Корч тут же умер.
Охваченный яростью, Истему разрубил топором череп черного Зу. И встал на колени перед мертвым Корчем. Но ни скорбь, ни слезы не помогли. Истему ^ыл в отчаянии. Как вернуться в родной дом, как сказать старому Тему, что убил своего брата? И тогда Истему решил бежать в неведомые края, чтобы в лишениях и подвигах забыть свою скорбь.
Много дорог исшагал Истему через тундры и болота. Много широких рек преодолел. Перевалил через заснеженные хребты Великого Иа, чьи вершины упирались в облака. Затем он спустился в сухую и пустынную землю, где обитали стаи диких собак. Много ран и страданий он перенес, не раз оросил красной густой кровью колючие тропы, пока достиг железной тропы, вдоль которой жили люди с желтыми глазами, длинными волосами и бронзовой кожей.
С этого места песнь стала почти непонятной. Очевидно, Истему попал в страну с гораздо более высокой цивилизацией. Эпос говорил о “злом дыме” и “реках, закованных в железо и камень”. Хозяином тут был всесильный щешуа. Люди словно не говорили, а лаяли, как собаки. Они пили жгучую воду, обжигающую язык и горло. Даже безобидные шу, которые никому не причиняли вреда, жили в стадах, покоренные плетью.
Много выстрадал Истему в этой стране “с темным небом и солнцем, прячущимся в черных тучах”. Долгие годы жил он там, грустя о родных краях. Острым ножом перерезал горло доверчивым шу, сушил кожи, а мясо отправлял в города. И наконец решил, что искупил горем свою вину. Пора было возвращаться в родные места.
Голос старика совсем ослабел. Он смежил глаза, и на минуту мне показалось, что Сао уснул. Но когда он снова открыл их, они были полны слез.
- Завтра, - тихо сказал он. - Завтра продолжим…
- Вижу, Великий Сао, что сердце твое полно скорби! - сказал я после долгого молчания.
Старик вздохнул:
- Чувствую конец своего пути!.. Мне очень больно за эту песнь… Вы, наверное, последние, кто слушает ее.., Она умрет со мной, навсегда…
- Нет, Великий Сао… Твоя песня не умрет.
- Ты думаешь запомнить ее? - спросил старик с какой-то затаенной надеждой. - Неужели ты сможешь, звездный друг?
- Нет, я не смогу. Ее запомнит мой “говорящий ящик”…
Старик смотрел на меня с сомнением. Я нажал кнопку воспроизведения. В тишине юрты при мерцающем свете фитилей громко и внушительно зазвучал голос Сао:
Да будет тебе прощено, Истему, дитя белой тундры,
Сын Тему и брат черных волков.
Грех твой забыт, твои слезы навек пересохли,
Только подвиг твой будет светить, как вершина Иа.
Сколько годов пролетело, и мы, старики, не припомним,
Поседевшие старцы с потемневшей от времени кожей.
Когда замолк последний стих саги, Сао взволнованно сказал:
- Тогда давай продолжим. Пусть ящик запомнит всю песнь.
- Завтра, - ответил я. - Ты устал, Великий Сао. И голос твой ослаб. А завтра ящик запишет песнь громко и ясно.
- А если я умру этой ночью? И все, что я знаю, умрет вместе со мной?
Я невольно улыбнулся:
- Ты не умрешь, Великий Сао. Ты прожил столько лет, что даже сбился со счета. А здоровье у тебя такое, что ты будешь жить еще столько же…
Старик огорчился, но больше не настаивал.
Вечером я, как обычно, связался с Хенком и сообщил ему очередные новости. Он внимательно выслушал меня, затем спросил:
- А не вымысел это?
- Так же говорили когда-то об “Илиаде”, - ответил я.
- С некоторым основанием! - улыбнулся он. - Или ты веришь, что Парис в самом деле раздавал яблоки богиням?
- При чем тут яблоки? Я уверен, что на Регине существовала высокая цивилизация!
