистым виноградником.
Когда он стал главным геологом и переехал в Душанбе, его неприязнь к русскоязычным усилилась – им надо было постоянно доказывать, что ты не баран. А для этого надо было читать до полуночи специальную научно-техническую литературу и, главное – отличать Растрелли от Сандрелли. Просто любить Рудаки и народную музыку для этого было недостаточно.
Потом начались смутные времена, и ходжентских таджиков, занимавших в столице многие руководящие посты, стали вытеснять местные и кулябские таджики. И Абдурахманов ввязался в эту авантюру с золотом. Но все пошло сикось-накось. Не было надежных людей, денег, жена потерянного в первой экспедиции Калганова оббивала чреватые неприятностями пороги...
“И сегодняшний вылет на Уч-Кадо сорвался, – раздраженно думал Абдурахманов, приземлившись в душанбинском аэропорту. – Кто бы мог подумать, что новенький вертолет на подлете к Уч-Кадо забарахлит и чуть не разобьется? А эти люди у Гускефа? Кто они? Очень уж один из них похож на Чернова, давным-давно уехавшего в Россию. Похож на Чернова, одного из близких друзей Кивелиди”...
Садиться и разбираться с ними было глупо – у Абдурахманова был лишь пистолет Макарова, а хорошо вооруженные вертолетчики, не знавшие об истинной цели предприятия, вряд ли захотели бы вмешиваться.
Так что шел домой Абдурахманов в плохом настроении – его “Золотое дело”, как он с любовью называл свое предприятие, никак не хотело сдвигаться с мертвой точки. И настроению этому в самом ближайшем будущем предстояло стать весьма плохим – зайдя по дороге к другу, он узнает, что пилот первого его вертолета, “Ми-4”, решил действовать самостоятельно... А когда он придет домой, жена со слезами на глазах вручит ему повестку в следственный отдел УВД – Тамара Калганова завела дело о пропаже мужа.
И, подумав, Абдурахманов пойдет ва-банк – он продаст все, что сможет продать и на вырученные деньги наймет двух головорезов с автоматами и ручным пулеметом с целью раз и навсегда покончить со всеми соперниками и недоброжелателями...
* * *
Канатный мостик шатался метрах в трех от голубоватой пенящейся воды. Я быстро скинул с себя одежду, прошел к его середине, взобрался на проволочные поручни и головкой прыгнул в обжигающе холодную воду. Проплыв по волнам метров двадцать, вылез на берег и зарылся в горячий песок. Через несколько минут рядом со мной лежали все остальные русскоязычные мужчины нашего отряда (Бабека Сергей послал наблюдать за дорогой). Лица женщин, стоявших наверху, на дороге выражали глубокое сожаление по поводу отсутствия у них купальников.
“А неплохо было бы увидеть их в бикини... – подумал я и бросил глаза к подолу Наташиной юбки. – Ноги стройные... Но слишком крепкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48