священник, заставляющий его опуститься на колени сперва перед алтарем, а затем перед ним самим; отдающаяся ему девушка; вручаемый ему диплом об окончании колледжа; автокатастрофа, в которой девушка погибала. Затем световые карикатуры растаяли в воздухе, а вопли человека стали более приглушенными. Толпа маршировала мимо пирующего демона, грохоча, и лязгая, и распевая какую-то ритмическую песнь, которую я не мог толком разобрать; и тут на них с неба ринулся Крокодиан.
Я отвернулся, чувствуя тошноту и внезапный приступ клаустрофобии. Но тут мое внимание привлекло кое-что другое, замеченное краем глаза.
Я вновь вернулся к ограждению балкона и взглянул вниз: Далеко-далеко внизу притормаживал неопределенного вида автобус. Из автобуса вышли люди с пистолетами и направились ко входу в наше здание.
– О нет, – сказал я.
Кажется, я сказал именно это. Я вернулся в комнату.
Не иначе, это люди Шеппарда. Черные маги послали смертных, нечувствительных к силе Золота, чтобы забрать Мелиссу.
У меня не было никакого способа их остановить, но возможно, я мог направить их по ложному следу.

Я побежал вниз по ступенькам, успев добраться до площадки второго этажа, прежде чем солдаты ворвались на лестницу и окружили меня. К моему виску был приставлен пистолет, мне вывернули руку за спину.
– Давай-ка посмотрим на твой пропуск, – прорычал кто-то мне в ухо.
– У меня нет пропуска. – Я сказал им, что вышел из квартиры Пейменца, и тут же пожалел, что не прикусил язык. Я подумал, что не следовало им этого говорить.
Но оказалось, что это было как раз то, что надо. Они тут же отпустили меня.
Я вышел в вестибюль и увидел, что входная дверь окружена полукругом солдат. Ни одно из других зданий, стоявших рядом, не охранялось. Солдаты казались почти расслабленными, проверяя пропуску какой-то нервной старушки. Возможно, они были рады, что находятся здесь. Демоны боялись этого здания – ведь здесь было Золото. По окрестностям уже ходили слухи, что демоны не нападают на наш дом, поскольку боятся Мелиссы.
Взбираясь вверх по ступенькам – лифт, разумеется, не работал, – я понял, что солдат послали сюда благодаря контактам Ньерцы в правительстве, специально, чтобы охранять здание от угрозы людей Шеппарда. Автобус, виденный мною, привез солдат нам на помощь; они прибыли защищать Мелиссу, а не угрожать ей.
Тогда, видимо, можно было без опаски выбраться на крышу… выбраться наружу после всех этих недель, проведенных взаперти, оказаться на вольном воздухе…
Наслаждаясь затрачиваемыми усилиями, я вскарабкался до крыши. Оказалось, что я там не один.
Вначале я их не увидел, хотя и слышал доносящееся откуда-то дребезжание пианино. На крыше имелось небольшое строение, в котором находился лифтовой механизм и верхняя площадка лестницы, и когда я вышел наружу они были с другой стороны, позади меня. Я зашагал по крытой транспласом крыше к ограждению, радуясь свежему воздуху, но поглядывая, нет ли в небе поблизости Крокодианов или Пауков. Здесь, наверху, я не был защищен. Я был слишком далеко от Мелиссы и от тех, кого называли Золотом.
Потом они увеличили громкость, и я повернулся на звук. Это был какой-то извращенный дребезжащий регтайм – из тех, что играют на расстроенном пианино без фетра на молоточках.
Следуя за звуком, я обошел строение кругом и обнаружил там две фигуры возле синтезатора – один, высокий и костлявый, играл басовую партию, а другой, грузный, коренастый и в шляпе, тренькал в верхнем регистре. Синтезатор был переносной, со складывающимися стальными трубчатыми ножками и на батарейках; звук был довольно близким к акустическому пианино. Здесь, наверху, он звучал жалобно и потерянно. Я успел подойти к ним на полдюжины шагов, прежде чем осознал, что человек, игравший в верхнем регистре – грузный тип в залатанных джинсах и рабочих ботинках, в расстегнутом поношенном жилете, надетом поверх грязно-белой футболки… что его одежда росла на нем; это не была настоящая одежда, она была частью его кожи.
