..
Василий Иванович приветствовал такие объяснения, так как считал, что возрождение религиозности в душах его подопечных поможет всеобщей фронтальной борьбе с ненасытным зеленым змием. Именно его стараниями в Кирюхинске была построена небольшая, но модерновая церковь (импортный «вечный» пластик, окна и двери от фирмы mr. Doors и т. п.).
Возглавлять ее был принесен и рукоположен отец Никодим, в свое время прославившийся на Тамбовщине умением выпивать в один присест восьмилитровое ведро небезызвестного портвейна «Три семерки» Именно портвейна 777 («Три семерки») и токмо лишь в пику дьяволу, который, как думал Никодим, употребляет исключительно портвешок 666.

.
Вернемся, однако, к нашим баранам. Так вот, как было сказано выше, у Курозадова возникли проблемы с эвакуацией своей конторы. Четырехтысячное население алкомерата Aлкoмepaт – по аналогии со словом агломерат в значении «группа населенных пунктов».

, прознав о готовящейся ликвидации лечебницы, немедленно созвало съезд из трезвых на этот момент жителей и постановило: «Не пущать!» И по окончании съезда организовало блокаду своей последней надежды.
Моисей Мусаевич попытался было урезонить взбунтовавшихся алкоголиков с помощью первого своего десятка зомберов, но последние неожиданно потерпели в битве при городе Кирюхинске сокрушительное поражение.
Сражение было весьма скоротечным – вооруженные дубинками и цепями зомберы Огнестрельного оружия Курозадов в Россию не взял, побоявшись показаться таможенникам и соответствующим органам недобропорядочным иностранцем, в чем потом и раскаивался.

быстро смяли передовые ряды нетвердо стоящих на ногах алкоголиков и принялись крушить все на своем пути. Но дело испортили тигры, мирно гревшиеся у хижин своих друзей в скупых лучах ноябрьского солнца – привлеченные на поле битвы запахом крови, точившейся из ран поверженных защитников Кирюхинска, они вкусили их тощего, основательно пропитанного некачественным алкоголем мяса и, немедля в нем разочаровавшись, принялись гоняться за откормленными на западных харчах зомберами. После ожесточенной, с взаимными потерями стычки тигры решили" исход сражения в пользу своих желудков.
Потеря гвардии Курозадова не огорчила – жизнь зомбера для него ничего не значила: восстановить их численность можно было в течение пятнадцати минут, был бы исходный материал.
Фатальным для него стало то, что после сражения окрестные тигры стали зомбероедами и начали в изобилии слоняться вокруг алкогольной лечебницы, полностью лишив ее персонал свободы передвижения...
Напуганный непредусмотренным поворотом событий, Курозадов обратился к властям края с настойчивой просьбой помочь ему покинуть Шилинку. Но власти бездействовали. Факт привлечения в край иностранного, к тому же дающего зримые плоды капитала значительно повышал их всероссийский политический вес. Скоротечная ликвидация имеющей успех клиники вызвала бы ненужные вопросы избирателей и подъем активности политических противников. К тому же четыре с лишним тысячи накопившихся при шахте алкоголиков – это какой-никакой электорат. И даже вовсе не какой-никакой, а быстрорастущий и расползающийся после выздоровления по всей матушке России... И всенародно избранные, закрыв глаза на проникавшие в прессу сведения о сражении при Кирюхинске, отвечали Моисею Мусаевичу оптимистическими, но бессодержательными факсами.

4. Он хочет стать нормальным! – Пакт о нападении. – Квазиморда сосет лапу, а Худосоков делает минет