- Не сомневаюсь, - ответил Хенк.
- Она была не из лучших, - вмешался Толя. - Этому Истему здорово досталось…
Следующий сеанс связи с “Аяксом” казначеи был на завтра в полдень. Но когда утром я приготовил все, чтобы продолжать запись, Толя вбежал в юрту со словами:
- Тебя вызывает Хенк!
- Что-нибудь случилось?
- Не знаю, - ответил Толя. - Мне он показался каким-то странным. Но, во всяком случае, не испуганным или огорченным… Не думаю, что это какая-нибудь неприятность…
Хенк и вправду выглядел необычно.
- Слушайте внимательно! - сказал он. - Рано утром мы получили с Регины три совершенно одинаковых сигнала. Интервал - двенадцать с половиной минут. Очевидно, вызов… Мы ответили точно так же. К месту, откуда посланы сигналы, полетит “Заря” с Кастелло и Сеймуром. А вам придется поехать туда на санях… Причем немедленно.
- К чему такая спешка?
- Ты лучше всех знаешь язык туземцев.
Хенк показал на карте место, откуда посланы сигналы, километрах в восьмистах южнее нас, в глубине материка, неподалеку от гор.
- Все время поддерживайте связь с “Зарей”, - сказал Хенк. - Будете выполнять указания Кастелло.
Он дал еще кое-какие наставления и попрощался с нами.
Мне было грустно покидать Великого Сао. Я знал, что огорчу его. Старик горячо желал, чтобы я услышал и записал всю песнь.
- Найди Токо, - обратился я к Толе. - А я пока как-нибудь подготовлю старика.
Старец, присев возле своего ложа, нетерпеливо ждал меня. Я остановился возле входа и, не глядя на него, сказал об отъезде.
- Так я и знал, - печально кивнул старик. - Умрет песня…
- Нет, не умрет. Я скоро вернусь…
- Может быть. Но меня уже не застанешь…
- Застану, Великий Сао, застану! А на всякий случай я оставлю тебе говорящий ящик и научу обращаться с ним. Это очень просто…
Пока я учил его необходимым манипуляциям, пришли Толя и Токо.
- А сейчас посмотрим, чему мы выучились, - сказал я.
Старик включил магнитофон и продекламировал часть песни. Потом нажал кнопку воспроизведения. В юрте снова зазвучал ясный голос Сао.
- Вот видишь?.. Уже сегодня ты можешь записать все до конца.
- Куда вы уходите, сынок? Вас позвала движущаяся звезда?
- Нет, Великий Сао, мы еще долго будем у вас… Но мои братья нашли народ, у которого есть говорящие ящики и шешуа.
Старик задумался, затем сказал:
- Это, наверное, “грустные”…
Я насторожился - о “грустных” Сао упоминал еще при первой нашей встрече.
- Я слышал о них от отца. Он говорил, “грустные” делают железо. Но я не видел никого из них. И даже не видел никого, кто бы, встречал их…
Никаких легенд, никаких преданий о происхождении “грустных” Сао не знал. Что за народ это был? Почему он скрывался даже от миролюбивых племен?
Сначала мы попрощались с Токо, потом со стариком. Токо я подарил бинокль. Туземец страшно обрадовался и тут же, приложив окуляры к глазам, стал осматривать равнину. Мы глубоко поклонились Великому Сао и забрались в сани. Когда я оглянулся, Токо и Великий Сао все еще стояли у юрты и смотрели в нашу сторону.
Через полчаса мы связались с “Зарей”.
- Как дела, ребята? - бодро спросил Кастелло.
- Неплохо. А у тебя?
- Хорошо. Если не считать, что я весь пропах рыбой…
- Где вы находитесь?
- Над океаном. С высоты он выглядит отвратительно.
- Ты выучил их язык?