Стоило мне осознать это, как демон словно бы почувствовал мое присутствие; и хотя мне очень не хотелось видеть его лицо, Придурок резко повернулся ко мне всем телом и показал мне его, и мы оба знали, что я уже не смогу отвести взгляд.
Из его рта торчал предмет, выглядевший как курящаяся сигарета, от которой валил густой дым; но этот предмет не был сигаретой, не был даже предметом – это была часть его губы, вырост, выдававшийся из нее на три или четыре дюйма, хотя имитация была настолько совершенной, что имелся даже желтый сигаретный фильтр. У меня не было сомнений, что на нем написана и марка – а также что эта «сигарета» никогда не сгорала до конца. Лицо Придурка было вполне человеческим, с носом картошкой и бледно-голубыми глазами, немного великоватыми, с вялым лягушечьим ртом и острыми неровными зубами. Он не был карликом, но кисти рук были миниатюрными – если не считать длинных изогнутых когтей. Его одежда росла прямо из кожи, как черепаший панцирь; и в «ткани» жилета, штанов, а также с одной стороны шеи красно-желтыми пятнами зияли сочащиеся язвы. Придурки могут выращивать на себе какую угодно «одежду», но она всегда покрыта такими язвами.
На его голове была шляпа, настоящая шляпа, отнятая скорее всего у кого-нибудь из его жертв, – помятая серая фетровая шляпа, почти полностью потерявшая первоначальную форму.
«Придурок, – подумал я. – Черт побери, у нас на крыше Придурок!»
Его спутник был человеком – они часто брали людей себе в компаньоны на какое-то время. Подержав своих любимцев при себе – иногда с неделю, а то и больше, как я слышал, – они затем убивали их. При этом их дружки необъяснимым образом вплоть до самого конца не подозревали о своей участи.
Придурок говорил нечленораздельно, словно пьяный, шамкая, переходя от утробного голоса к визгливому.
– Явилш-шя, явилш-шя, мой мальч-ш'к, – сказал демон. – Вот-т и он! Роберт, ви'ишь этого парня? Как т'дума-ешь, он ведь настояш-шее благ'шловение для тебя, э?
Его тощий потрепанный дружок, человек на вид лет тридцати, с пустыми глазами, настолько красными, что я не мог определить их естественного цвета, хихикнул и потер грязной ладонью свой остренький носик. Его ногти отросли настолько, что уже начинали загибаться, словно в гротескном подражании когтям Придурка.
– Ты думаешь, у него есть порошок?
– А-ах-х, нет, нет, нич'о такого, Роберт. Я хоч-чу шка-жать, ч-щто он благ'шловение для тебя, потому-щщ я уже ш-шобирался пришить тебя от неч-щщ делать, а тут вот он! Да он же прош-што благошловение ш не-БЕЕЕЕЕЕЕШ! Хр-хрра-ни его Б-бох-х!
Роберт истерически захохотал, искоса поглядывая на демона: что это он там сказал насчет того, что собирался кого-то пришить?
Надеясь снова заставить их повернуться спиной, я сказал:
– Мне очень понравилась музыка. Хорошо бы послушать еще, если можно.
– Ты хоч-щщ п'шмотреть, щ-ш' может Роберт, э? – сказал демон; его «сигарета» подпрыгивала на каждом слоге. Придурок зацепил Роберта когтем за подбородок, так что у того по тощей грязной шее потекла, извиваясь, струйка крови. Роберт был весь покрыт небольшими шрамами и полузажившими порезами в тех местах, где Придурок, забавляясь, поцарапал его.