Утром в день встречи с Худосоковым мы не предчувствовали никакой опасности. И потому смело пошли к магазину.
Основательно не выспавшийся Худосоков стоял, устало опершись о витрину с изображением огромного красно-бурого окорока, обвитого коричневыми сосисочными серпантинами.
Рядом с ним топтался Копченый. Квазиморда невозмутимо сидел на лавочке через дорогу. Руки его покоились в лежащей на коленях и пустой на вид спортивной сумке.
– Вот что, Черный, – начал Худосоков, лишь только я подошел к нему. – Пусть твои и мои кореша пивко попьют или мороженое захавают, а мне надо с тобой покалякать...
Я пожал плечами и знаками попросил товарищей прогуляться по близлежащему скверику.
– После первого укола Ирины Ивановны хорошо мне стало, – начал Худосоков, как только мы остались одни. – Таким бешеным и ловким я и не мечтал быть. Что делал, то и хотел... Но потом, когда она окочурилась и меня по четвергам колоть перестала, мне стало муторно...
– Ты что, мемуары пишешь и рассчитываешь на мою художественную обработку? – вспылил я.
– Да слушай ты! – выдавил сквозь зубы Худосоков. – В общем, после того, как хозяйка наша медным тазом накрылась, я долго на подсосе сидел. При ней был как часы – заведет, поставит на нужное время, а ты только тикай. А без нее – тоска. Так, выйдешь на улицу, замочишь какого-нибудь интеллигентишку от нечего делать и опять на хату – водку жрать... Спасибо, один хороший человек нашелся, вкалывал я на него киллером месячишко, оторвался. Но он, гаденыш, зарвался, хамить начал. Я его кухонным тесаком на куски порубил, долго рубил и ворон за окнами кормил. Они с тех пор все время ко мне прилетают. Ничего птички, свойские, с понятием – я рублю, а они ждут тихо, не суетятся и не смотрят даже.
– Ты за этим меня пригласил? Про птичек рассказывать?
– Но еще через месяц у меня домки начались...
– Ломки?
– Да. Сначала раз в месяц, потом все чаще и чаще... и всегда по-одинаковому. В середке ночи кто-то из меня вылазит – страшный, глаза навыкате, красные – и до утра пером кромсает... В бурчалку, в сердце бьет, зенки выковыривает. А я – как кусок дерьма на разделочной доске... Так больно мне, так больно. Я ору, плачу, за руки хватаю, ноги целую, а он все сильнее бьет и все больнее. После таких ночей я несколько дней пера в руки взять не могу, сечешь масть?
– Представляю, как же! Бог – не фраер, он все видит! Так ты чего от меня хочешь? Сначала расстрелял нас из автомата, потом – из гранатомета, а сейчас плачешь на манишке...
– Дык боялся я, что дорогу мне перейдете, вот и канал на хвосте. А потом усек, что на пару с тобой сподручнее будет.
– Что сподручнее?
– Курозадова хочу за жопу взять. А у него, гада, охрана зомберская... Люди нужны тертые, чтобы ему козу на возу устроить...
– А на фиг он тебе? – спросил я, пытаясь выглядеть равнодушным.
– Понимаешь, когда я к этому Моисею Абдуловичу на днях нарисовался, он мне отказал. Сказал, что нет ничего и вообще он скоро сматывается... И ребят своих на меня напустил, похлеще нас с тобой будут... Насилу смылся.
– Ну, вот, блин, опять! Похоже, ты, дорогой, еще не вполне из зомберов восстановился. Вертишься вокруг да около, главного сказать не можешь. В чем он тебе отказал?
– Красненькую жидкость я хотел. Микстурку ту самую, которую в шею колют, чтобы ломки пресечь и опять нормальным зомбером стать. И еще, понимаешь, я дотумкал, что если я сам себе ее вкалывать буду, то сам себе и буду хозяином.
Чуешь мысль, ботаник?
Я не ответил. До меня, наконец, дошло, чего хочет Ленчик Худосоков. Он тоскует о своем полноценном зомберском прошлом! Блаженном прошлом, без раздумий и жутких ломок! И мечтает вновь стать зомбером, но уже самостоятельным.
Стать себе хозяином, чтобы резать, убивать, грабить, насиловать безнаказанно и с наслаждением!
Ему не нужно никакого мирового господства!
Ему не нужен страх миллиардов людей. Миллиард нельзя убить собственноручно, нельзя вложить каждому окровавленные руки в разверстый живот, нельзя каждому вырвать печень, намотать кишки на шею, нельзя умыться кровью каждого...
Зачем миллиарды сразу, когда ты, как не знающий страха волк, можешь в любую минуту вытащить из всего человеческого стада любую окаменевшую от страха овечку? Вот эту? Или ту? И насладиться ее неожиданно выплеснувшимся страхом, болью терзаемого тела и предсмертным ужасом. Почуешь себя истинным владыкой, который не пижонит дебильно на троне и которому нет нужды лицемерить. Кто может прийти в любую секунду и вытащить душу из любого. Он хочет ощущать себя нашей Смертью...
Не скрою, я несколько секунд смотрел на Худосокова со страхом. Но по прошествии этих секунд взял себя в руки и, стараясь казаться равнодушным, спросил:
– Так чего ты от нас хочешь?
– Я хочу! А вы не хотите до этой красненькой микстурки добраться? Не ломает вас?
– Хотим, как же... За этим сюда и приехали, – соврал я. – А что, есть она там, на шахте?
– Есть! – убежденно ответил Худосоков. – Есть зомберы, значит, есть и микстурка, и есть аппаратик, из которого она кап-кап...
– И ты предлагаешь нам с вами объединиться и вздрючить этого Абрама Хаттабыча?
– Сечешь масть!
– Слушай! А почему ты к Курозадову в зомберы не попросился? Ему такие нужны. И получал бы в шею по четвергам...
– Я просился, а он посмотрел, посмотрел и не взял. Сказал, что у зомбера есть только один настоящий хозяин – первый. Ну, я не очень-то и расстроился – не наш он человек оказался, не русский. Увез бы куда-нибудь в Европы... А ихняя западная кровь завсегда бензином или лягушками воняет, не по нутру она мне.
– Выходит, своих гасить приятнее?
– Спрашиваешь! Ну, что, возьмем эту курозадовскую хату с краснухой? Знаю, не любишь ты Ленчика, ха-ха, да и я бы тебе яйца с классным кайфом оборвал, но деваться нам некуда – на безрыбье и раком станешь! Так что поработаем шоблой, хоть и враги, а как сделовим дело – разбежимся по судьбам. Идет?
– Идет! – стараясь казаться довольным, согласился я, и мы ударили по рукам.
– Поедем на Шилинку прямо сейчас? – спросил Худосоков с надеждой в голосе, не замечая, что после рукопожатия я брезгливо отираю ладонь о джинсы.
– Шутишь! Мы с дороги только-только, пять часовых поясов перескочили! Давай завтра утром в скверике этом встретимся и обо всем договоримся. А в Кавалерово полетим к обеду.
Худосоков согласился, и мы разошлись.
Я подошел к друзьям и предложил перебазироваться куда-нибудь, например, в шашлычную, чтобы в спокойной обстановке обсудить услышанное, но Баламут, увидев, что Ленчик уселся с подельниками на скамейку в дальнем углу сквера, сказал, загадочно улыбаясь:
– Черный, хочешь хохму? Смотри на Квазиморду! Хочешь, он сейчас лапу сосать будет?
И пристально посмотрел на обладателя странного для бандита прозвища. К моему удивлению, через секунду Квазиморда, сложив пальцы левой руки в щепоть, сунул их в рот и начал посасывать.
Худосоков окинул его подозрительным взглядом и, сам себе удивляясь, потянул свой средний палец в пасть и начал делать ему минет.
– Смотри! И Ленчик меня слушается! – залился радостным смехом Баламут. – Давай, Черный, и ты попробуй. Только не тужься, просто представь, что ты жмешь на кнопки телепульта.
Я задумался и представил, как Худосоков, не торопясь, входит в магазин, покупает себе и напарникам по палочке бледно-розового фруктового мороженого и все они, старательно слизывая мороженое, уходят купаться на серое осеннее море.
Так и случилось – через несколько минут Худосоков и компания неторопливо шли с мороженым в сторону пляжа. Эта идиллическая картина повергла всех нас в эйфорию, и мы как-то незаметно очутились в магазине. Накупив там шампанского и фруктов, мы направились в гостеприимный дом Марины Ивановны.