- Болтаю как на родном… Я убил еще двух таких же зверюг. Теперь туземцы боготворят меня и считают своим ангелом-хранителем… Кажется, приближаемся к берегу. Здесь он крутой, поднимается на несколько сот метров над океаном. А дальше ужасная пустыня! Хаос льдов. Как здесь могут жить люди?.. Не завидую вам, ребята. Когда подойдете ближе, будьте настороже. Здесь кругом громадные трещины и пропасти…
По прошествии получаса снова прозвучал голос командира “Зари”:
- Мы встретились с людьми. Они нам сигнализировали ракетами.
- Как они выглядят? - спросил я.
- Желтые глаза, длинные волосы, бронзовая кожа. Цивилизованный народ. Самый старший из них даже носит очки. Как мне кажется, в золотой оправе…
- Золотая оправа в ледяной пустыне, - пробормотал Толя.
- Дальше двигайтесь по пеленгу, - заключил Кастелло. - Вызову вас при первой возможности.
Теперь вспомнить страшно последние сто километров пути. Начался подъем, и чем дальше, тем круче. Картина делалась все более дикой - глыбы льда, трещины, широкие расселины…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Их продолговатые глаза действительно были желтыми, а кожа золотистой. Темные пряди ложились на плечи. Позже мы узнали, что “грустные” рождаются с нежно-голубыми волосами, которые в зрелости совершенно чернеют. Сколько я ни всматривался в лица этих людей, я не обнаружил в их чертах никаких признаков суровости или жестокости: благородные лица, оставлявшие впечатление глубокой задумчивости и печали.
Услышав их язык, я вспомнил слова песни - “грустные” говорили громко, отрывисто, и, скажем, при ссоре их речь в самом деле могла быть похожа на лай. Однако трудно было представить себе, что эти сдержанные, немногословные и спокойные люди могут ругаться. Они тоже оказались меньше ростом, чем мы, но гораздо изящнее, чем туземцы, жившие во льду. Их переводчик - его звали Фини - выглядел крупнее остальных и с более темным цветом лица.
Мы приблизились к широкой железной двери с бронзовыми инкрустациями. Посредине ее красовалось нечто вроде герба в виде головы антилопы. Фини принялся орудовать сложной системой рычагов. Дверь открылась, мы вошли в широкий коридор, облицованный подобием мрамора. В глубине видны были три другие железные двери, отделанные с еще большим изяществом, чем наружная. Фини направился к правой из них и отворил ее. За ней оказалась просторная оранжевая кабина. Я понял, что это лифт и нам предстоит опуститься под землю.
Фини нажал кнопку в стене. Трудно было оценить скорость спуска - кабина двигалась с шумом и подергиванием. Кастелло улыбнулся ц подмигнул мне. Я не разделял иронии итальянца - каким бы примитивным ни был лифт, то была диковинка на обледеневшей планете, которую мы поначалу считали пустыней!
- Когда прибыл “Стрелок”? - спросил я о нашей ракете, самой маленькой и необычайно маневренной.
- Вчера, - ответил Кастелло. - Теперь, считая вас, здесь шесть землян…
- Как там внизу? - поинтересовался Толя.
- Увидишь. Скажу только, что их женщины очень недурны.
Он произнес это совершенно серьезным тоном, только глаза его улыбались.
- С чего ты напустил на себя такую важность? - спросил я.
- Советую вам держаться так же. Здесь совсем не принято веселиться.
Лифт опускался чуть ли не вечность. Наконец он резко остановился. Фини открыл дверь и пропустил нас вперед. Мы оказались в большом зале с матовыми плафонами, облицованном тем же нежно-розовым камнем. Возле стен стояло с десяток механизмов, похожих на электрокары. Они показались мне довольно обшарпанными. Фини пригласил нас в одну из машин. Сиденья, хотя и обтянутые кожей, были неудобными и жесткими. Из зала вели в разные стороны три сводчатых туннеля. Мы поехали по среднему. Он тоже был весь в мраморе. Насколько хватал глаз, виднелся лишь бесконечный ряд ламп. Электрокар ехал медленно, бренча всеми своими сочленениями.
