И он их спасет. Нужно просто подумать.
– Фиггис! – позвал Гидеон. – Фиггис, просыпайся! Никакого ответа.
– Тут ничего не поделаешь. Надо просто ждать смерти. Успокойся, Гидеон.
– Да неужели? Это все, что ты можешь? – закричал Гидеон. – Ты позволишь им пустить тебе кровь, убить твоего брата, зажарить Фиггиса... а со мной вообще неизвестно что сотворить?
– Если ты не способен творить чудеса, Гидеон Гинт, не можешь перенести нас куда-нибудь в другое место, выбирать мне не приходится. Только ждать.
Точно в цель, Ийсеуль!
Лаурин говорила, что они способны творить волшебство, верно? Только вот как это делать? Как воспользоваться своим даром? Гидеон с благоговением слушал Соррель, которая рассказывала об их отце, настоящем чародее. Неужели ему, Гидеону Гинту, ничего не передалось? Ну ни чуточки?
Гидеон почувствовал, что у него опускаются руки. Фиггис не слышит, с Лаурин не поговоришь... Все его покинули. Где Лаурин? Почему она до сих пор не установила с ним связь разумов? Будь он неладен, но ему это не под силу!
Ийсеуль отвернулась и молчала, всем своим видом выражая презрение. Молчание тянулось целую вечность.
– А как ты здесь оказалась, Ийсеуль? И почему выбрали тебя?
Похоже, Ийсеуль ждала этого вопроса.
– Из-за моих глаз. Они давным-давно меня выбрали уже.
Я родом не из этих мест. Как-то раз через нашу деревню проезжал Скэргил – тогда он был странствующим кузнецом, а Гверис еще ходить не научился. У меня очень странные глаза, даже у нас такие в диковинку. Скэргил решил, что это неспроста. Когда в их деревне начали приносить в жертву людей, девственниц выбирали так, чтобы глаза их были светлыми, почти желтыми. Вот этот олух Скэргил и решил, что должен во что бы то ни стало исполнить какое-то пророчество. Он просто взял и увез меня силой. Мне так хорошо жилось с родителями, а теперь пришлось гнуть спину на этих грязных свиней.
– А зачем им понадобился Гверис?
– На всякий случай. Сейчас он будет «теленком», но я думаю, что они это потом придумали. Скэргил знает, как я люблю братика. Где Гверис, там и я, он держит меня лучше всякой веревки. А теперь, похоже, нам обоим конец.
– Нет, Ийсеуль. Не бывать этому, слышишь.
– Прекрати, Гидеон! У меня уже голова разболелась. Посмотри правде в глаза. Еще немного, и за нами придут. А потом пройдет еще час, и мы умрем. Смирись с этим и позволь мне спокойно помолиться за брата и за себя. Просто оставь меня в покое.
К ночи за ними и в самом деле пришли. Пленники были связаны и не могли сопротивляться, однако Гидеон все-таки попытался вырваться. Гверис проснулся и захныкал. Но глаза Ийсеуль давно высохли. Кажется, молчание придавало ей сил, но можно было не сомневаться: ее сердце оплакивает маленького братца. Наконец, она не выдержала и взмолилась, прося оставить малыша в живых. Понятно, что ее даже не слушали. Фиггис так и не очнулся, но негодяев это не беспокоило.
Пленников выволокли на улицу, и Гидеон увидел, что у кузницы собралась вся деревня. Каждый был закутан во что-то похожее на багровую простынь с прорезями для глаз Откуда-то разило крепленым вином. Из котла, который висит над огнем, догадался мальчик. Жители Дундарина монотонно пели, но пленник не мог разобрать ни слова. Кажется, все были пьяны или одурманены.
Он не нашел ничего лучшего, как лягнуть крестьянина, который его тащил, и получил такого пинка, что едва не полетел носом в костер.
– Еще раз что-нибудь учудишь, и я тебе глотку перережу, – донеслось из-под простыни. Гидеон узнал голос Скэргила.
