Посетовав на судьбу, я присоединился к друзьям, изрядно досадовавшим на занявшую девочек Ольгу. Коля с Борисом давно уже выбрали себе девушек по вкусу, но, к моему великому сожалению, мисс Ассемблер среди них не оказалось.
Пир Сергей устроил на полу большой гостиной.
– Будем гудеть, как падишахи, – сказал он, приглашая нас занять места.
Мы разлеглись на шелковых подушках вокруг достархана Скатерть для угощений, расстилаемая обычно на полу в домах на Востоке, где по старинному обычаю не пользуются столом.

, заставленного всевозможными фруктами, яствами в восточной посуде и выпивкой в длинногорлых серебряных кувшинах. Поев и выпив, Баламут с Бельмондо хотели было тут же заняться любовью с развеселившимися подружками, но Кивелиди сказал им, что не потерпит за столом такого, хамства. Произнес он это как-то неубедительно, и вся наша компания уставилась на него недоумевающими глазами. Почувствовав настроение гостей, Сергей махнул рукой и сказал своим девочкам:
– Ладно, валяйте, но только без хамства!
Бельмондо занялся любовью с госпожой Си-Плюс-Плюс – стройной миниатюрной полукитаянкой, полунегритянкой.
Эта умопомрачительная помесь играла роль школьницы-недотроги. С подкупающей непосредственностью она корчила обиженные рожицы, когда Борис пытался проникнуть руками в ее заповедные места. После того, как ему удалось снять с нее алый пеньюар и кружевной бюстгальтер, она вырвалась и, хохоча, убежала. Борис, накинув на себя отвоеванную одежду, начал бегать за ней вокруг достархана. Сделав несколько безуспешных кругов, Бельмондо неожиданно обиделся и, тяжело дыша, упал на диван. Полукитаянка-полунегритянка приблизилась к нему, как ученица приближается с дневником к строгому учителю, взяла его руку и тесно прижала ее к своей маленькой груди. Бельмондо хотел было дуться и дальше, но крохотный сосок девушки согрел ему сердце. Он растаял, посадил ее на колени и начал нежно целовать ее смуглые плечики.
А Баламут с мадам Паскаль играли роль супругов, встретившихся после длительной разлуки.
Супруг смешно суетился и пытался сократить прелюдию до предела, а супруга делала вид, что больше всего ее заботит приоткрывшаяся дверь платяного шкафа... Но через несколько минут они забыли свои роли и занялись любовью вплотную. Причем делали они это согласно лучшим канонам американского кино – минимум мужчины, максимум женщины, – и все выглядело отнюдь не пошло.
Ольга не дала мне досмотреть это захватывающее зрелище до конца – углядев, с каким страстным любопытством блуждают мои возбужденные глаза от стройных бедер госпожи Си-Плюс-Плюс к упругим ягодицам мадам Паскаль, она, сделав призывный знак мисс Ассемблер, равнодушно оголявшей виноградную кисть, лежащую на безучастных бедрах Кивелиди, взяла меня за руку и утащила в одну из спален второго этажа...

2. Нас поджаривают. – Пощечина в благодарность. – Трагедия под кустом шиповника. – Мы все – покойники...

