— вздрогнул Димов.
— Это все знают.
— Напротив, никто не знает. Мы нарочно выдвинули другую версию.
— Не знаю, какую вы там версию выдумали, а я больше на ваши вопросы не отвечаю! Хотите в суд — так в суд! Перед нем я оправдаюсь!
— Ты уже выпил? — спросил его Паргов.
— И это не ваше дело! Арестуйте меня! А потом уж мы разберемся, имеете ли вы право задерживать меня ни за что.
Делать было нечего, его посадили под арест. Некоторое время оба они смотрели друг на друга с недоумением.
— Опять пьяный! — неуверенно сказал Паргов. — Потому так и взбесился.
— А может быть, просто тянет время… Попытается выдумать какую-нибудь более приемлемую версию. После первого допроса он успокоился, не верил, что мы узнаем о поезде, а сейчас не знает, что еще выдумать. Надо сделать у него обыск. Я не верю, что мы найдем у него там кинжал, наверное, он уничтожен. Но если найдем светлую фуфайку, то действительно времени терять больше не нужно.
— А другие?
— Да, с другими так или иначе работу нужно продолжить. К вечеру возьми еще одного сотрудника и прогуляйся с Шутевым. Как знать, может быть, что-нибудь да выйдет.
— Нет, вот с Кротевым что-нибудь может выйти. У меня какое-то предчувствие.
Но у Димова не было уверенности в этом.
— Хорошо, работайте с группой, — сказал он. — Я вернусь в Н., если буду вам нужен, найдете меня в участке.
Но к вечеру приведите к нам и Кротева. Попытаемся еще раз поговорить.
Через четверть часа «газик» ехал по городу. И хотя дело их решительно продвинулось, Димов чувствовал себя угнетенным и неудовлетворенным. Больше всего его тревожило поведение Кротева — было в нем что-то неестественное, ненормальное. Очень трудно предположить, что убийца стал бы так держаться. Но, к сожалению, он не мог до конца разобраться в состоянии Кротева.
Если уж быть совершенно искренним перед собой, то надо признать, что он, Димов, пока разбирается в психологии только своих ближайших сотрудников. В Софии он чувствовал себя гораздо увереннее.
После обеда вернулись две группы. Обыск у Георгия Кротева не дал никаких результатов. Ничего подозрительного не нашли и у слесаря — кроме штыка, о котором он сам предупредил. И не требовалось никакой экспертизы, и так было видно, что штык пролежал без употребления с тех пор, как был привезен с фронта.
Последним из своей затянувшейся экспедиции вернулся Паргов. Он был чрезвычайно возбужден.
— Шутев сбежал! — воскликнул он еще в дверях. В первый миг Димов не поверил своим ушам.
— Сбежал? Но это невозможно!
И все же так оно и было. Паргов подробно рассказал ему все, что случилось.
Вместе с одним оперативным работником они повезли Шутева на рабочем поезде. Сели на то же место, на котором, по его собственным словам, сидел Шутев. Сошли в Косере, миновали железнодорожные пути и поднялись на маленький холм точно напротив станции.
— Вполне возможно, что его в ту пятницу и не видели, — говорил Паргов, все еще не отдышавшись. — Все пассажиры вышли с другой стороны поезда. Ну, слушай дальше. Мы шли более получаса быстрым шагом. «Где же твой участок?» — спрашиваю я его. «Еще немного», — говорит. Минут через десять приблизились мы к редкой рощице. И вдруг он побежал изо всех сил — прямо к рощице. Я ему крикнул, Милчо выстрелил два раза, но, слава богу, не попал…
— А ты?
— И я трижды стрелял в воздух. Но его словно кнутом подстегнули, еще быстрее понесся. Убежал, только мы его и видели…
— Ты прямо оттуда приехал?
— Да как сказать. Мы заехали только в Войниково, поставили засаду около дома Шутева. Тут я расспросил его жену. Действительно, бедная совсем парализована.