Фиггиса, связанного по рукам и ногам, подвесили на толстый сук, точно оленя. К ночи похолодало, как это всегда бывает по весне, и карлик очнулся. Его крохотное тельце била дрожь.
«Прости, мой мальчик, – услышал Гидеон. – Я не смог тебя спасти».
Казалось, связь вот-вот оборвется.
«Тихо, Фиггис. Побереги силы для побега».
Кому-то могло бы показаться, что мальчик просто насмехается, но Фиггис, похоже, поверил.
Гидеону было не до шуток. Он озирался по сторонам, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Сейчас и крестьяне, и их пленники уже были в лесу, на большой поляне, которую окружало кольцо костерков. Обычно так делают, чтобы отпугнуть волков: Гидеон слышал вдалеке вой. Гверис снова заревел: малыша привязали к каменному столу. Похоже, он будет главной жертвой в этом дурацком обряде.
– Гверис! – окликнул его Гидеон.
Мальчик обернулся. В его глазенках застыл ужас.
– Это просто игра, Гверис. Смотри на меня. Видишь, как весело? Сначала они нас связывают, а потом мы их.
Рев прекратился: малыш понял, что в этих словах есть разумное зерно. В этот миг крепкий кулак врезался Гидеону кулаком в живот, и тот согнулся пополам.
– Заткнись, бродяга! – судя по голосу, это был тот самый придурковатый парень, который сторожил Фиггиса в овине. – Мы его нарочно пугаем!
– А тебя я прикончу с особой радостью, – прорычал Гидеон, превозмогая боль.
Еще вчера такие слова просто не пришли бы ему в голову. Он никогда в жизни не убивал.
Он слышал, как кричит Ийсеуль, понося крестьян последними словами. Ее голос заглушал их нудный вой. Растрепанная с горящими глазами, девушка походила на разъяренного демона. Наконец-то она дала волю гневу! Теперь она не станет покорно ждать смерти. Они будут вместе бороться и вместе спасутся.
Придурковатый парень наотмашь ударил ее по лицу.
– Теперь жалеешь, ведьма, что не спала со мной?
Ийсеуль на миг умолкла, посмотрела на него в упор и смачно плюнула, попав точно в прорезь в простыне.
– Когда он займется тобой, ты пожалеешь, что появился на свет!
– Кто? Этот бродяга? – спросил парень, размазывая плевок. – Ох, испугался!
– Верно. Это сам Собиратель Душ.
Ее слова услышал не только он один. Пение смолкло, на поляне стало тихо, потом люди стали перешептываться. Кажется, она заставила их крепко призадуматься. Ах, какая умница! Противника надо бить его же оружием.
– О да! – крикнул Гидеон. – Я среди вас, я проголодался. Мне нужны новые души. Кажется, я выбрал удачное время. Ночь перед весенним равноденствием, когда весь Дунтарин собрался здесь, чтобы провести обряд! Ну что, готовы отправиться со мной?
Гидеон оскалился, подмигнул придурковатому парню и даже сквозь простыню увидел, как у того отвисла челюсть.
– Не слушайте их! – загремел бас Скэргила. – Не слушайте этот вздор. Да свершится то, что должно!
Ярость и задор покинули Гидеона. Он в ужасе следил, как сук, к которому привязан Фиггис, переносят на грубые козлы. Теперь карлик висел лицом вниз над кучей дров и щепок, которые уже ждали, когда к ним поднесут горящую свечу.
Скэргил кивнул и принял у кого-то их рук бархатный сверток. Над поляной снова поплыл монотонный напев, но теперь вместо прежней отрешенности в нем звучал неистовый пыл.
Гидеону не хотелось смотреть на содержимое этого свертка. Затаив дыхание, он следил, как Скэргил распутывает шелковый шнурок и разворачивает бархат, чтобы показать всем жуткие предметы из сверкающей стали. Одна из этих штуковин напоминала кинжал. Бережно держа его на открытых ладонях, кузнец обратился к Ийсеули.