Следующий зал был копией первого. Оставив электрокар у стены, мы продолжили путь пешком. Фини вел нас по лабиринту коридоров, облицованных коричневой тканью, со множеством дверей. На дверях красовались диковинные знаки. Идти пришлось долго, но мы не встретили ни души. Подземный мир казался мертвым и безлюдным.
Фини остановился перед внушительной деревянной дверью, помеченной тремя золотистыми крестами, видимо обозначавшими иерархию владельца кабинета.
- Шеф! - тихо сказал Кастелло. - Ручаюсь, что шеф.
Мы вошли в просторную комнату, с панелями из коричневого дерева. Напротив двери стоял массивный громоздкий стол - совсем как древние земные. За ним восседал прямой худощавый мужчина с одухотворенным лицом. Улыбнувшись, он едва заметно кивнул нам и что-то сказал на своем отрывистом языке.
- Наш хибас приветствует вас и говорит “добро пожаловать!”, - перевел Фини. - Он желает вам приятного пребывания у нас.
- Мое имя Куней, - представился хозяин. - А это моя дочь Ли.
Конечно, я сразу же заметил девушку. На мой земной вкус она была поразительно изящна: пепельно-синие волосы, большие желтые на диво выразительные глаза.
- Добро пожаловать! - сказала она на языке Токо. - Пусть день ваш будет приятным и долгим…
Я представил друзей, и мы уселись на деревянные стулья, расставленные вдоль стены.
- Ваш путь был очень тяжелым, - сказал Куней. - Даже мы редко решаемся проделать его…
- Да, мы это знаем, - кивнул я. - Едой вас снабжают туземцы. Вы с ними торгуете… А вы знаете, что они называют вас “грустными”?
- Вы находите, что туземцы веселые? - удивился он.
- Нет. Это не в их характере. Но они вполне довольны своим существованием.
- Это естественно, - ответил Куней. - Они живут своей настоящей жизнью. До оледенения они населяли арктические области.
- А вы довольны своей жизнью? - спросила Ли. - Там, на вашей планете?
- Довольны, - твердо сказал Толя.
- Вы знали, что наша планета находится в великой беде? - спросил Куней.
- Нет. Мы поняли это только здесь.
- Тогда с какой целью вы предприняли это путешествие?
Я сознавал, что мой ответ чрезвычайно важен для них.
- Человек не может жить одиноко на собственной планете, - сказал я. - И мы всегда мечтали встретить других людей в звездном небе. Встретить братьев…
Глаза Кунея заблестели.
- Ваш ответ мне весьма нравится!
- А вы предполагали, что люди есть и на других планетах?
- Этим вопросом занимались наиболее просвещенные, - отвечал Куней. - Мы считали, что бесконечно далеко то время, когда люди с разных планет смогут говорить между собой… Но никто не представлял, что они смогут летать к звездам…
- И все-таки мы здесь… Чем мы могли бы вам помочь?
- Знаниями! - просто сказал он. Сейчас цель нашей науки - спасти планету от несчастья. Спастись от оледенения…
- Это не так легко.
- Мы знаем… И все же однажды это удастся нам.
Его голос звучал твердо и уверенно. Куней внимательно посмотрел на нас и закончил:
- Вы устали. Пойдите отдохните. Мы еще не раз поговорим…
Нам отвели отдельные комнаты. Моя напоминала кабинет Кунея, только панели казались гораздо новей. Просторная ванная, облицованная фаянсовыми плитками, когда-то синими, а теперь изрядно выцветшими, превзошла все ожидания. Большая широкая ванна была утоплена в пол. Два бронзовых крана, как полагается, подавали горячую и холодную воду. Тут же висело грубое полотенце, а полочка в изголовье была заставлена какими-то сосудами - очевидно, снадобьями для мытья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14