Она утверждает, что они не ели котлет с тех пор, как ее парализовало. Мяса в городе Шутев никогда не покупал, а в селе у них бойни нет.
Иногда только резали мелкий скот — если, скажем, какой-нибудь теленок сломает ногу. Мы перерыли все в доме: сетки не нашли, а вот это я все-таки принес.
Паргов осторожно развернул пакет, вынул из него большую, довольно грязную фуфайку бежевого цвета.
— Именно такая, как ее описывали, — сказал он. — Шерсть домашнего прядения, некрашеная. Жена его утверждает, что он всегда носил ее под одеждой.
— А почему вы в него не стреляли? — спросил Димов. По тону его никак нельзя было понять, упрекает он или нет.
— Зачем стрелять? — сморщившись, ответил Паргов. — И так он далеко не убежит.
— Ну, граница не очень далеко.
— Будь спокоен, — махнул рукой Паргов. — Я позвонил в Перник, все меры приняты.
Наступило тягостное молчание.
— То у нас не было ни одного преступника, а сейчас сразу два, — мрачно сказал Димов. — Значит, один из них невиновен.
— Давай допросим еще раз Кротева? — предложил Паргов.
— Нет, я, его не вызову, пока сам не попросится! — сердито сказал Димов. — Ну, а что нам остается на завтра? Ждать, пока поймают Шутева?
— Мы не успели допросить Славчо Кынева из общинного совета.
— Да, только и не хватало, чтобы члены общинного совета совершали убийства, — сказал Димов. — Но раз он из Гулеша, то делать нечего, надо допросить и его.
В тот вечер им ничего больше не оставалось, как разойтись по домам,
8
Он не знал, как долго спал, но спал непробудным сном. Из темной пропасти сна его вытащил нетерпеливый стук в дверь.
— Кто там?
— Я, Паргов, открой!
Димов зажег ночник, быстро натянул брюки и пошел открывать. Его помощник стоял на пороге.
— Надо ехать, — сказал он, задыхаясь. — В Гулеше произошло убийство.
Димов не столько удивился, сколько встревожился.
— На этот раз огнестрельным оружием. Но пойдем, я расскажу тебе по дороге.
Димов посмотрел на часы — без двадцати час.
— Надень что-нибудь потеплее — на улице прохладно, — предупредил его Паргов и заскрипел своими громадными сапогами по лестнице.
Димов взял из шкафа плащ и поспешил следом.
— Ты сообщил начальнику? — спросил Димов.
— Его нет. Вызвали на доклад в Софию.
На улице в «газике» их ждали Пырван и вооруженный милиционер в форме. Димов сел рядом с шофером, и машина тут же рванулась с места.
— Ну теперь рассказывай…
— Пока еще мало что известно, — отозвался из темноты Паргов. — Этой ночью около одиннадцати часов в Гулеше убили бай Киро Кушева. Человек он в селе был известный. Лет ему за пятьдесят. Его убили в собственном доме, стреляли из револьвера с улицы.
— В собственном доме — удивленно спросил Димов.
— Да, в комнате, — подтвердил Паргов. — Стреляли, наверное, с улицы или со двора, пули выбили стекло в окне. Бай Киро умер моментально, а убийца скрылся.
— Ну, нам везет, — пробормотал Димов. — А кто тебе сообщил об этом?
— Наско, наш сотрудник в Гулеше. Я сам говорил с ним по телефону.
— Вот это уже действительно интересно, — сказал Димов. — Такие убийства не каждый день случаются. Даже в Софии…
— Да и в детективных романах, — добавил Паргов. — По крайней мере, в нашем краю такого до сих пор не было…
— А что за человек был убитый?
За спиной его подозрительно молчали.
— Враг, — наконец отозвался Пырван.
Но в голосе его не чувствовалось убежденности.
— Я серьезно спрашиваю.