Но мне в эту ночь ничего приятного больше не оторвалось – как только мы с Ольгой и мадам Ассемблер, хохоча и посмеиваясь, устроились на водяной кровати, бордель вспыхнул со всех сторон. Через несколько секунд пламя распространилось по всему дому. Пылала и наша комната (огонь проник в нее сквозь выбитые окна – в подвале произошел взрыв бензиновых паров).
Но мы с Ольгой не растерялись – мгновенно распороли ножом для фруктов водяной матрас, обмотали головы мокрыми наволочками и принялись тушить горящие портьеры, поливая их водой из серебряного ведерка, в котором всего несколько минут назад охлаждалось шампанское... Затем я выбросил обезумевшую от страха голую и яростно брыкавшуюся мисс Ассемблер в живую изгородь, окружавшую особняк.
Удостоверившись, что приземление произошло удачно, я схватил Ольгу (естественно, тоже голенькую) в охапку и выбросил ее в окно. Сделал я это, так как хорошо знал, что она непременно последует за мной спасать друзей на вовсю пылающий первый этаж.
Но я не смог пройти сквозь сплошную стену огня в коридоре и на лестнице, и мне пришлось повторить путь, проделанный ранее мисс Ассемблер и Ольгой. Как только я приземлился и выбрался из кустов декоративной лавровишни, ко мне подошла пылающая гневом Ольга и влепила ощутимую пощечину.
– Дура! Делать тебе нечего! – воскликнул я и бросился ко входу в особняк. Однако путь мне преградила автоматная очередь. Преградила, но не убила, потому что я вовремя был остановлен своим спавшим до сих пор внутренним голосом.
Упав на землю под каменный бордюр, я подумал:
«А почему мы не почувствовали, что нас собираются сжечь? Это ведь точно не случайный пожар...» Мои мысли прервала подползшая ко мне Ольга.
– Тут их трое в кустах за забором. Три зомбера, – прошептала она. – И слышишь, слышишь, никогда больше не обращайся со мной как со своей вещью...
– Три зомбера... Значит, Али-Баба нарисовался. А где мисс Ассемблер? – подумал я, не обращая внимания на упрек.
– Ты что-то сказал? – спросила она встревоженно.
– Плохи наши дела, – пробормотал я уже вполголоса. – Мы то чувствуем, то нет. Стареем, наверное. И с телепатией стало что-то хреновато.
А где мисс Ассемблер?
– Она там, под кустом шиповника дрожит мелкой дрожью. Что, понравилась девка?
Я не успел ответить – с крыши особняка упала и приземлилась в двух метрах от нас горящая балка и тут же в прикрывавший нас бордюр ударила автоматная очередь.
– А у них, видишь, с шестым чувством все в порядке, – пробормотал я, зачарованно глядя на горящую синим пламенем балку. – Сгорели, наверное, наши ребята со своими преданными шлюхами. Тебе не холодно голой на асфальте лежать?
– Смеешься? У меня правый бок уже докрасна поджарился. Что делать будем?
Я не успел ответить – мне на спину приземлилось что-то небольшое, но крайне тяжелое. «Кирпич!» – подумал я и на секунду потерял сознание от дикой боли.
Привел меня в себя мощный взрыв, прогремевший за забором.
– Что это было? – пролепетал я, потирая ушибленную спину. – Кирпич?
– Противотанковая граната! – усмехнулась Ольга. – Я ее по обратному адресу отправила. И теперь у нас двумя зомберами меньше. А с третьим мы справимся. Давай я слева пойду, а ты заползай справа. Да побыстрее, не то те двое очухаются...
– У него автомат и гранаты. И шестое чувство...
– Ну что же... Значит, встретимся с тобой на том свете. Поползли, трусишка!
Только мы приблизились к ограде, за нашими спинами, у куста шиповника раздались истошный женский визг и беспорядочные автоматные выстрелы. Мы с Ольгой бросились туда и в оранжевом свете пожара увидели сначала голенькую белотелую мисс Ассемблер и лишь потом зомбера, пытающегося от нее отцепиться...
Зомбера мы убили, но мисс Ассемблер умерла.
Ее беленькое тело было в нескольких местах прострелено насквозь. Она с ужасом смотрела на черную кровь, вытекающую из ран на груди, и испуганно шептала: «Почему она черная? Почему черная?» Перед тем, как навсегда закрыть глаза, она пыталась сказать что-то Ольге, на коленях у которой лежала, но мы почти ничего не разобрали... Услышали только «мама...» и «ребеночка»...
Оставшиеся в борделе наши товарищи и их девушки не погибли. Сергей, который всегда опасался поджогов, соорудил в подвале огнеубежище – оно их и спасло. Они выскочили из подземного хода, когда мы с Ольгой молчали над телом погибшей девушки.
Постояв с нами несколько секунд, Баламут и Бельмондо быстро нашли и покидали в огонь трупы зомберов (предварительно сломав им шеи); затем Сергей, невзирая на наши с Ольгой яростные протесты, бросил в огонь маленькое тело мисс Ассемблер.
Когда к пылающему борделю приехали пожарные и милиция, мы уже пили кофе на тайной квартире Кивелиди.
На следующее утро Сергей надел брезентовые сапоги, ватный халат, чалму, приклеил бороду и, став неотличимым от среднестатистического таджика, ушел.
Вернулся он через несколько часов и прямо с порога сказал трагическим голосом:
– Мы все погибли...
– Шутишь? – насторожился я.
– Нет. Завтра в газетах появятся некрологи на видного человека города Душанбе Кивелиди Сергея Александровича, погибшего в огне со своими друзьями-однокашниками Черновым, Баламутовым, Бочкаренко и присоединившейся к ним миссис Юдолиной. Похороны останков состоятся послезавтра, и бедная моя мамочка будет рыдать над гробом стоимостью в триста американских долларов. Над гробом ценой в триста рублей будет рыдать... – здесь Сергей сделал многозначительную паузу, – английский аристократ, сэр Чарльз...
– Жадюга! – перебил Сергея донельзя возмущенный голос Ольги. – Вот тебе тысяча баксов, и если я, леди, не буду лежать в пристойном гробу, то, клянусь тебе, восстану из мертвых и появлюсь на своих собственных похоронах!
– Возьми свои баксы, – засмеялся Кивелиди, возвращая девушке деньги. – Я уже купил тебе роскошный гроб из красного дерева с кисточками от товарища Безенчука.
– Судя по размаху, на похоронах будет присутствовать госпожа Чернова? – спросил я, кожей чувствуя, что расстояние между мной и моей ненаглядной Милочкой начало неумолимо сокращаться.
– Угадал! И еще госпожа Наталья Баламутова и госпожа Людмила Бочкаренко.
– Ну ты и сволочь! – в один голос воскликнули верные мужья упомянутых «вдов».
– А чего вы хотите? Веники вязать? Не-е-т, если мы хотим угрохать Али-Бабу, то играть надо на гроссмейстерском уровне.
– Ты разговаривал с Людой? – сразу присмирев, спросил Бельмондо. – Как она, плакала?
– Плакала. Еще как! – ответил Кивелиди так, что все поняли, что жена Бориса разве только не смеялась.
– А моя тоже «плакала»? – со слезой в голосе поинтересовался Николай.
– Да ладно вам! – с негодованием махнул рукой Сергей. – Распустили сопли... Плакала – не плакала. Главное – вы мертвы и поэтому можете действовать.
– А зомберы? Они же не вернулись на свою базу, и Али-Баба наверняка поймет.
– Ничего он не поймет! – перебил меня Сергей. – Завтра в утренних газетах появится сообщение МВД республики, что этой ночью в районе Варзобского озера убито в перестрелке трое совершенно ненормальных бандитов-маньяков...
После этих слов мы немного помолчали. Похороны, хоть и фиктивные – большое событие в жизни каждого человека, и к ним надо привыкнуть... Привыкнуть к мысли, что наши жены, да и муж Ольги, бросив горсть земли в наши могилы, заживут новой жизнью, и эта их жизнь наверняка будет лучше прежней.
– А ты что, тоже с нами едешь? – прервал тишину грустный голос Бельмондо.
– Еду, но не с вами, – ответил Сергей. – Я пойду другим путем. А вы завтра утром улетаете.
Вас высадят на перевале Арху. Черный очень хорошо его знает. От перевала до Кумарха около часа пути. К логову Али-Бабы подбирайтесь скрытно. На всех более или менее проходимых тропах он наверняка выставил посты. Шмотки и одежду, такую же, как и моя, возьмите в прихожей. Бинокли, приборы ночного видения, четыре «калаша», пистолеты и боеприпасы к ним привезут вечером. – И обращаясь к Баламуту и Бельмондо, улыбнулся:
– Госпожа Си-Плюс-Плюс и мадам Паскаль будут с вами до вечера. Мог бы оставить их до утра, но, боюсь, проспите.