– Это для тебя, моя дорогая. Он омыт в чистой воде. Чистой ты пришла в этот мир, чистой покинешь его, и твоя кровь очистит нас.
– Гореть тебе в преисподней, Скэргил! – выплюнула Ийсеуль, и новый поток проклятий заглушил пение. О да, она не собиралась покорно принимать смерть. Таких, как она, не запугаешь. Если она не может ударить рукой, то ударит словом.
Следующий предмет был заострен с обоих концов и выглядел омерзительно. Взяв его, Скэргил сперва взглянул на Ийсеуль, потом подошел к Гверису. Малыш весь дрожал, но так и не заплакал, только изредка шмыгал носом.
– А это для тебя, дитя. Мы знаем, что ты чист. Ты уйдешь быстро и не почувствуешь боли. Это жертва, которая должна быть принесена.
Гверис криво ухмыльнулся и посмотрел на Гидеона.
– А наш черед еще не пришел?
Храбрится. Гидеону показалось, что мир превратился в огромную карусель. Надо что-то делать. Гверис смотрел на него так доверчиво... Юного пленника охватила ярость. Ийсеуль по-прежнему вопила, проклиная Дунтарин и всех его жителей. Вот бы мне такую смелость, подумал Гидеон... и вдруг почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается волна, переливающаяся мириадами цветов. Нет, не так: Цветов.
Фиггис коснулся его разума – может быть, потому, что заметил его гнев.
«Найди в себе силу, мой мальчик. Она в тебе. Потянись к ней... потому что она сама к тебе тянется».
Гидеон не понял ни слова. Голова пошла кругом от злости, напряжения, страха... Только бы не лишиться чувств. Кто-то уже зажег тонкую восковую свечу. Сейчас Фиггиса зажарят заживо. Страшное лезвие сверкнуло, еще не касаясь груди Гвериса. Малыш по-прежнему смотрел на Гидеона, и его взгляд говорил: «Ты меня спасешь, верно?» Гидеон отвел глаза и покосился на Ийсеуль. Девушка больше не кричала, но ее губы шевелились. Она молилась, чтобы ужас поскорее закончился.
А потом неистовый поток многоцветной ярости выплеснулся наружу.
«Отец!» – завопил Гидеон... и тут же понял: тот, к кому он взывает, услышал его, хотя с его губ не сорвалось ни звука.

Глава 27
Дай волю гневу

Они будут идти всю ночь. Тор и Саксен знали, что к утру выбьются из сил, но сон бежал от них. Клут кружил в небе – он, как всегда, был впередсмотрящим. Полная луна освещала их молчаливый путь.
Вдруг волна боли окатила Тора, оглушила, и он упал на колени. Что-то коснулось его разума... нет, не коснулось, а ударило его со всей силы – упругий огненный кулак, переливающийся всеми цветами радуги.
«Отец!» – кричал огонь.
Потом Тор увидел то, что видели не его глаза. Ребенок, привязанный к каменному столу – его должны принести в жертву. И коротышка, висящий на бревне над костром, точно оленья туша... Очень необычный коротышка.
– Фиггис! – ахнул Тор.
Саксен был уже рядом и опустился на колени, чтобы осмотреть друга, с которым творилось что-то неладное. С ночного неба камнем упал Клут.
Но Тор чувствовал лишь силу, неистовую, как река, которая прорвала плотину и мчится по новому руслу. Но откуда и куда? Он не понимал.
Потом все пропало. Связь прервалась. Тор лежал ничком на земле и хватал воздух ртом, словно от этого зависела его жизнь. А Саксен и Клут смотрели на него... и терялись в догадках.
Скэргил высоко занес клинок с двумя лезвиями и затянул песнь. Голоса становились все громче, нетерпение росло.
Немногие из жителей Дундарина смотрели в этот миг на паренька, который этим утром зашел к ним в деревню. Те же, кто смотрел, успели заметить, как его тело выгнулось, словно от нестерпимой боли, а рот раскрылся в беззвучном крике.