5. Моисей придумал выход... – Предвиденные и непредвиденные осложнения

Фактически безоружный, блокированный в своей лечебнице тысячами жаждущих излечения алкоголиков и находясь под все возрастающим давлением своих испуганных народным гневом кадров, Курозадов придумал выход, – Он решил бежать через шахту. Ольга в свое время рассказывала ему о запасном выходе из нее На любой шахте по правилам техники безопасности должно быть не менее двух выходов на поверхность.

, и он решился попытать счастья, хотя всегда боялся замкнутых пространств, то есть страдал клаустрофобией.
Исход арабов с Шилинки был продуман обстоятельно. Сначала Моисей Мусаевич хотел бежать в узком кругу своих ближайших помощников, но главный его специалист, ученый до мозга костей, убедил начальника в целях массового испытания зомберов изготовить их побольше и взять с собой. И Моисей Мусаевич, решив попутно испытать влияние на результат различных составов и концентраций зомбиранта, приказал быстренько инъецировать всех счастливчиков, сумевших прописаться на больничных койках лечебницы до начала Кирюхинских событий (22 человека), всех оставшихся ему верными рабочих-корейцев (10 человек) и некоторых специалистов-химиков и наркологов, вызывавших озабоченность его службы безопасности (5 человек).
Образовалось целое полчище зомберов – тридцать семь единиц!
Затем были подготовлены к эвакуации все необходимые научные материалы, уничтожены материалы ненужные и промежуточные, а также приборы и оборудование, по которым можно было догадаться, в каких целях их использовали.
Моисей Мусаевич хотел уничтожить все продукты, в изобилии и обширном ассортименте завезенные в лечебницу, но Али-Баба отсоветовал ему делать это и приказал зомберам складировать их под землей в помещении камеры взрывников.
В час «икс» Курозадов снабдил всех аккумуляторными фонарями и отдал приказ спускаться в шахту. Сразу после спуска начались предвиденные и непредвиденные осложнения.
Предвиденные осложнения выразились в том, что, оказавшись в затхлой тесноте Шилинских подземелий, Моисей Мусаевич почувствовал себя плохо – начался приступ клаустрофобии, подавившей его волю Его отнесли в музей и начали приводить в чувство.
Непредвиденные осложнения, как им и полагается, были существеннее: увидев сломавшегося руководителя, зомберы взбунтовались и, хамски надавав по фейсам его сподвижникам, пытавшимся взять на себя руководство, рассеялись по шахте.
Однако личный врач Курозадова довольно быстро сумел поставить своего хозяина на ноги. И тот, оклемавшись, засучил рукава и начал собирать свое разбежавшееся зомберполчище. Но под его знамена вернулись лишь 22 российских зомбера с безрадостным алкогольным прошлым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32