— Не знаю, точно ли это, — неуверенно сказал Паргов, — но факт, что как-то на стене его дома появилась такая надпись. Отец бай Киро до 9 сентября был сельским богачом, водил дружбу с немцами, одним словом — мироед. Его дом был самым лучшим в селе.
— Почему был? Уж не сожгли ли его?
— Ну, зачем же! Там сейчас детский дом. Старого Кушева приговорили к смерти, а вскоре после этого умерла и его жена. До войны Киро учился в Софии в университете, но шла молва, что он был против немцев. Ссорился даже из-за этого с отцом. Испугавшись бомбардировок, он, как и многие, эвакуировался в село.
Держал себя хорошо, поэтому его 9 сентября и не тронули. Сначала он жил в отцовском доме — оставили ему одну из комнат. Но из университета его все-таки исключили.
— А ты не знаешь, что он изучал?
— Право, — сказал Пырван. — Так я слышал.
— Народный суд конфисковал его имущество, но, видно, Киро все же сумел кое-что скрыть, — продолжал Паргов. — Он тратил отцовские деньги, пока они у него были, потом стал появляться на черном рынке. За это поплатился. Милиция поймала его на каких-то незаконных сделках, два года Киро пробыл в исправительной колонии.
— Только из-за черного рынка? — усмехнулся Димов.
— Подробно мы расспросим в Гулеше. Разумеется, он был оппозиционерам. Активизировался во время первых выборов. Но из исправительной колонии вернулся тише воды, ниже травы, купил небольшой домик — тот, в котором его убили. Начал разводить кур, поросят. Лет десять я не слышал о нем ничего дурного. Когда в Войникове организовалась трудовая производственная кооперация, он стал в ней агентом по сбыту. Говорили, что зарабатывал хорошие деньги.
— Он женат?
— Нет, остался холостяком. Жил один во всем доме. Но дом этот небольшой, насколько я припоминаю, только две комнаты и кухня.
Тем временем машина неслась по шоссе. Время от времени в свете фар проскакивал заяц, быстро перебегали дорогу тяжелые куропатки. Вскоре они проехали потонувшее во мраке Войниково, потом оказались в Гулеше. Сельсовет находился на центральной площади. В окнах второго этажа был свет. Председатель сельсовета ждал их в своем кабинете вместе с парторгом и двумя молодыми людьми. Паргов быстро познакомил их с Димовым, подвинул ему стул. Один из парней, низкий, крепкий, с волосами, подстриженными бобриком, был Наско Радев — их сотрудник. Второй парень поспешил представиться сам.
— Я первый узнал об убийстве, — сказал он с непритворной гордостью.
— Он наш активист и комсомолец, — отрекомендовал его парторг.
— Кто будет докладывать, ты? — обратился Димов к Наско.
Он сел за письменный стол и вытащил записную книжку.
— Я спал в это время, — немного виновато начал Наско. — И даже не слышал выстрелов, хотя мы живем совсем близко. Меня разбудил Стефчо, — он кивнул головой на активиста. — «Вставай сейчас же, — говорит он мне, — убили бай Киро!»
Я быстро оделся, и мы пошли. Как полагается, Стефчо я во Двор не пустил, чтобы он ненароком не затоптал следы. Стекло было разбито пулями, но лампа в комнате горела. Я заглянул в окно. Бай Киро лежал весь в крови. Я засомневался, входить или нет. Но подумал, что, может, он жив и нуждается в медицинской помощи. Я внимательно осмотрел входную дверь.
Она была распахнута. Через переднюю я вошел в комнату. Но только склонился над бай Киро, как понял, что все кончено. Тогда я оставил Стефчо на посту у дома, а сам — за председателем.
Парень замолчал я досмотрел на активиста. Стефан как будто только этого ждал.
— И мы с женой уже спали, — начал он, — как вдруг меня разбудили выстрелы. Очень сильно грохнуло.