Роберт хихикнул, по-прежнему наколотый на коготь, которым Придурок рассеянно копался в его шее, словно человек, ковыряющий в носу. Роберт послал мне отчаянный взгляд, словно хотел что-то сказать.
Я знал, что это бесполезно – говорить демону: «Не надо, я не хочу видеть, как ты его мучаешь». Я пытался прикинуть, насколько быстро Придурки могут бегать и как далеко они прыгают.
Успею ли я добежать до двери строения?
Я старался оставаться спокойным, заставляя себя дышать ровно. Заморосил легкий дождик… усилился, потом стих, потом снова усилился… Мимо пролетел, кружась, клочок бумаги…
– Мне хотелось послушать музыку, – произнес я. – Я сейчас сделал бы все что угодно, лишь бы послушать живую музыку.
– Ш-шо ты г'ришь? Ждела-ешь в-все ш-ш' угодно?! Вот ч-щт' я хочу шлышать от ваш' брата! – а то: «Не хоч-щу того, не хоч-щу этого»… И убить шкуч-щно, и не п'говоритьтолком… Ну так жделай мне одну веш-щь. – Его сигаретоподобный вырост качнулся, -… и я шыграютебе отввяж-жную щ-штуч-щку… Там, внижу, девч-щонка – дащь моему дружку перегозорить с ней, шкажать ей парочку шлов – оштавлю тебя жить, буд'шь кор-ролем, кор-ролем, кор-ролем щ-шекр-ретов!
– Дай мне переговорить с ней, – повторил Роберт. – Всего парочку слов.
– Конечно… сейчас я ее приведу, – сказал я. – Минуточку!
Я повернулся к маленькому строению… к двери, ведущей на лестницу…
– Ч-щ-щщ! Нет, так не пойдет, парш-шивый ты ублю-доч-щный ч-щеловечишко! Ты врешь мне, мерж-жавечь, ты врешь… Нет, ч-щаш мы ч-шпуштимшя вниж – ты первый, а Роберт жа тобой. Ну и Роберт…
«И Роберт убьет ее», – подумал я.
– … мать! – сказал я вслух. «Давай же, беги!»
Я уже наполовину повернулся, чтобы бежать к двери. Придурок отпустил Роберта и пригнулся, готовясь прыгнуть. Я бы ни за что не успел добежать до двери. Если бы не вспомнил кое-чего, что слышал о Придурках.
Я вновь повернулся к ним, сунул руку в карман и вытащил четвертьцентовую монету с приставшими к ней нитками и крошками. Обтерев ее большим пальцем, я сказал:
– Слушайте – ставлю все что угодно, что у меня выпадет орел!
Придурок замер, потом выпрямился; его глаза блестели. Мне говорили, что Придурки никогда не могут устоять перед возможностью сыграть. Вообще-то они предпочитали карты, особенно покер, но, по всей видимости, бросок монеты мог сработать не хуже.
– Кидай! – велел демон.
Я кинул монету, поймал и, перевернув, выложил ее на ладонь.
– Орел! – провозгласил я.
– Но ты же ничего не поставил! – выпалил Роберт, подмигивая.
Я понял, что Роберт мне кое-кого напоминает: бойфренда моей матери, Куртиса. Как давно это было! Я сказал:
– Ставлю наши жизни, Роберта и мою…
– Кидай, ч-щ-щтоб тебя, кидай давай! В этот раж-ж орел мой, – прошипел Придурок, горящими глазами воззрившись на четвертак в моей руке и пуская слюни.
– Пожалуйста. – И я бросил монетку по направлению к дальнему углу крыши. Придурок кинулся за ней.
«Беги!» – беззвучно проартикулировал я Роберту. Он лишь смотрел на меня, разинув рот и тупо моргая, в его глазах блестели слезы.
Я ринулся к двери на лестницу.
– Э-эй, не надо, не делай этого! – хрипло завопил Роберт. – Он же…
Придурок испустил рев наподобие разъяренного кабана и заорал мне в спину:
– Ор-рел МОЙ-ЙЙ!