* * *

Ракетные пушки мы взяли. Но к вертолету их прикреплять не стали – я убедил товарищей, что расстрелять из них Али-Бабу вряд ли удастся, к тому же в его лагере наверняка полно ни в чем не повинных людей.

3. Ставим и укрепляем лагерь. – Рекогносцировка. – Зомберы уходят под землю

Вертолетчики не смогли найти мало-мальски подходящую для посадки площадку, и нам пришлось выбрасывать наше снаряжение и выпрыгивать самим из зависшей на двухметровой высоте машины. В результате Баламут слегка подвернул ногу, а баул с одной из ракетных пушек улетел вниз по склону метров на четыреста.
Лагерь мы поставили на южной стороне Гиссарского хребта, чуть ниже водораздела.
...Начинался июль, было свежо, но не холодно. И очень красиво – только-только пробивающаяся зелень и непритязательные подснежники придавали пейзажу просветленную девственность; снега вокруг оставалось совсем немного; тормы, то там, то здесь спрятавшиеся от пронзительного высокогорного солнца, выглядели не жалкими остатками давно прошедшей зимы, а скорее продуманными украшениями альпийского пейзажа.
Место для палатки было найдено нами среди скал у небольшого родника. К вечеру мы соорудили в промежутках между скалами каменные стены с бойницами (да, нам пришлось поработать!), в двух из которых установили наши ракетные пушки В конце лета эти так и не понадобившиеся нам пушки нашел какой-то чабан и отвез в свой кишлак, с тем чтобы отметить свадьбу своего сына оглушительной пальбой в небо.

.
– Все это очень хорошо... – озабоченно сказал Баламут за ужином. – Крепость построили, палатку поставили... Но мне в голову что-то ничего особенного насчет Али-Бабы не приходит. Ума не приложу, как будем его отлавливать.
– Вы знаете, что мне кажется... – начал я. – Мне кажется, что зомберы чуют опасность, грозящую только им и их собратьям. Опасности для своих хозяев они не чувствуют.
– А мы против зомберов ничего не имеем, – продолжил Баламут мою мысль. – И пока Али-Баба не узнает, что мы за ним охотимся, мы вне опасности. И поэтому каждый из нас должен ежечасно вдалбливать себе в голову, что зомберы – это милые, приятные парни, и все, что мы хотим, это выпить с каждым из них на брудершафт...
Наутро мы с Бельмондо переоделись в таджикскую национальную одежду (ватные халаты, брезентовые сапоги) и, намотав на головы чалмы, ушли на разведку. До водораздела от нашего лагеря было рукой подать, но подымались мы на него минут двадцать. В горах всегда кажется, что гребень – вот он, рукой подать, а он все отступает и отступает, пока совсем неожиданно ты, застыв в немом восторге, видишь уже не опостылевший этот гребень, а простирающийся до горизонта величественный высокогорный пейзаж. Так и мы, совершенно неожиданно увидели вдали островерхие вершины Зеравшанского хребта и практически под ногами – Кумархское месторождение олова, четыре квадратных километра гор, обезображенных глубокими шрамами разведочных канав и траншей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32