Скэргил должен был вонзить клинок в сердце ребенка-жертвы. Но этого не произошло.
Одежда кузнеца разом вспыхнула. Пламя было странным, почти белым. Миг – и он превратился в живой вопящий факел. Прежде, чем его соседи успели что-то понять, пламя перекинулось на них. Каким-то чудом бледные языки дотягивались от одного красного одеяния до другого, и они загорались, как сухая трава. Поляну огласил многоголосый визг.
Фиггис не шевелился, словно погрузился в забытье. Несомненно, он уже догадался, что произошло, хотя вряд ли мог что-то разглядеть.
«Заканчивай!» – раздался в голове Гидеона его голос.
Мальчик повиновался. Неистовая белая ярость снова выплеснулась наружу, затопив все вокруг. Придурковатый парень, который несколько мгновений стоял как вкопанный и, наверно, не понимал, почему до сих пор остался цел, с истошным воплем бросился в лес. Однако один из огненных хлыстов все-таки настиг его. Развевающаяся простыня вспыхнула, и крик ужаса сменился криком боли. Еще миг – и костерки на краю поляны словно раздуло могучим ветром.
Пламя перекинулось на деревья. Казалось, его ничто не может остановить. Влажные ветки горели, как хворост. Пожар шел к Дунтарину, и вскоре от деревни осталось лишь пепелище.
Четверо пережили эту ночь: Гидеон, Ийсеуль, Фиггис и Гверис. Никто из них так и не понял, как им удалось освободить друг друга. Очнулись они лишь после того, как Гидеон бережно поднял Фиггиса, а карлик погладил его по щеке.
«Так было нужно, дружок», – произнес он, заметив, что Гидеон дрожит.
Мальчик ничего не ответил. Он нес Фиггиса, и по его щекам катились слезы. За ними шла Ийсеуль с Гверисом на руках. Все чего им теперь хотелось, – это как можно быстрее оставить позади сожженную деревню.
Тор наконец-то отдышался. Он чувствовал себя так, словно только что получил под дых... от кого-то очень и очень сильного.
–Во имя Света... – Саксен склонился над ним. – Что это было?
«Все в порядке?» – подхватил Клут. Сокол был не на шутку встревожен.
«Думаю, да», – Тор осторожно приподнялся и заговорил в слух – в жизни не видел ничего более жуткого. Похоже, это Гидеон. Я слышал, как он меня звал: «Отец!» А потом... это даже связью разумов не назвать. Мне показалось, что мы стали единым целым. Вы... вы это видели?
Саксен покачал головой.
– Я ничего не видел. Мы спокойно шли, а потом ты вдруг упал на четвереньки и застонал так, словно задыхаешься. Спроси Клута: может быть, он что-то заметил?
«Вообще ничего, – признался сокол. – Я случайно взглянул вниз и увидел, что ты лежишь на земле». Тор посмотрел на Саксена и покачал головой.
– Нет, он не видел. Как и ты. А свет? Такой яркий, что глазам больно?
– Луна как светила, так и светит. Думаю, кроме тебя, никто ничего не видел. И не мог увидеть.
– Саксен! – Тор порывисто схватил клука за руку. – Все это время я ожидал, что встречу детей лет пяти-шести. Моим детям не может быть больше. Но этот мальчик, который воззвал ко мне... который назвал меня отцом... мой сын... Он, конечно, не юноша, но уже не ребенок!
Тебе просто показалось, Тор. Все случилось так внезапно... Наверно, ты испугался, когда увидел... Кстати, ты так и не рассказал, что там было. Ну да ладно. Знаешь, как говорят? У страха глаза велики.
– Нет, ты не понимаешь, – Тор поднялся и прошелся взад и вперед. – У него уже голос ломается. Мой сын вырос.
– Ты сам себя слышишь? Такого просто быть не может. Ребенок... Подожди-подожди. Ты сказал «дети».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61