– Нет! – вскрикнул Роберт. Больше он не успел сказать ничего – был только крик. Он был настолько жалобным, что я приостановился около строения, как раз возле угла, за которым была дверь, и обернулся. Никогда не стоит оборачиваться, чтобы посмотреть на демона.
– Хоч'шь вжглянуть – у меня ждешь ешть кое-щщ' для тебя! – позвал Придурок; его «сигарета» подпрыгивала во рту, одной когтистой лапой он придерживал Роберта, лежавшего лицом вниз, а другую запустил вглубь его спины; хватка демона смыкалась на позвоночнике корчившегося человека. Он уперся одной рукой, другой отработанным движением потащил на себя – и вытащил из тела Роберта его позвоночник, целиком, словно хребет из разваренной рыбы, хотя он еще был прикреплен к черепу. Наконец вытащив позвоночник наружу, Придурок махнул им в мою сторону, как кропилом. – Хощ-шь, будем дружить – получ'шь бешшмертие, будешь жнать вшякие шекреты и вше такое; я научу тебя делать вшя-кую такую херню, а, ч-щто шкаж'шь?… – Он приближался ко мне, помахивая Робертовым позвоночником, словно сегментированным капающим красным посохом, приковывая к нему мое внимание.
Встряхнувшись, я побежал к двери, к лестнице, перемахнул через перила, пролетел двенадцать футов Около 3, 6 м.

– может быть, больше, – приземлившись на площадке внизу и чуть не переломав себе ноги; у себя над головой я слышал шаги демона, неестественно мягкие для его ботинок; мимо моего уха пролетело красное костяное копье и кануло в лестничный пролет.
Я оказался внизу лестницы, лишь чуть-чуть опередив Придурка, свернул в дверной проем, пробежал по коридору и кинулся к двери квартиры Пейменца. С обостренной ужасом концентрацией сунув ключ точно в замочную скважину и не потратив при этом ни единого лишнего движения, я повернул ключ, распахнул створку, вынул ключ и вбежал внутрь, захлопнув за собой дверь и во весь голос зовя Мелиссу, словно какой-нибудь сопливый несмышленыш, ищущий защиты у мамы.
Но когда она вошла в гостиную и положила руку на замок, я услышал – почти немедленно – поспешные шаги Придурка, мягко удаляющиеся прочь по коридору.
Немного спустя мы услышали за окном шелест крыльев и, взглянув, обнаружили там Крокодиана, слетевшего с крыши с Придурком в лапах; они немного помедлили, зависнув футах в пятидесяти за перилами балкона, издали разглядывая нас, а затем Крокодиан, неуклюже хлопая крыльями, унесся прочь.

На следующий день после встречи с Придурком я с потрясающим безрассудством решил проведать некоторых из детей, которым раньше давал уроки рисования. Солдаты отказались сопровождать меня. Я добрался до места, не наткнувшись ни на одну шайку. По пути я видел все то, что описано в начале этой повести. Молольщик, человек в «вольво» и я – спешащий на урок рисования.
Возвращаясь домой, я был вынужден свернуть, избегая встречи с грузовиком, полным пьяных подростков. Это была одна из банд истеричных юнцов, считавших, что им назначено осуществлять последний суд, наказывая врагов Господних – а ими были все, кто попадался на их пути, когда они выходили в город поразмяться. К счастью, в половине случаев их ловили демоны. Они чуть не настигли меня, но я проломился через остатки сгоревшего ресторанчика «Тофу Шеф» и оторвался от них на следующей улице.
С тех пор, вот уже несколько дней, ничего не слышно. Затишье. Кажется, сегодня утро понедельника. Во всяком случае, снаружи все серо и уныло, как и должно быть в понедельник утром. Лишь изредка доносится одиночный выстрел. Бандиты скорее всего. В последнее время они стреляют в первого встречного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50