— Подожди, давай-ка помедленнее, — прервал его Димов. — Вы где живете?
— Можно сказать, прямо против бай Киро. Хотя и не очень близко, у нас двор большой. Правда, дом его очень хорошо от нас виден, потому что мы живем на втором этаже, а между домами деревьев нет. Когда раздались выстрелы, я тут же вскочил и, не зажигая огня, подбежал к окну. Снаружи ни единой души, никакого движения. Только окно в доме бай Киро светилось, но в свете лампы никого не было видно. Я тут же понял: что-то произошло. Тогда я зажег свет, натянул брюки, кое-как напялил ботинки и кинулся вниз. Тут вскочила жена, повисла у меня на плече. «Стой, — кричит, — ведь у них пистолеты, они тебя убьют!» Я едва ее уговорил. Только она все равно пошла за мной и причитала. На дворе мне это надоело, я прикрикнул на нее. Она осталась у ворот. Я вышел, на улицу. Там темно, пустота, ничего! Я посмотрел, есть ли еще у кого из соседей свет, — нет. Или не слышали, или спрятали головы под одеяло, чтобы и с ними чего не случилось. И только тогда я увидел разбитое окно в доме бай Киро. Сказать вам по совести, мне было страшно входить с голыми руками во двор — темно, как знать, откуда может прилететь пуля. Ограда там каменная, не очень высокая, можно заглянуть через нее. Так я и сделал… И тогда я увидел убийцу.
— Увидел? — Димов не поверил своим ушам.
— Я его видел собственными глазами. Он шел по дорожке к калиточке в глубине двора. Дом бай Киро выходит на две улицы, задняя — тупик. И человек шел туда.
— Как он выглядел?
— Как вам сказать, вроде ростом с меня или даже немного выше, но крупнее, сильнее… Брюки у него были вроде бы черные, в темноте не разглядел. Но фуфайка совсем светлая, я его по фуфайке и заметил в темноте…
— Подожди немного, — прервал Димов. — Почему ты думаешь, что это была именно фуфайка?
— Ну, может быть, пуловер.
— А почему не могла быть, скажем, светлая рубашка? Парень задумался.
— Нет, это была фуфайка, — сказал он гораздо увереннее. — Фуфайка длиннее рубашки и прилегает к телу. Речи быть не может — это фуфайка, — убежденно закончил парень.
— Хорошо, давай дальше, — кивнул Димов.
— Я хотел броситься за ним, — продолжал парень. — Но я не посмел, ведь у него пистолет. Смотрю на него, он прямо у меня под носом, а ничего не могу сделать. И все же я не сдержался, крикнул: «Эй!..» Вроде бы громко крикнул. И он оглянулся, честное слово. Повернул только голову, лица его я не видел, уж очень темно было во дворе. Но мне показалось, что у него что-то в руках. Наверное, что-то было, потому что он шел нагнувшись. Он посмотрел на меня, потом быстро побежал к калитке. И пока я пришел в себя — исчез.
Он замолчал, что-то тревожное и беспомощное появилось в его лице.
— Мне кажется, это кто-то из наших, — сказал парень. — Он похож на кого-то, кого я не раз видел.
С минуту они с Димовым напряженно смотрели друг на друга.
— Вот в том-то все и дело, — сказал Димов. — Ты очень хорошо знаешь, на кого он похож. Но не хочешь мне сказать. Просто тебе трудно поверить…
— Да, мне трудно поверить, — недовольно сказал парень. — Но дело не в этом, товарищ Димов. Ведь я же вам сказал, что было очень темно. Случается, что и среди бела дня обознаешься, а тут в такой темноте. Ведь такое несчастье можешь принести человеку, потом всю жизнь будешь раскаиваться!
Парень умолк. Димов чувствовал, что все в комнате сочувствуют ему.
— Ты не прав, — сказал Димов твердым голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22